Вернуться на предыдущую страницу

Свежий номер

No. 10, 2005

     

Смешанная техника

 

Максим Бородин

 

КОММЕНТАРИИ К ТАНЦАМ

 

Для меня Поэзия как инвентаризация:
если чего-то не хватает — надо писать объяснительную,
если чего-то сверх нормы — опять же — надо писать объяснительную.

Эмма Синица

 

ТАНЕЦ НЖАН

* — весной, когда деревья распускают свои руки в надежде заполучить в свои объятия мало-мальски приличный кусок неба, этот танец как нельзя кстати. Короткими перебежками я пересекаю площадь, постепенно ускользающую из-под ударов первого в этом году ливня. Я пытаюсь успеть на маршрутку, чтобы минут двадцать пересидеть в тесноте и духоте ее качающегося нутра, а потом опять продолжить свой веселый танец мокрого инженера-строителя, который непременно завершится словами: "Извини, но я опять забыл купить хлеба".

 

ТАНЕЦ АЛ

* — я танцую этот танец по утрам, иногда сам, иногда с работниками «Горгаза», которые вкрадчивыми движениями отрывают от фантастического цветка человеческих пороков хрупкие лепестки внимания. Я стою у забора и смотрю, как люди медленно спускаются по улице, плавно передвигая ноги и напрягая мышцы рук, в которых они несут картофель и консервацию, хранимую ими в гаражах, расположенных неподалеку... Они смотрят мое выступление из третьего ряда... Они аплодируют мне из партера и кричат с галерки… Когда наконец приходит усталость, я затворяю калитку и захожу в дом, где завершаю этот танец горячим чаем и крепким полуденным сном, спускающимся по улице.

 

ТАНЕЦ БУ

* — у гитары есть драгоценное свойство — чувствовать настроение. Когда мы с ней в полном одиночестве передвигаемся по комнате или сидим на полу в углу за диваном, нам кажется, что тишина, задвинутая в ящики посудного шкафа, расставляет своих агентов по всем нотным тетрадям, по всем магнитофонным записям и потолкам. Мы до утра ломаем тени, надеясь найти внутри предательские жучки, записывающие наше отчаяние на ленты Млечного пути... на ленты подводных течений... холодных и теплых... И все это вертится в голове, цепляя струны тонкими пальцами часовых стрелок, и все это дает надежду приобрести опыт общения с самим собой и с тем, кто заменит меня потом.


ТАНЕЦ ЧЫ

* — я выхожу из дома, чтобы засвидетельствовать свое почтение островам в океане, оазисам в пустыне и узким тропинкам в горах. Солнце стоит еще низко, и я, прищурив глаза, начинаю ходить вокруг дома, вокруг деревьев в саду все быстрее и быстрее, все быстрее и быстрее, тем самым приводя в движение невидимый механизм ежедневных проблем, тем самым поднимая на тонкой нити молчания неведомый смысл этого танца. Я танцую его в надежде привлечь к себе внимание соседей, утопающих в цветущих садах своего юридического права.

** — третья позиция: я и лопата. Заполняя землей невесомый шар своего настроения, нужно помнить о правильном дыхании: вдох через нос, выдох через рот, вдох через нос, выдох... И тогда птицы, парящие над городом, опустят свои грешные тела на землю и воскликнут: "Слава тебе, танцующий на земле!" Слава вам, танцующие в облаках.

 

ТАНЕЦ АШУ

* — это парный танец. Мужчина и женщина не видят друг друга, не слышат друг друга, поглощенные изучением далеких облаков, наплывающих из-за горизонта и принимающих причудливые формы. Животные, деревья, дома, фигуры людей, смешиваясь с солнечными лучами, шумно ходят по крышам домов большими, тяжелыми компаниями. Они напоминают школьные каникулы... Этот танец неотменно нужно танцевать в рабочее время, на рабочем месте, в присутствии начальника. Единственная проблема — скоординировать свои действия с невидимым партнером, особенно если вы даже не знаете, с кем танцуете, с кем делите этих воздушных слонов и облачных зайцев, с кем собираетесь протанцевать всю оставшуюся после увольнения жизнь.

 

ТАНЕЦ АЛА

* — в этом танце главное — уметь разговаривать с самим собой. Это очень трудно. Я танцую его тогда, когда необходимо встряхнуться, заставить перейти свою жизнь на жесткий режим существования без соплей и слез, без правок и запятых, без... Я хожу по улицам города, толкаясь и обходя выбоины на тротуарах. Я говорю сам с собой. Я кричу на себя так, что останавливается транспорт и прохожие лезут на меня удивленными взглядами. Я разговариваю об этом мире, втиснутом в мои убеждения, в мои мечты, в мои воспоминания, в мои восторги... Наверное, это самый трудный танец... самый важный танец... самый красивый танец...

** — Молчи, — говорю я себе, — молчи. — И я молчу, танцуя внутри себя без остановки, без отдыха, с утра до ночи, с ночи до утра, и только ресницы выдают меня с потрохами, немея кончиками... тонкими... тонкими... тонкими...

 

ТАНЕЦ ИЙ

* — лучше всего мне помогает вода. Если нет возможности с разбега броситься в холодные линии реки, я просто принимаю душ. Выстаиваю часами... Без движения, закрыв глаза, заговаривая первые привязавшиеся фразы, я впитываю в себя силу глубоководных рыб, энергию терпящих кораблекрушение и постоянство водопроводных труб, проложенных в самое сердце... Так ежедневные проблемы отходят на второй план, так тело приобретает изначальный смысл, так душа возвращается на землю — продолжать путь — все дальше и дальше в глубь самого себя. Я танцую от радости... Я танцую от гордости за себя и за тех, кто умеет танцевать эту жестокую, прекрасную, подлую и такую необыкновенную жизнь.