Вернуться на предыдущую страницу

No. 1—2 (14—15), 2007

   
КОРОТКАЯ ПРОЗА



Игорь ТЕРЕХОВ



АРАБЕСКИ И ИСТОРИИ



ИНОЙ МИР

Посмотрел в кружку: кипятильник плавает Венецией, пузырьки со спирали выпрыгивают в воду, как водолазы с борта лодки, чай будет сладок и пахуч, красно-карминного цвета. Пришли два молодых человека, глаза красные, рукопожатия обволакивающие: наркоманы, гомосексуалисты, незнакомый мир, просят послать message в другой мир, за океан. За окном на улицах туман, вытянутые силуэты, меж деревьев проходят живые цитаты из Гофмана и Шамиссо — вот иной мир, какого вам еще нужно? Пошлость начинать новеллу с описания природы: XIX век. Соснора иногда начинает с ландшафтов, делает вид, что его это не касается, он не боится пошлости: нобелиат, балтиец, меня многие в мире знают, — знали, все многие уже там, где кущи и несъедаемые плоды. Здесь — только свои: человеки, а они ничего не знают. Начинают знать тогда, когда им расскажешь или покажешь. Так устроены. На автобусной остановке пожилая женщина спрашивает, в каком направлении можно уехать с этой остановки. Не знает, что у нас правостороннее движение, а ведь не приезжая. Экспонат музея народного творчества. Туда ходят народники и плачут. Антинародники заходят за злобой. А мы в нем просто живем. Еще одна пошлость: завершать написанное эффектной концовкой. С этим можно бороться только одним способом: вовремя ставить точку. Точка. Конец.



ЖИЗНЬ В ТУМАНЕ

Дни неправдоподобной для календаря жары, — вмиг исчезли с улиц демисезонные пальто и куртки, по бульварам начали фланировать летние пиджаки и гавайские рубахи, украшением улиц вновь стали мини-юбки, а на открытых водоемах уже готовились к открытию купального сезона, — сменились привычной порой туманов. Заезжий красно-полосатый цирк "Колизей" приземлился инопланетной тарелкой на площади позади стадиона. В клочьях тумана в космической тарелке исчезают посетители цирка. Они переносятся в неведомый городским властям мир. Молодой кинорежиссер по фамилии Феллини записывает свои первые впечатления для будущего фильма. Из тумана проступают ветки деревьев. Медленно, словно стада коров, ползут по мокрым мостовым автомобили. Промокшему полицейскому кажутся подозрительными все люди, находящиеся в этот час на улице.



ВО ДНИ ТОРЖЕСТВ

Особенно ущербно во дни торжеств народных. Горожане со счастливыми улыбками на помятых лицах снуют по городу с полными авоськами нехитрой закуси, а ты недоумеваешь: к чему все эти винегреты? холодцы? московские салаты с колбасой? Где пиры духа? Где воздушные пируэты софизмов и апорий? Куда уехал цирк Романа Якобсона? Флоре приснился сон, что ее поместили в больницу для душевнобольных, где стали колоть сильнодействующими лекарствами, от которых она моментально заснула, — ей приснился сон, что она стала императором Чжуан Чжоу и вместе с ним размышляла, кто она (он) на самом деле: император-философ, которому снится бабочка, или бабочка, которой снится Чжуан Чжоу, т.е. она сама, но тогда почему она бабочка, а не кузнечик или божья коровка. Когда Флора проснулась, она увидела вокруг совсем другие лица, отличные от тех, что ее окружали при поступлении в психушку. Она спросила доброхотов про меня, ей сказали, что я был здесь (в смысле: там), но поскольку она спала несколько лет, то уехал куда-то, не оставив адреса. От страха Флора проснулась уже по-настоящему и отправилась на кухню пить воду и курить длинные сигареты. Посмотрела в холодильник: из него вылетела бабочка! А из зеркала на нее глядела бородатая физиономия китайского философ-императора: с праздником вас, дорогая!



ПОЧЕРК

Нет у меня почерка, как у героя Шамиссо не было тени, слова записываются не скорописью, а закорючками, фрагментами букв, осколками знаков, каллиграфия руинного мира, ежедневный ужас школьных уроков чистописания, только успехи в математике и родной речи спасали падающие ряды палочек и нераспустившиеся бутоны букв, затухающие волны в написании согласных, неразличимость гласных. Увеличительное стекло выхватывает часть строчного ландшафта: он не столь устрашающ, как без окуляров, в росчерках пера, наклонах букв, их сопряжении и отталкивании чудится перекличка с рукописями главного гения России, оригиналы их хранятся в Доме на набережной адмирала Макарова, золотой запас нашей словесности, конечно, двести лет разницы отражаются в написании букв на бумаге, а разница между золотым веком литературы и временем фальшивых драгметаллов просвечивается в содержании строк, но есть общее: мы русские люди, у нас одна родина — Россия, одни кумиры и герои, и это отражает увеличительное стекло.



ТЕНЬ ШЕКСПИРА

Клуб читателей Монтеня возглавляет яснополянский старец, в спешке шекспировского побега из дому, — не любил стратфордца, плевался, видимо, видел себя в кривом зеркале его зеркал, — не взял с собой книг, просил потом дочь прислать ему Монтеня и Плиния, я в этом клубе всего лишь младший читатель, осенними тусклыми вечерами поглощающий свободную мысль в стране, где мысль есть государственная собственность.



КОМПЕНДИУМ ПРОТОКОЛИСТА

Книгу назвал "Компендиум протоколиста", название нравится, рукопись красивая, отнес ее в 3,14-издательство, директор не дурак, спросил, что значит "компендиум", объяснил толково: краткое изложение какой-либо теории, в д.с. моих взглядов на мир, время, человечество, по-привычному — публицистика и опыты в прозе, вырезанное из газет, журнальных разворотов и еженедельных столбцов за декаду переломных лет. Директор сказал: будем смотреть добрыми глазами, пошутил, обменялись рукоприкладством, другие редакционные чины про название не спрашивали, сразу рекомендовали название изменить, (а м.б., еще и автора?), советы принимаются только на бланках почтовых переводов, в противном случае присланные или нашептанные материалы администрацией рукописи не рассматриваются. Звонит редактор: назначен на подготовку, прочитал дважды, по прочтению размышлял (первый читатель!), что-то заменить, последний раздел расширить, подумать все же над названием, яволь, герр принтерфюрер, мы хоть и гении, и состоим на особом учете у вечности, но ценим непредвзятый взгляд, готовы работать над собой, над рукописью, над девушками. Готовим второй вариант: через два интервала, в строке 65 знаков, с положенными абзацами и отступлениями, исправления и добавления за счет администрации рукописи. Совершаем второй крестовый поход в 3,14-издательство, снова обмениваемся рукоприкладством, редактор говорит, что через две недели рукопись можно запускать в производство. Проходит год — двадцать четыре раза по две недели! — рукопись лежит все там же: в шкафу редакции многострадальной русской литературы. Вот и ходи после этого по редакциям и 3,14 издательствам, верь — доверчивый! — словам людей, связанных с изготовлением печатной водки. Нет, только в обществе близких по духу — олимпийцев, нобелиатов, карменсит и мукомолов, — можно вкушать спокойствие и отдохновение.



ОТВЛЕЧЕНИЯ

Молодые люди: он весь какой-то наклоненный вперед, а она откинутая назад, как верх спортивного авто. Идут рядом, разговаривают. Угол между их торсами на уроках геометрии называют прямым. Слова их должны быть перпендикулярны, они могут либо сталкиваться, либо притягиваться, но не могут течь параллельными потоками. А это печально, потому что простое, житейское счастье символизирует параллель, а не прямой угол. И перекрестная рифмовка юных тел останется всего лишь еще одним воспоминанием об этой осени. Другой параллельный мир — компьютерные карточные игры. Когда начальник лагеря товарищ Дынин ловил на неспортивном поведении пионеров моего призыва, они всегда в качестве предпоследнего аргумента предъявляли потрепанную колоду. В картишки, мол, дуемся. "А, понятно", — делалось разумно товарищу Дынину. (См. культовый фильм реж. Эл. Климова.) Временами кажется, что вовсе не зазорно встретить последнюю минуту данной параллели за перекладыванием "мышью" валетов, дам и королей. Все-таки галантное общество, строгая иерархия чинов и никаких поползновений на пространство чужого чувства. Все наши занятия всего лишь отвлечения от мыслей о готовящейся встрече, считал Паскаль. Из них не самое худшее — разглядывание осени.



ДЕВУШКИ-ХОХОТУНЬИ

Ждал Флору, она не шла. По дороге шли девушки, хохотуньи, им покажешь орех, они хохочут: маленький; им расскажешь про математику, про квадратный многочлен, они недоумевают: разве и такие бывают? В детстве нехорошие мальчики, те, с которыми не разрешалось водится, пели: мальчик — мал, мальчик — глуп, он не видал больших залуп. Про кого они пели? Не про тебя, тебя не замечали, ты был на обочине, негромкая фраза в контексте двора. Они пели про себя, им казалось, что главное — большая залупа, нацеленная в такую же большую красную вагину, баллистическая ракета, летящая на Америку. Дух милитаризма витал над нашими дворами и подвалами, еще были живы инвалиды последней войны, разъезжавшие по улицам на дощечках с колесиками из шарикоподшипников. Мальчишки подражали им, делали самокаты на подшипниках, они ужасно скрипели и сыпали искрами, когда герои дворов и улиц летели на них с заасфальтированных городских горок.



ХРУСТАЛЬНЫЙ ГОРОД

Хрустальный город непонятно какого века: мы — бывшие ученики специальных и общедоступных школ — считаем, что еще продолжается ХХ век, ведь всякий десяток должен завершаться десяткой, но никак не девяткой, потому что если будет так, то когда-нибудь очередной десяток завершится уже не девяткой, а восьмеркой, потом семеркой и т.д. Придет в негодность десятичная система исчисления, а вместе с нею навсегда исчезнет Бог, и наступит великая тьма, — мы против. Церковь же пышно празднует наступление нового века и нового тысячелетия — миллениум пришел на нашу землю! — две тысячи лет назад волхвы увидели звезду над Вифлеемом! — чудо свершилось!
Академия наук России принимает соломоново решение: 1. Третье тысячелетие от Р.Х. наступает 1 января 2000 г.; 2. Те, кто не признает христианской традиции летоисчисления, могут считать началом третьего тысячелетия 1 января 2001 г.
Господа книжники и фарисеи, как и две тысячи лет назад, ставят перед нами дилемму: хотите спасти Бога — отрекитесь от Него. Кто из нынешних жителей хрустального города готов пожертвовать собою и своим добрым именем во имя Грядущего Спасителя?
Новое Евангелие раскрыто на чистой странице.



КНИГИ ДОЖДЯ

Жизнь без книг в городе без вывесок и надписей на заборах. С утра идет дождь. На веревке вторые сутки мокнут белая рубашка и полотенце для рук. По телевизору показывают Олимпийские игры. Жаждущим рекордов и славы предлагается бегать в пространстве замкнутого стадиона. За хорошую беготню дают жетон и немного денег. Если бегать всю жизнь, можно скопить много денег. Это олимпийский девиз. Второй тоже известен: главное участие, не победа. Остроумец непременно добавил бы: и не "москвич", и даже не "волга". Мы не царские поручики, чтобы так острить. Мы — олимпийцы, не динамовцы, а гетевцы, участники отборочных соревнований за место в вечности. В нашем телевизоре нет ламп, триодов, микросхем и прочей проволоки. В нем — свеча. Будда Нам Чжун Пака сидит перед его экраном. Не будем его тревожить глупыми вопросами про результат незавершившегося матча. Лучше тихо выйдем на улицу. Там по-прежнему идет дождь. Если долго в него всматриваться, капли начнут принимать форму букв. И тогда можно будет читать книгу дождя, книгу деревьев, книгу намокших автомобилей.



УЖ ЛУЧШЕ ПОСОХ И СУМА

Ящики письменного стола вывернуты, бумаги перемешаны, у некоторых блокнотов оторваны обложки, не хватает многих страниц, папки свалены в кучу — что они искали? мое сокровенное слово? скрытые цитаты из Монтеня или Паскаля? третье послание к Фессалоникийцам? Оскверненные бумаги лежат как поруганные девы, прикрывшись рогожей.
Дух сикофанства и надзора витает над этой местностью. Ее обитатели ведут дневники наблюдений, обмениваются слухами и ночными звуками, мечтают о шапке-невидимке и служебных сапогах-скороходах. Впрочем, не лишены творчества: истории про доброго папу-следователя, вора — сына прокурора, соседскую бабушку — резидента шести вражеских разведок.
Венец комендантского творения — ночной допрос: кто у них начальник веры? а начальник жанны? мариимагдалины? не врать: Его никто никогда не видел! И тут же: кто был главным военным советником в Анголе? с какой базы вылетали на задание? какие были запасные варианты на случай неявки "родственника"? "помилуйте, ко мне все это не имеет никакого касательства" "к Нему будешь обращаться за помилованием! мы не раздаем милостей от природы, взять их у нее — наша задача!"
Вдохновенная каллиграфия режима: составление каталога оплошностей и прегрешений, зарисовки мест невстречи, игра в бисер архивных карточек, записи мнимых чисел, дактилоскопия иррационального мира.
Спасение только в побеге, уходе в одиссею, в монастырь, на синай. Открывается путь странничества. Уж лучше посох и сума, говорил тот, который для себя все-таки предпочел пулю.



ПОЕЗД КИМА ЕХАЛ ПО РОССИИ

На балконе соседнего дома стоял парень и мочился на прохожих с двенадцатого этажа. В первых числах месяца жара спала, но ее последствия длились.
По главной улице разгуливал карлик с выпученными глазами. Он был одет в армейские одежды. И хотя на форме не было знаков различия, милиционеры, как законопослушные граждане, отдавали ему честь. Длинноносый олигофрен лизал мороженое и предлагал девочкам поиграть с ним "в больничку". Те шарахались от его седой щетины. Графоманы спешили в редакцию журнала "Литература либо жизнь". При встречах друг с другом они театрально потрясали килограммами рукописей. Близнецы Кока и Кика выделывали на площади свои привычные трюки по материализации духов героев контрреволюции. Фалалей пристроился метродотелем в подпольном кафе для нелегальных торговок золотом. При встречах предлагал зайти к ним отведать лагмана. "С кокаинчиком", — подмигивал он. Вся рота железных дровосеков была в сборе.
Зато куда-то пропал картезианец, прогуливавший на проволоке двух ужасного вида животных. Мы еще спорили с Флорой, гиены это или шакалы. Однажды наш пес Котя чуть не сцепился с этими существами. Он, как обычно, полез к ним знакомиться, а они расценили его действия как прямую агрессию. Пришлось Флоре проводить миротворческую операцию с выносом собачки на руках из зоны конфликта.
Как ваша фамилия, спросила меня вахтерша Дома печати. "Вудворт или Берстайн, точно не помню. Запишите любую", — сказал я, проходя мимо нее походкой героев "уолтергейта".
А по России ехал поезд председателя Ким Чен Ира. Художник А. на встрече творческой интеллигенции республики К.-Б. предлагал запретить знаковую живопись. А моих друзей К. и Ц. сослать на Соловки. По телевизору рекламировали пиво "Солодов". В штате Миссиcипи умерла Юдора Уэлти.



ЗАВЕРШАЕТСЯ НАША ЭПОХА

Под вечер огромная темная туча появилась над городом, как кепка-аэродром над головой безумца. В просвет между тучей и окрестностями хлынуло солнце. Золотистый свет в одно мгновение превратил заоконные виды в причудливые ландшафты Клода Лоррена, облагородил облупившиеся стены домов, покрыл сусальной позолотой деревья и высветил девушек призывного возраста. Разнокалиберные птичьи стаи совершали последний облет подконтрольных им территорий парков и площадей. На фоне типовых параллелепипедов и авторских многогранников их оптические волны выглядели книжными иллюстрациями к произведениям романтиков. Пока еще блеклая, словно завернутая в целлофан, луна спешила занять свое место на небосклоне. В споре с Артуром Кларком о возможностях техники Клайв Льюис и Толкиен утверждали, что польза от машин исчерпывалась приготовлением трубочного табака и транспортировкой читателей в Бодлинскую библиотеку. На улице мне повстречался знакомый мальчишка пяти лет. "Что это у тебя?" — спросил он. "Сумка". "А что ты в ней носишь?" "Различные бумаги и книги". "А что такое книги?" У мальчика много электронных игрушек, он всегда хорошо одет, по видику смотрит специальные подборки лучших американских мультиков. Только о книгах никто ему никогда ничего не рассказывал. Конец века плавно переходит в конец тысячелетия. Завершается эпоха читателей.



КТО-ТО ДОЛЖЕН РАЗБИРАТЬСЯ В ЗВЕЗДАХ

В любой дыре хоть кто-то должен разбираться в звездах, писал когда-то Фрост. В нашей дыре столько человек считало, что они разбираются в галактиках, что я часто со своим телескопом не мог протиснуться к небосводу сквозь частокол подзорных труб штатных наблюдателей. Соотечественники Фроста со свойственной им непосредственностью и инфантилизмом бомбят братскую Югославию, утверждая на Балканах прочный мир и торжество прав человека. Мусульманин К. говорит, что не спал всю ночь, недоумевая, почему наши корабли и доблестные ВВС не начали маневры перед носом натовских вояк. А бывший управляющий международными делами новой России по ящику недоумевает, почему мы опять остались в стороне от цивилизованного мира и не разгребаем жар руками для стратегов с Потомака. Гнусь национального позора и разложения разлита в атмосфере этих дней. От нее не спасают ни водка, ни коньяк, непотребный дух перебивает только пиво. В четвертую ночь налетов сербы сбили самолет-невидимку "Стелс", что в переводе на человеческий означает "звезда". В их дыре тоже нашелся кто-то, кто разбирался в звездах.



РЕКА ВРЕМЕН

Река времен бурлила по главной улице. Нам — пальмирцам, — не привыкать к наводнениям. Но перебраться с этого берега, где антисухо и температура по Фаренгейту, на тот, где молочный фатерланд, все равно, что попасть в будущее. Гость из будущего, наоборот, стремился в настоящее по пояс в воде. Его чуть не сбила проплывавшая мимо машина. Еще несколько девушек, приподняв мини-юбки, штурмовали будущее. За ними пристально наблюдали любители уличных наблюдений. Северные пальмирцы, дети мои, пел старый акын. Уважаемый, помогите пересечь разбушевавшийся Рубикон. За букет червонцев нанял авто чтобы миновать перекресток. В гарсоньерку попал, не замочив подметок, — истинный пальмирец!" Вот, что значит ум против грубой силы", — любил повторять в таких случаях однокорытник по факультету имени Мариуполя. Попил чаю с водкой по старому ямщицкому обычаю. Потом стал названивать в Пальмиру. Не для того, чтобы сообщить о достижениях в преодолении водных преград. А исключительно для того, чтобы узнать о результатах преодоления воздушных просторов. Никто не отвечал. Стал смотреть телескоп. Там вихлялся мин-херц иностранных знаний. Захотелось ущипнуть его за зад. "Содомит", — вынесла промежуточный приговор Флора. Не стал его оспаривать, приказал вместо приговора вынести еще одну рюмку водки. И еще раз сблизился с народом. Без пятен ложного стыда листал антинародное искусство Луизианы (1). Рукотворная пальмира возникла на берегу моря в 1958 году. В эту эру добрая мамаша отправила меня с ранцем за спиной в первый класс "Д" (антиумники!) СШ № 10 далекого города А. Оригинальный подарок братского, — сорок тысяч братьев! — эльсинорского народа школьнику гиперборейской равнины. Завершено строительство храмовых сооружений в памятном 1991 году. Надо было нам, дорогая Флора Грант, не защищать БД, а эмигрировать в Луизиану. Полотна Корнелиуса, Алеши Энского, златовласки Пидерсена, красавцы Ветчинкина и Джифарса, объекты Эраста и Большого Билля, летатлины Малдера, японский камнепад. Живопись — это нечто среднее между искусством и жизнью, сказал один из них. "Когда и твои работы вывесят на берегу, будем считать, что искусство сравнялось с жизнью", — сказал по телефону Андрею К. "А когда поедем в деревню?" — спросил он. "Когда на смену циклонам придут антициклоны". И снова набирал Пальмиру. Как персонаж газетного эпоса. Алиса все-таки ответила: "Турболет задержали!". А кто задержал, не сказала. Пришлось гадать: экскурсоделы, сбытчики памятного, таксеры, ночные портье, сервировщики столешниц, хранители валют, гандольеры — все могли быть причастны. Впечатления словами не передать, сказала Алиса. Придется посылать на местность К., он напишет виды и ландшафты, реалист. Впрочем, он и там будет писать деревню. Известное дело: приват-доцент нашего факультета живописал там путешествия по деревням в поисках живой воды. "Папашу-то видела?" "Видела" "И туфельку целовала?" "Целовала!" "И что?..." "Хочешь спросить, велел ли он что-нибудь передать тебе?" "Трепещу загадывать". "Сказал, чтобы не злоупотреблял альфой и омегой" "Мудрофилией и древнепромыслом?" "В прямом — водочкой и пивом! Особенно, когда переплываешь реку времен". С того берега ей не было видно, что омеги сегодня не было совсем. Но молодость была уверена, что она всегда права.



ОСТАВШИЕСЯ ДАРЫ

Перечитать стихотворение дважды, сперва про себя, потом вслух, чтобы ощутить во рту солоноватый вкус свежести и свободы. Выпить зеленого чаю Hilltop. Проверить перо (шарик?) новой ручки: "как превратился в даоса, — вот загадка". Вспомнить: цивилизатор бредил антидаосами. И тут же уточнить: любовался учителем Куном и фалангами цзяофаней. Записать аргументы спора: даосы ранили сирого из малых сих? а эти, строевики, с серпами? нет, меня искать среди пьяных монахов и фей! третий слева, в кепке. Улыбка во весь рот, взор к небесам, портфель с записками и выписками раскачивается справа. С годами походка стала как у старшего Ф. Основоположник двигался по Невскому весь перепачканный мелом. Путь пролегал из другого Фонтанного дома в аудиторию № 66. Мы приветствовали: "Добрый день, Дмитрий Константинович!" "Опять занятиями манкируете, молодые люди?" — любопытствовал основоположник. "Следуем в Лавку стихов!" — признавались мы. "Тоже касталийское занятие", — выносил вердикт великий магистр гармонии. Записать в ежедневник: можно ли рассматривать вердикт как напутствие? Подчеркнуть тремя линиями для памяти. Пересчитать оставшиеся дары: несколько книг стихотворений и прозы, китайский чай, туман в волосах Флоры, улыбка маленькой собаки, признавшей в тебе хозяина, расцветшее у железной дороги дерево. Потом отложить перо. И уже спокойно наблюдать, как город за окном заполняется спецназовским газом.

Они различают вдалеке большие костры и палаточные лагеря надоедливых индейцев. Большинство из них — солдаты, желающие бежать нищеты и нищенской грязи полуострова. И быть, кроме того, столь же далеко от Церкви и могил предков.