Вернуться на предыдущую страницу

No. 1 (17), 2008

   
СИЛЛАБО-ТОНИКА



Антон НЕЧАЕВ



БЛАГОДАРЮ



ТАНЦПЛОЩАДКА

Смолкла музыка. Танцплощадка,
словно убитая куропатка,
перышки изгороди разбросав,
отрезвела, с небес упав.

На женщин набросились пацаны,
как обезумевшие слоны,
лавочки крашенные круша,
водкой отчаянье заглуша.

А красавицы растерялись
и в плену оказались
одичавших людей-
зверей.

Между ног у них сладко,
и губная помадка
вперемешку со свежей кровью
настоящей пахнет любовью.



* * *

Иностранец,
я скольжу по твоей руке:
танец
спички на коробке.



НАПАРНИКУ

Государство топит души,
словно в небе шарики.
Хорошо ходить по суше,
если есть напарники.

У тебя в кармане гильза,
у меня взрывчаточка.
Запылает славно мыза
скареда-начальничка.



КОНСТРУКТОРУ

Конструктор синих кораблей,
алмазных пылесосов!
Ты уведи меня скорей
в страну богатых боссов.

Там улыбаются слегка,
приказывают тихо.
Там на полу лежит икра,
а на столе — чувиха.



* * *

Кому жизнь — сигарета,
кому — только влагалище.
Кому — крохотка света
да дорога на кладбище.

Ну а мне оцепление
да медвяная рожь,
да сухое терпение,
от которого пьешь.



* * *

Небо вверху ничье.
Лето давно прошло.
Что же тебе еще?
Девушке хорошо.

Дико скрипит кровать.
Кто-то не будет спать.
Кто-то сразу уснет,
что-то во сне поймет.

Выстрелит, помолчит
ночь за пределом нас.
Тихо душа стучит
в ржавый дырявый таз.

Где-то шумит вода,
где-то гудит огонь.
Рушатся города,
бешеный мчится конь.

А у меня в тиши
сколько веков прошло?
Хочешь, канкан спляши!
Девушке хорошо.



* * *

Тварь живет так, как она живет.
Пиво пьет и зерно жует,
моет пол, подрабатывает на базе
и хранит десятки в стеклянной вазе.

А предложишь ей золотой брусок
иль шикарной шляпой прикрыть висок,
так она растерянно ухмыльнется —
отвернется.



В НИРВАНЕ

Хожу в рванье, зато в нирване.
Ношу сокровища в кармане:
четыре спички, коробок
и вшей катаю между ног.

К чему сведет меня дорога?
Клетушка, гнездышко, берлога,
сарай в затерянном краю —
благословясь, благодарю.



ЭКСКАВАТОР БЕЗУМНЫЙ

Сошел с ума могучий экскаватор:
копает и копает, и фырчит,
а наша обреченная палата
в окошко безучастное глядит.

Растет гора. Уже не видно сопок.
И вышки заслонила, и забор.
А нам все снится море и Европа,
покуда урезают кругозор.



* * *

Ты возвратилась ночью, почти под утро.
Хмуро глядишь, облако под глазами.
Куда-то девались помада, колготки, пудра.
Из сумочки выпало фото. Там тип с усами.

Скоро уйдешь? Понурая, неживая,
бреешь под душем под животом, подмышки
и, голубые колени едва сдвигая,
как автоматчик с вышки,

смотришь надменно на легкий невкусный завтрак
и не притронешься. Только гремучий кофе
хлещешь и возишь по стулу задом.
Ты не со мною. Пофиг.



* * *

Дождь идет. Мы из окошка
наблюдаем за дождем.
Я люблю тебя немножко
и не плачу ни о чем.

Завтра будет. Будет сыро,
будут лужи и плащи.
Я куплю вина и сыра,
хлеба, спичек. Не взыщи.

Заливает время табель
беспросветною водой.
За окошком много капель.
Нету нашей ни одной.



ДЯДЯ КОЛЯ

Дядя Коля был уволен
изо всех возможных мест.
Подружился с алкоголем:
и сухарика не съест.

Только хлещет, дует, квасит,
да прохожих в спины бьет,
по утрам жену дубасит,
к участковому нейдет.

Ох, за что нам эта доля, —
причитают мать, жена.
Наш тихоня дядя Коля
обезумел от вина.

Дядя Коля, дядя Коля,
недостойный человек!
Отвернись от алкоголя,
не оправишься вовек!

Дядя Коля, дядя Коля
не приемлет этих фраз.
Он поклонник алкоголя
и плевать хотел на вас!