Вернуться на предыдущую страницу 

     Архив

No. 5, 2004

   

Современная культура Чувашии

Драматургия

 

 

Борис ЧИНДЫКОВ

ШВЕДСКИЙ СТОЛ
Просвещенная игра в четыре сердца

Посвящается Другу и Его Жене

 

 

Действующие лица

МАРИНА
СЕРГЕЙ, ее муж
САША
ЛЕНА, его жена

Действие происходит в городе
с населением в полмиллиона человек.

Картина 1
Большой зал на втором этаже двухэтажного особняка в пригороде. В левом углу — большой черный рояль.
Вечер, за окнами — сумерки. Осень, самое ее начало, но уже темнеет рано.
Вдоль правой стены — два-три стола, аккуратно заставленных приличной закуской и элитарной выпивкой. Не видно ни кресел, ни стульев, виден лишь старинный обитый бархатом диван, стоящий где-то в левом заднем углу и закрытый роялем, так что зрителю виден лишь его краешек. Потолок и стены во всю высоту отделаны зеркалами, словно балетный класс. Окна зашторены тяжелым бордовым бархатом. На двери, расположенной посередине задней стены и ведущей в зал, также висит, словно театральный занавес, бордовый бархат
вначале не сразу и увидишь, где окна, а где дверь.
Но вот бархат на двери раздвигается, и в зале появляются М А Р И Н А и С Е Р Г Е Й. Он ведет ее под ручку, как господин даму на каком-нибудь званом вечере. Однако одеты они только в купальные костюмы, причем довольно пикантного свойства, на ней так
вовсе прозрачный такой костюмчик телесного цвета, в таком и на пляж не сразу пойдешь, разве что на нудистский. Она в туфлях на высоком каблуке. Он провожает ее до рояля, она садится на табурет перед роялем и начинает медленно играть какую-то странно-благородную музыку, импровизируя ее в чувственно-интимном стиле. Скорее всего, это популярное переложение какой-нибудь классической композиции времен сексуальной революции.
С е р г е й достает из буфета, который за диваном, бутылку шампанского.

М а р и н а (заметив). Зачем же из буфета? Весь стол заставлен шампанским.
С е р г е й. Стол пусть стоит дожидается своего часа. (Театрально открывая бутылку, наливает в два бокала.) Это только для нас двоих, а стол — для всех нас, верящих в светлый шведский социализм. (Относит бокал Марине, ставит на крышку рояля. Держа в руке другой бокал, выходит на середину сцены, прихорашивается. М а р и н а продолжает играть. Сергей прокашливается, прося внимания. Марина, перестав играть, оборачивается в его сторону. Как бы обращаясь к воображаемым гостям.) Леди и джентльмены! Дамы и господа!.. Наша любящая супружеская чета рада приветствовать вас в своем доме! Наверное, не ошибусь, если скажу, что в глубине души мы давно близки друг другу, хотя, так сказать, пока лишь на расстоянии, платонически. Но вот пришло время, и мы, поверив в порядочность друг друга и преисполнившись взаимного доверия, решили встретиться и, преодолев колеблющие наши души сомнения, выпустить на волю гложущего наши тела и сердца джинна по имени Его Величество Благородный Супружеский Группен Секс!
М а р и н а. Ну ты, Сержик, молодец! Прям Аристотель какой-то. Так и хочется рассупониться...
С е р г е й. Мы уже сделали это, дорогая. Давай лучше поднимем наши бокалы! (Чокаются.)
М а р и н а (останавливая Сергея, который уже поднес бокал ко рту.) Нет, подожди. Сначала поцелуй меня. (Тянется к нему, целует его. После поцелуя.) Ты меня любишь?
С е р г е й. Ну ты же знаешь.
М а р и н а. Что знаю?
С е р г е й. Что я тебя люблю. Тысячу и тысячу раз.
М а р и н а. Нет, а ты мне скажи, за что ты меня любишь?
С е р г е й (целуя в лоб). Вот за это. (Целуя в шею.) Вот за это. (Целуя в уши.) Вот за это. (Далее целуя в волосы, в губы, в затылок, плечи, груди и т.д., опускаясь все ниже и ниже.). Вот за это. Вот за это. Вот за это. Вот за это. Вот за это.
М а р и н а. А в душу ты меня почему не целуешь? Ты не любишь мою душу?
С е р г е й. Ну ты же знаешь. Люблю. Тысячу и тысячу раз. (Снова целует ее.)
М а р и н а (стоит не шевелясь). Думаешь, душа у меня там?
С е р г е й. А где же еще?
М а р и н а. Тебе в голову никогда не приходила мысль о том, что она должна быть где-то около сердца?
С е р г е й (продолжая целовать, согласно). Ну да, конечно. Но вход-то все равно тут.
М а р и н а. А где же в таком случае вход в твою?
С е р г е й (не подумав). Конечно, там же.
М а р и н а. Нет, Сержик, дорогой, там у тебя выход.
С е р г е й. Вход, выход... Что ты заладила эти театральные вывески... (После легкой паузы.) Мы любим друг друга всеми фибрами наших душ, и этого нам вполне достаточно.
М а р и н а (чуточку обиженно). Но я тоже хочу поцеловать тебя в твою душу.
С е р г е й (имея в виду другое). Мне так нравится, когда ты целуешь меня там...
М а р и н а. Нет, я не то имела в виду. Я хочу найти вход в твою душу и войти в нее. Ты мне позволишь сделать это?
С е р г е й. Ты хочешь сейчас?
М а р и н а. Да, я хочу сейчас. Войти в тебя и остаться там.
С е р г е й. Но... скоро подойдут гости, кто же их будет встречать?
М а р и н а. Ты со мною в тебе.
С е р г е й. Но они этого не поймут.
М а р и н а. Мне казалось, мы пригласили тех людей, которые могут и должны понимать все.
С е р г е й. Да, вероятно, они понимают многое, но тебя во мне это все-таки сложновато.
М а р и н а (преодолев в себе обиду). Ну хорошо, дорогой мой, Сержик. (Целует его, опускаясь губами по его телу все ниже и ниже.) Тогда мы сделаем вот что. Сначала я их всех приму в себя, а потом всех приглашу в тебя вместе с собой. И все мы будем в тебе. Весь вечер, всю ночь, всю жизнь. Ты ведь нам позволишь это, Сержик, дорогой, правда?
С е р г е й. Да, конечно, безусловно. Но только я не совсем понимаю, как это все в меня?
М а р и н а. Ну Сержик, дорогой, элементарно. Души и любови нас всех устремятся к твоей любви в твою душу, как ручейки в реку. И мы постараемся, чтобы тебе было очень и очень хорошо. Мы припадем всеми нашими пересохшими устами к твоему горячему целительному источнику...
С е р г е й (перебивая). А если у меня не хватит сил? Или терпения?
М а р и н а (деловито). Будет, конечно, лучше, если ты позволишь нам связать тебя по рукам и ногам. Когда твои силы кончатся, ты станешь как иссыхающий родник, и мы наполним тебя нашей влагой, и ты снова обретешь силы, чтобы затем вновь и вновь кончать... И будет гораздо величественнее, если ты согласишься возлежать на рояле, а мы вокруг голые, с дикой страстью в глазах, вольные, раскрепощенные...
С е р г е й. Как в жертвенном танце первобытных язычников, да?
М а р и н а (возгораясь все больше и больше). Мы будем приносить тебе в жертву наши чувства, свободу, любовь... А ты будешь отдаваться нам со всей твоей преданностью и раболепием, снова и снова, еще и еще... Ты будешь гейшей для утех самураев, проституткой из желтого дома с красным фонарем, клозетной девкой с бульвара Монпарнас, а мы все снова и снова будем иметь и иметь тебя, дорогой, любимый Сержик ты мой! (Возбужденно целуя его в то место, в какое ему нравится больше всего.) Сержик, дорогой, любимый, милый, скажи, пожалуйста, вот сейчас, вот в эту минуту ты чувствуешь меня? Мои губы, мою страсть, мой огонь?
С е р г е й. Да, да, да. Тысячу и тысячу раз да. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Всю-всю, без остатка. Как я люблю тебя! Как я хочу тебя!..
М а р и н а (слегка устало). Понимаешь, все эти слова так просты, так банальны, так истерты, их говорят миллионы и миллионы людей, они звучат повсюду, в каждом городе, в каждой деревне, в каждой дыре... Они как грубый мат, и оттого они возбуждают еще сильнее, что просто снова хочется, хочется, хочется!.. (Немного деланно, кричит.) Я хочу тебя! Я люблю тебя! Я хочу тебя! Я люблю тебя! Миллионы и миллионы людей вот в это самое время, вот сейчас, занимаются тем же самым, чем и мы с тобой, и знание этого возбуждает нас во сто крат больше... Люди, как мы любим друг друга! Как мы хотим друг друга!..
С е р г е й (поддерживая напыщенный слог жены). Блаженный благоухающий сад любви! О жена, я счастлив, что мы нашли в себе мужество подойти к священному древу познания плоти и любви! Я весь в предвкушении, я весь балдею!
М а р и н а (еще более высокопарно). О доблестный, славный мой муж! Я счастлива сорвать со священного древа удовольствий самый красивый, самый вкусный, самый запретный плод, чтобы преподнести его тебе. О муж мой, дорогой, любимый, единственный, как благодарна жена твоя тебе за эту твою любовь, не знающую границ, за твою честность, за твое благородство и великодушие. И за то, что ты выше мелкого чувства ревности!..
С е р г е й. Да, да, да. Это моя самая большая победа.
М а р и н а. Понимаешь, мне так много всего хочется тебе сказать, но у меня нет слов, чтобы сказать тебе все то, что хочу. То, что я испытываю к тебе, выше моего понимания. Как мне постоянно говорил мой педагог в консерватории, главное чувствовать, а все остальное приложится, и найдутся те самые сокровенные звуки, которые выразят то, что ты хочешь сказать, и тогда ты споешь, сыграешь, станцуешь...
С е р г е й. ...страхнешься! Трах ведь тоже выражение, да похлеще песен и плясок.

Пауза.

М а р и н а (с грустью в голосе). Я все никак не могу понять, куда пропал мой голос. (После паузы.) Был же он у меня, был!
С е р г е й. Был да пропал. Потеряла ты его, как невинность когда-то. А надо было беречь, беречь как зеницу ока...
М а р и н а. Невинность, что ли?
С е р г е й. И ее, между прочим, тоже.
М а р и н а. Ну сберегла бы.
С е р г е й. Представляешь, какой бы был кайф. Бабе сорок три годочка, и она все еще девственница...
М а р и н а. Хотя ты с ней живешь уже шесть лет.
С е р г е й. Уже семь, дорогая. А если считать год за два...
М а р и н а. Да-да, мы с тобой живем уже давным-давно.
С е р г е й. А до меня ты дважды или трижды? успела побывать замужем за другими...
М а р и н а. Дважды с половиной. Как и ты, впрочем, тоже. (Мечтательно.) Как, наверное, хорошо позабыть прошлое! Вот бы девичью память!..
С е р г е й. Девичья память да девичий стыд, дорогая...
М а р и н а. Знаю-знаю, хочешь сказать, до порога, да? Ну а если и муж у меня все еще девственник?
С е р г е й. И они только целуются, целуются, целуются... И ничего больше. Только оральная форма близости.
М а р и н а. Почему только оральная? Иногда и мануальная, мануально-анальная, орально-генитальная...
С е р г е й. Прошу вас, мадам, давайте обходиться без гениталий. И без трах-трах.
М а р и н а. Сержик, дорогой, любимый, давай без шуток, а?
С е р г е й. Ну почему? Хорошенькая такая идиллия. Не такая уж, впрочем, далекая от нашей действительности.
М а р и н а. Временами я просто перестаю различать твои интонации. И не знаю, как мне реагировать.
С е р г е й. А ты просто представь, что ты на сцене, и, набрав полные легкие воздуха, запой пронзительным своим драматическим сопрано.
М а р и н а. Давай оставим в покое мое драматическое сопрано, хорошо?
С е р г е й. Ну тогда представь, что стоишь на базаре...
М а р и н а. Базар-то уж мог бы вовсе не вспоминать. Знаешь ведь, почему я там стою. Надо было как-то жить, когда, оставшись без голоса, я вдруг стала никем. (Пауза.) Нехорошо подковыривать в болячку.
С е р г е й. Ну что ты, Марина. Мы с тобой так любим маринадчик с грибами, да не с лесными, а с полевыми, да непременно с майскими...
М а р и н а (философски). Да, каждый ест свой гриб.
С е р г е й. Чего жена не любит, мужу век не едать.
М а р и н а (задумчиво, переходя на другое). Мне не надо было уходить из театра... Хоть уборщицей, хоть никем, но надо было остаться...
С е р г е й. Ты можешь вернуться хоть сегодня. И не обязательно уборщицей.
М а р и н а. Дело не в том, что могу. Просто когда ушла, я вдруг поняла, что я ушла, а он остался.
С е р г е й. Кто он?
М а р и н а. Мой голос.
С е р г е й. Поздно ты меня нашла. Я бы сделал из тебя звезду.
М а р и н а. Городской величины?
С е р г е й. Все когда-то начинали с города.
М а р и н а. Но Марией Каллас я бы все равно не стала.
С е р г е й. Но Бабкиной бы стала.
М а р и н а. Зачем ты про нее так?
С е р г е й. Разве мы говорим про нее?
М а р и н а. Ах да, мы говорим про звездочку муниципального небосклона, которой бы я могла стать, встреть тебя тебя! чуточку пораньше! Но встретились мы с тобой, увы, не в театре, а на муниципальном рынке.
С е р г е й. Не самое плохое, между прочим, место на земле. И попал я туда тоже не сразу. Пришел только тогда, когда вдруг почувствовал, где главная моя звизда сверкает. (Приобнял ее.)
М а р и н а (оттолкнув, недовольно). Звизда, да? Я для тебя всего лишь звизда, да?
С е р г е й. Ну что ты впрямь, Маринадчик ты мой? Чего ты сразу обижаться? Я же в шутку. Только что сама говорила, что от вульгаризмов еще больше возбуждаешься. Ну а потом, насколько я понимаю, это лучшее творение бога. Все мы оттуда родом и все туда же, туда же, тычемся как слепые котята в материнское брюхо.
М а р и н а (поддаваясь объятиям мужа). В самом деле, что-то я разнервничалась. Прости меня, Сержик, дорогой, любимый, милый. И вправду, чего обижаться? Место хоть и срамное, а все же венец природы.
С е р г е й. Запоет, запоет твой венец сегодня, и аккомпанировать ему будет целый оркестр! Я, ты, он, она вместе целая семья!
М а р и н а (после паузы). А вдруг они не приедут?
С е р г е й. Почему это не приедут?
М а р и н а. Да мало ли что? Взяла да нагрянула к ней в гости Машенька Красная Шапочка.
С е р г е й. Они же больше нашего хотят.
М а р и н а. Откуда ты знаешь, что больше нашего?
С е р г е й. Объяву-то дали они.
М а р и н а. Хорошо придумали, по-английски, да? Сразу ясно, не для остолопов.
С е р г е й. Но не не для нас. Мы-то по-иглишски хаваем.
М а р и н а. Еще бы не хавать. Захочешь так все схаваешь!
С е р г е й. Российская инглишетия беспардонная зона! Да здравствует суверенный независимый секс!
М а р и н а. Сержик, не забудь это.
С е р г е й. Что это?
М а р и н а. То, что только что сказал. Непременно вставь в свое выступление.
С е р г е й. В начале или в конце?
М а р и н а. Хоть так, хоть сяк.
С е р г е й. Нет, мне кажется, все-таки лучше в начале.
М а р и н а. Да, в начале вечера, но в конце речи. Они вообще отпадут, когда про суверенитет услышат.
С е р г е й. Может, надо еще про безопасность и сотрудничество в нашей дружной семье?
М а р и н а. В какой ты имеешь в виду семье? В нашей с тобой или в той, будущей?
С е р г е й. Ну, и в той, и в этой.
М а р и н а. А ты уверен, что у нас будет семья?
С е р г е й. В той мере, в какой мы захотим.
М а р и н а. Ты-то со мной не расписался.
С е р г е й. Ты хочешь зарегистрировать наш брак?
М а р и н а. Да нет, мне все равно. Я просто к слову, вспомнила.
С е р г е й (обиженно). Ну мы же много раз говорили на эту тему и решили больше к ней не возвращаться.
М а р и н а. Я же тебе сказала, что я не хочу зарегистрировать наш брак.
С е р г е й (соображая). Вообще-то, ты натолкнула меня на неплохую идею. Должен же быть какой-то обряд сочетания.
М а р и н а. Только боюсь я, Сержик, ничего у нас не получится.
С е р г е й. Физиологически, что ли?
М а р и н а . В первую очередь психологически.
С е р г е й. Ну, это зависит от нас...
М а р и н а. ...с ними.
С е р г е й. Разумеется, от них тоже кое-что зависит.
М а р и н а. А если между нами обнаружится обрыв, пропасть?
С е р г е й. Построим мостик висячий и совместим.

Пауза.

М а р и н а. Ты-то вот сам хочешь?
С е р г е й (уклончиво, отделываясь шуткой). Чужемужнину жену любить, с нею и плакаться.
М а р и н а (тоже поговоркой, шутливо). На чужих жен не заглядывайся, а за своею пригляди.
С е р г е й. Своя жена своя и краса. Всякому мужу своя жена милее.
М а р и н а. Ой ли?
С е р г е й. Черт с тобой, не живи со мной, пойдем в баню да разведемся.
М а р и н а. Ой-ой-ой, помутилась вода с песком.

Смеются.

(Глубоко.) Ты мне не ответил.
С е р г е й. А ты хочешь?
М а р и н а. Я? (Задумчиво.) Т ы же знаешь...
С е р г е й (продолжая ее). ...что мы оба этого хотим, правда? И не боимся признаться друг другу в этом.

На улице слышна машина.
С е р г е й хочет пройти к окну.

М а р и н а (не пуская). Нет, подожди... (Вся в улыбке.) Сержик, милый, дорогой, приехали!.. Приехали!.. (Обнимает его, целует.)
С е р г е й. Говорил же тебе, больше нашего хотят.
М а р и н а. Как я волнуюсь... Как боюсь...
С е р г е й. Нашла чего волноваться.
М а р и н а. Словно в первый раз в постель.
С е р г е й. Так оно и есть, в первый раз... Да ведь девственники мы с тобой, Маринадчик ты мой острый, соленый, любимый! (Идет открывать.)
М а р и н а. Ура! Ура! Ура! (Садится за рояль и, воображая, будто на сцене, что-то играет подпевая себе под нос. Наверное, это продолжение все той же некогда популярной композиции времен сексуальной революции. Потом, спохватываясь, быстро уходит в дверь, за бордовый бархат, тут же возвращается с шикарным вечерним платьев руке, надевает ее, поправляет прическу, красуется в стенах-зеркалах, снова уходит, возвращается со шкатулочкой, достает из нее то одни, то другие бусы, серьги, браслеты и, выбрав по настроению, надевает, в соответствии с особенностями предстоящей встречи, две-три бусы, по две пары сережек, браслетов. Ходит по залу кривляясь, нагибаясь, выставляя кверху зад, потом снова выпрямляясь, показывает себе язык, кривит рожу, усмехается про себя; подходит к роялю, ложится на него, через некоторое время слезает с рояля, пьет несколько глоточков шампанского из горлышка бутылки, оправляется и идет вниз встречать гостей).


Картина 2
Прошло несколько часов.
М а р и н а, одетая как "легкая парижанка". Сергей, как обычно, в модном джинсовом костюме. И еще двое
гости, мужчина и женщина. Это САША и ЛЕНА, одетые в лицемерно-чопорном английском стиле. Лена в шляпе. Лиц их не видать, они плотно натянули на себя не то маски, не то просто черные чулки с вырезами для глаз, губ, носа и ушей.
Саша в дальнем углу на диване, остальные стоят на ногах вдоль шведского стола.

Л е н а (мужу). Александр, встаньте, пожалуйста. Давайте выдерживать стиль. (С а ш а встает и подходит к столу, становится рядом с женой.) Мне так понравилась эта затея со шведским столом. Хорошее начало.
С а ш а. Шведы вообще молодцы. Всегда шагают в авангарде.
С е р г е й. Смотря что понимать под авангардом. Когда я на приборостроительном комсомольскими делами заправлял, многотиражка у нас так называлась.
Л е н а. Вообще слово это французского происхождения. У него много различных значений даже в самом французском, не говоря уже о других языках.
С а ш а. В русском-то определенно звучит словцо, а? Словно арьергард какой-то.
Л е н а. Из одного же корня. Да и иностранное как-никак для русского уха.
М а р и н а. Не то что Россия, да?
С е р г е й. Что не Россия?
М а р и н а. Ну, шведы эти с Чудского озера. Чудят и чудят.
С а ш а. А вы, Марина, не пробовали туда?
М а р и н а. К сожалению, никуда дальше Петербурга и Одессы наш театр не выезжал.
С а ш а. Нет, я имею в виду необязательно на гастроли.
М а р и н а. Так зачем же еще? Какие у меня могут быть дела в Швеции?
С а ш а. Да хотя бы просто в тур. Да и товар попутно можно прихватить.
М а р и н а. На наши бабки там не особенно разгуляешься.
С е р г е й. А зачем тебе там гулять? Ты лучше встань задом в Рассею, а голову в эту скандинавскую прорубь засунь. Такая глобальная концепция Север Юг. Сразу Нобеля получишь.
М а р и н а (игриво). Если в области секса то не возражаю. Не стану, как Мишка Шелухов со станции Вешенской, отказываться.
С е р г е й. Приготовим тебе торжественную речь и давай короля ихнего охмурять.
С а ш а. Народец, говорят, больно суровый. Улыбаться-то толком не умеют.
С е р г е й. Нафига им улыбаться? У них там свобода и уважение к личности. Время у них золото, не то что у нас металлолом. Что им там попусту тратить время на базары? Пришли, увиделись, трахнулись и бай-бай. (Нарочно коверкая.) Хую ду йу ду, май бэби?
М а р и н а. Да ну их, блин. Трахаться-то толком не умеют
С е р г е й. А ты че, лежала, что ли, под шведом?
М а р и н а. С чего я стану лежать под ним? Я скакала на нем как наездница.
С е р г е й. А где ты успела со шведами-то? В Стамбуле, что ли?
М а р и н а. Боже мой, заревновал! До тебя это было, Сержик, дорогой. И ни в каком не Стамбуле, а в нашем родном городе. Приезжал к нам на фестиваль бас один из Стокгольма.
С е р г е й. Хер-то хоть у него басовитый оказался?
Л е н а. Это вообще очень крупный народец, да?
М а р и н а (с видом знающего человека). Мелким, конечно, не назовешь, но чтобы особенно крупным я бы тоже не стала. Так себе, средненько.
С е р г е й. Ты как с ним за доллары или за кроны?
М а р и н а. Что я тебе, проститутка, чтобы за доллары?
С е р г е й. Че ж тогда легла-то?
М а р и н а. Неужто непонятно: по какой такой причине талантливая, но провинциальная оперная певица ложится в постель с выдающимся артистом Стокгольмской оперы?
С е р г е й. Нет, непонятно.
М а р и н а. Ну что ты придуриваешься? Ясно же первокласснику: из-за любви, из-за великой любви к опере!
С е р г е й. Что-то раньше ты мне никогда не рассказывала про Стокгольмскую оперу. Впервые слышу.
М а р и н а. Говорю же тебе, до тебя это было. Ну, забыла я, а вот сейчас вспомнила. Подумаешь, подрочила какому-то шведу.
С е р г е й. Ты ему еще и дрочила, наездница херова?
М а р и н а. Это я так, образно. А если бы и дрочила, ну и что с того?
С е р г е й. Ну и ничего.
Л е н а. Марина, простите, в каком это году было?
М а р и н а. Уж и не помню. Кажется, это был первый или второй международный фестиваль.
C а ш а. Этот швед не тот, который Князя Игоря пел с жуткой такой артикуляцией?
Л е н а (Саше). Ну что вы, Александр, позволяете себе такие пошлости. Итс нот коррект.
С а ш а. Коррект, не коррект до первой пуговки на ширинке.
М а р и н а. Ну а если без пуговок и без ширинки, из сатина, на резинке? (После паузы, зло.) Что-то не туда вы заезжаете, мужики. Я вообще торчу от ваших собственнических инстинктов. Да пришейте вы каждый к своему сморчку с одного боку персональное влагалище, с другого дупло от задницы, а на головочку заместо шляпки пухленький ротик наденьте готовенькая такая буденовка, а?
С е р г е й. Чего ты завелась-то? Чай, не трактор, и мы не механизаторы.
М а р и н а. Осеменительные аппараты новейшей модификации, да? Прямые поставки из Германии! Даешь европейского хера в бездонную русскую дыру!
С е р г е й. Что-то ты, кума, не в то поле пошла.
М а р и н а. А ты в то, да?

Пауза.

Не понимаю, нафига тогда мы все это затеяли? Будьте любезны объяснить, пожалуйста.
С е р г е й. Чего тебе объяснять, дорогой ты мой Маринадчик? Что непонятно моей маленькой девочке?
М а р и н а. А вот то непонятно: зачем мы здесь собрались сегодня, если вот они, бздуны, в масках тут рассиживают? Вы что, дома не могли натрахаться вдоволь? Нафига вы вообще дали объявление, коли такие ревнивые да боязливые? Зфизду, конечно, показывать можно, но личико что вы, что вы, благородный святой лик, да?
Л е н а. А вы, мадам, хотели чужого мужа, да? И чтобы жена его да муж ваш непременно при этом смотрели, да?
М а р и н а. В церкви на образа будете пялиться, миссис черный чулок, а здесь трахаться надо, тра-хать-ся!
Л е н а. Так сразу и трахаться, да? С ним, да? Нет уж, извините, мадам. Давайте делать все по порядку. Начинать надо с того и это, между прочим, азбука свинга, абсолютно все руководства рекомендуют начинать именно с этого, так вот, начинать надо с того, что каждая пара занимается любовью сама по себе, всего лишь в присутствии другой пары. Это, между прочим, достаточно сильный шок, и не каждая чета в силах выдержать такое испытание.
С е р г е й (Саше). Слышь, пошли покурим. Надоели эти бабьи всхлипывания. Пусть почешут друг дружке между ног.
С а ш а. Ладно, пошли. (Начинают уходить.)
Л е н а. Александр, вы бросаете меня на произвол судьбы?
С а ш а. Мы счас, быстро.
М а р и н а. Никаких счас. Я попрошу вас оставить нас наедине минимум на час. Надеюсь, за это время мы с миссис успеем станцевать хотя бы один небольшой танец маленьких трибад.

Саша и Сергей уходят.

Л е н а (малость испуганно). О чем вы говорите, мадам? Вы, к тому же, поклонница Сафо?
М а р и н а. Слушай, перестань кривляться. Давай по-простому, по-бабьи, а? (Лена молчит.) Ну сними ты этот свой чулок. (Протягивает руку, чтобы снять с ее головы черный чулок.) Не туда ты его надела. Надо вот куда. (Запускает руку Лене под юбку.)
Л е н а (отшатнувшись в сторону). Что вы, что вы, мадам? Будьте благоразумны.
М а р и н а (шлепая Лену по заднице). Да брось ты строить из меня дуру. Да и из себя тоже. Никакая я не лесбиянка. Нормальная здоровая баба. Ну да ладно, хер с ним, с капроном на твоем лице, хотя так и тянет порвать его. Раз нравится тебе ну и носи себе на здоровье. Я вот че хочу сказать-то. Ты в самом деле ревнуешь, что ли, своего мужа? Нет, ты давай честно. Поговорим по душам, авось поймем друг дружку, бабы ж все-таки, а? Ну, скажи, ревнуешь, сильно?
Л е н а. А ты сама как думаешь?
М а р и н а. Я? (Призадумалась.) Конечно, ревнуешь. (После паузы.) Я-то, думаешь, не ревную, что ли? Еще как! Не меньше, чем у Шекспира. Но вот пораскинула я своими бабьими мозгами и пришла к такому заключению. Пусть лучше на глазах происходит все это. Знаешь, так надежнее. Балда-то его всегда у меня в руках. И никаких там интерлюдий, никаких чужих огородов. Охоту его иметь чужую бабу воплощаем в жизнь вместе, понимаешь? Пусть имеет, пусть! Я-то ведь тоже в долгу не остаюсь. И знаешь, это дико возбуждает, когда он засовывает свою махину, еще теплую и мокрую от чужой мохнатки, в мою свистящую щель! Моя-то ведь тоже уже заведенная, аж дымится от чужого елдака! И, знаешь, я до потолка готова прыгать от такого двойного кайфа. Ты-то, скажешь, не так, что ли? Да не поверю я тебе! Что я, баб не знаю? Да любая сразу кончит, лишь только подумает об этом. Просто, знаешь, ревность отравляет нам жизнь. Как суки на сене, ни самим ни фуя, ни мужьям ни зфизды. (Пауза.) Вот мы и решили покончить с этим. Думаешь, почему я развелась с первым своим мужем, а потом и со вторым? Потому что ну не находила я в них ни малейшего понимания моей плоти. Им было невдомек, что душа моя любит их одних, но плоть-то, плоть моя жаждет многих! Мир-то полифоничен! Секс тоже нуждается в полифонии и многозначности! Бог создал нас нагими и всеобщими. Это потом мы сами разбрелись по отдельным норам и берлогам, и каждый со своей самкой, со своим самцом. Но самка всегда главнее. Самцы должны служить самке. И она в знак благодарности может может, но не обязательно! вознаградить его совокуплением. В мире должен господствовать матриархат. (После некоторой паузы.) Ну что ты молчишь? Какая чушь, какой вздор, да? Как можно приличным людям говорить о таких вещах, да? (Пауза.) Да, да, я, как и всякая женщина, изначально порочна, и, как и у всякой женщины, у меня между ног горит вечный огонь. А ты, конечно, никогда не была простой такой любознательной девчонкой, ты с пеленок была чопорной дамой, брезгливо затыкавшей уши, когда слыхала поговорку "Папа любит чай горячий, мама любит фуй стоячий"? Ну, конечно, откуда, ты же у нас была паинька, круглая отличница, да? И в присутствии папы никогда пи-пи не делала, да? (Лена молчит.) Ты же у нас целина! Никогда в цирк не ходила, хороводы не водила, бутербродов не ела, хоть прямь возьми да шваркни тебя нарастяжку! А я тут прошмандовка последняя, оберблядь, королева СС, да?
Л е н а (не зная, что сказать). При чем тут СС, не понимаю?
М а р и н а. Ах, не понимаешь? Разъясняю специально для привилегированной английской дамы. СС расшифровывается как суперсекс, в переводе на русский летка-енка, танец такой есть, знаешь? (С издевкой показывает несколько движений из этого танца.)
Л е н а (испуганно). А при чем тут привилегированная английская дама?
М а р и н а. При чем тут, значит, привилегированная английская дама, да? А при том, что одна благопристойная жапочка из якобы приличной английской гимназии захотела на карусели покататься. А карусель-то крутится, вертится, голову кружит. Боязно, страшненько бедной миссис, а вдруг да сорвешься, да попой кверху? А вдруг да медведь в это самое время из лесу? А вдруг да медведь этот до бабьей совести охочий? (После паузы.) Думаешь, натянула капрон на лицо, так я тебя не узнала, любительница оперного пения? Хочешь сказать, ты не скакала на нордическом Князе Игоре? С Мефистофелем австрийским не жучилась? И с французским Фигаро настоящей французской любовью не занималась?
Л е н а (растерянно, но стараясь вести себя так, что сказанное ни с какой стороны ее не касается). Боже мой, да что вы такое говорите? Я вас совершенно не понимаю.
М а р и н а. Тогда позвольте напомнить, дорогая Хелена или просто Хелен. Жуткий акцент его, конечно, вы помните, а вот шершавость одного его органа уже успели позабыть, да? Мне-то казалось, что у молодой красивой переводчицы не только передок и задок, но и память должна быть отменная.
Л е н а (быстро). Вы что-то путаете, мадам. Тут какое-то недоразумение. Или вы просто блефуете.
М а р и н а. Бляфую, значит, да? Может быть, дорогая Елена Васильевна, вы станете утверждать, что и в английской гимназии, что на проспекте Карла Маркса, не учительствуете? И будете отрицать, что лучшая англичанка города и области не вы? И директор музыкального театра не был вам братом? И муж ваш не главный врач второй горбольницы?
Л е н а. Нет. Нет. Нет.
М а р и н а. Да. Да. Да.
Л е н а (чуть не плача). Какой ужас! Какой позор! Чуяло сердце мое, что добром это не кончится! Чувствовала, что непременно наткнемся на знакомых. И зачем только поддалась я на его уговоры? Ну зачем, зачем вообще весь этот спектакль? Чтобы только лишний раз осрамиться, да?

Пауза.

М а р и н а (через некоторое время, подойдя к ней вплотную, глядя ей прямо в глаза). Ну это же хорошо, Лена. Хорошо, что знакомые. И о каком позоре ты говоришь? Какое бесчестье, какой срам? Изменить мужу на стороне честно, а вместе предаваться страсти бесчестно, да? Помнишь, кто-то из святых отцов говорил, что жизнь в браке единственная форма сохранения девственности и святости. Так вот, групповой супружеский секс единственная форма сохранения взаимной верности и преданности. Нет, не измена это, а продолжение интимных отношений двух сердец с привлечением других близких людей. Главное, чтобы партнеры были близки друг другу по духу и чтобы не оставалось ни тени сомнения в их порядочности. Все-таки живем мы в небольшом городе, где все знают друг друга, всегда могут найтись общие знакомые, друзья, да и недруги тоже. Поэтому очень важно обезопасить себя от общества. И я рада, Лена, милая, что мы с вами оказались знакомы и в какой-то мере даже близки. (После паузы.) Думаешь, мы с мужем не волновались, ожидая вас? Мы-то ведь, в отличие от вас, не безымянные Мистер и Миссис Икс. Мы пригласили вас в свой дом, который стоит на конкретной улице под конкретным номером! И спрятать свои лица под масками мы посчитали бестактным по отношению к гостям. Мы и представить себе не могли, что вы заявитесь в форме грабителей сберкасс.
Л е н а (со слезами на глазах). Простите нас. (Снимает с лица чулок, подходит к стене, отражающейся в зеркалах, вытирает слезы, приводит себя в порядок, снова плачет.)
М а р и н а (успокаивая). Полно, полно тебе реветь. Все нормально, все хорошо. Нет ни малейшей причины для беспокойства. В моей порядочности, думаю, не сомневаешься. Муж у меня тоже человек надежный. Я же тебе говорю, я даже рада, что это оказались вы с мужем. Хотя до сегодняшнего дня мы были знакомы лишь шляпочно, фестивально, так сказать, почти и не знакомы, но теперь-то, надеюсь, мы подружимся крепко и надолго.
Л е н а. Можно попросить вас об одном одолжении?
М а р и н а. Конечно.
Л е н а . Прошу вас, не затрагивайте в присутствии моего мужа тему театра и особенно фестивалей, хорошо?
М а р и н а. Если тебе так хочется то пожалуйста. Только не пойму, отчего это вдруг?
Л е н а. Ты же знаешь...
М а р и н а (не дав досказать). Ничего я не знаю.
Л е н а. Но... твой муж?..
М а р и н а. Ему-то откуда знать? Он у меня оперу не любит. Оперных певцов тем паче.
Л е н а. Ты ему ничего не говорила?
М а р и н а. Будет много знать скоро состарится. Зачем мне собственного мужа старить? (После паузы.) В общем, ты поняла, да? Ты меня не знаешь, я тебя тоже. И повстречались мы с тобой в этот вечер впервые. (С долей иронии, хотя это почти правда.) Случайно, по объявлению. (Пауза.) Хочешь, я тебе спою. (Подходит к роялю, садится на табурет и, играя, начинает петь арию Чио-Чио-Сан.) Замечательным мое пение, конечно, не назовешь. Зато прошу обратить внимание на то, сколь искренне я это делаю. Ведь бывают и похуже, правда? (Пауза.) К тому же, потеря голоса происходит, как правило, у великих певцов. (Пауза.) Да и женщина я ничего. И как человек не так уж плоха. Ну а в сексе так вовсе тигрица. Правда, не знаю, хорошо это или плохо.
Л е н а (успокоенно). Главное, чтобы тебе самой было хорошо.
М а р и н а. Когда я люблю человека мне с ним хорошо. Когда не люблю мне тоже хорошо.
Л е н а. А я без любви не могу.
М а р и н а. Могу, не могу это все детские сказочки. "Не могу" не бывает, "не хочу" другой разговор. Но хотеть можно всегда. Из-за любви к голосу, к ягодицам, к глазам, к плечам или просто оттого, что усы у него над верхней губой уж больно щекотливые.
Л е н а (настороженно). Вы о ком?
М а р и н а. Послушайте, Лена, кажется, зовут вас, да? Так вот, Лена, давайте с вами на ты. Без всяких этих мадам и миссис.
Л е н а. Хорошо.
М а р и н а. А тот, о ком ты только что спросила, был неплохим человеком.
Л е н а. Что ты имеешь в виду?
М а р и н а. С ним много о чем можно было договориться.
Л е н а. У меня никогда не было такой надобности.
М а р и н а. У меня тоже. Просто я всегда относилась к нему с уважением.
Л е н а. Всего-то? А как же насчет любви?
М а р и н а. Мало ли в какой сортир придется заглянуть иной раз по нужде.
Л е н а. Сравнение что-то грубоватое.
М а р и н а. Зато верное по существу.
Л е н а. То, что мой двоюродный брат перепробовал всю женскую половину театра, я слыхала не раз. Это была любимая тема его жены.
М а р и н а. А если не только женскую?
Л е н а. Ее другая половина не волновала.
М а р и н а (после паузы, вспоминая). Между прочим, как-то он рассказывал о детских годах, проведенных в глухой райцентровской тиши...
Л е н а. О том, как со стаей поселковых девчонок ходил купаться на речку нагишом, да?
М а р и н а. И об этом тоже.
Л е н а. А никогда он тебе не рассказывал про свою озорную сестренку, которая любила, тихо к нему подкравшись, внезапно стягивать с него штаны?
М а р и н а. Это была ты?
Л е н а. Возможно.
М а р и н а (после паузы). Вообще он был человеком тонкого склада.
Л е н а. Не утони в то лето, то где-нибудь в Москве был бы замминистра или президентом фирмы.
М а р и н а. С чего ты взяла, что утонул?
Л е н а. А разве ты не знаешь?
М а р и н а. Ничего он не утонул. Его утопили.
Л е н а (после паузы). Кто?
М а р и н а. Если бы я знала. (После паузы.) Разное говорили.
Л е н а. Язык-то без костей.
М а р и н а. Говорили, что вся эта трагедия разыгралась на почве страсти и любви.
Л е н а (стараясь перевести разговор на другое). У вас с ним, кажется, был пронзительный такой роман, да?
М а р и н а. Роман ли? Скорее, обычная банальная история.
Л е н а. Он был далеко не обычным человеком, потому ни одну из его историй называть банальной не могу.
М а р и н а. Не был же он гермафродитом.
Л е н а. Тебе лучше знать.
М а р и н а. Может, скажешь, и родинку на его члене, крупненькую такую, у самого основания, не видала?
Л е н а. Не видала.
М а р и н а. И не любила его никогда?
Л е н а. Какая может быть любовь между братом и сестрой?
М а р и н а. А такая, что лет с пяти они спали в одной постели. Бабка их, старая просвещенная учительница, сидела в передней, куря самокрутку с крепким табаком, выращенным в своем огороде, и часами бесцельно глядела на улицу, на луга, простиравшиеся вдали, на очертания сумрачной рощицы далеко за лугами, за оврагами; а они, маленькие такие кузин и кузина, лежали под одним одеялом, тесно прижавшись друг к другу и шепча в горячие уши друг друга нежные таинственные слова, произнести которые вслух они бы никогда не решились. В общем, любили они пообжиматься, когда бабка печально глядела вдаль.
Л е н а. Вам многое известно про мое детство.
М а р и н а. Мне многое известно про его детство. Все же были близки какое-то время.
Л е н а. Когда ему было особенно тяжело.
М а р и н а. Это не по моей вине.
Л е н а. И не по моей. Вы были как раз той женщиной, в которой он находил отдушину своей скорби.
М а р и н а (после паузы). А ведь мы с тобой могли оказаться в одной постели гораздо раньше.
Л е н а. Но почему ты тогда отказалась?
М а р и н а (после паузы). Рассказывая о тебе, он всегда употреблял прошедшее время. Словно ты осталась в прошлом. Будто страсти ваши улеглись и не тянулся за вами нескончаемый шлейф мучительной привязанности.
Л е н а. Ты ревновала?
М а р и н а. Это не ревность. Возможно, я завидовала вашему детству. У меня-то оно было совсем другим. Мать работала с утра до вечера, отец все пил. А я книжки читала да мечтала, мечтала...
Л е н а (непроизвольно язвительно). О шведской коммуне?
М а р и н а. Моей самой большой мечтой было съездить на экскурсию в Москву. Но чтобы попасть в группу, надо было учиться на одни пятерки, группа-то составлялась одна на всю школу раз в год. Или чтобы папа-мама были учителями. Я так и не побывала в Москве, пока замуж не вышла. (Вспоминая, с усмешкой.) Поехали мы, значит, с мужем в белокаменную, накупили целую упаковку резиновых изделий, не помню уж номер какой, и пошли смотреть Мавзолей. Один из проверяющих, увидев у меня в сумке столько презервативов, нахально так, раздевающим взглядом, стал зыркать на мои бедра. Я-то, дура, молоденькая была, стеснительная, засмущалась вся под его взглядом, запылала, словно не в Мавзолей идем, а в бордель какой-то.
Л е н а. А муж твой? Он заметил твое волнение?
М а р и н а. Не знаю, заметил ли чего, нет ли, но вдруг я почувствовала, как все больше и больше стало твердеть у него между ног, и он незаметно для постороннего глаза легонько так, но назойливо начал касаться моего зада. Я-то шла впереди, а он за мной. Если ты была в Мавзолее, то должна помнить, какая длиннющая туда была очередь и как медленно она продвигалась. Так вот, стоим мы, значит, в очереди, продвигаемся потихоньку, а он все трется и трется своим концом в мои ягодицы. Попа-то у меня тогда была крутая, упругая, не то что сейчас. Ведь девочка я была совсем, восемнадцати лет, и женаты мы были всего лишь две недели. И вот когда мы вплотную подошли к Мавзолею, в дверях меня обуяла сильная страсть брачная страсть юной девы! И когда мы шагали по ступенькам вниз, как раз в те несколько секунд, когда, остановившись, я стала смотреть на мумию, меня охватила дрожь. Я затрепетала всем телом, мне стало несказанно хорошо, хорошо, помню, я даже слегка поддалась назад, стараясь выпятить зад. Впервые в жизни я испытала истинное женское счастье. Тогда я даже не знала, что это был оргазм. (Пауза.) Расскажи, как ты стала женщиной.
Л е н а (задумчиво). Тебе может показаться странным, но я не помню, когда и как лишилась невинности. Словно и не лишалась вовсе.
М а р и н а. Может, ее у тебя никогда и не было?
Л е н а. Почему же не было? Все мы являемся на свет невинными агнцами.
М а р и н а. Да, конечно. (После паузы.) Тогда ты была слишком мала, чтобы понимать, что брат твой сломал тебе целку. Ну хоть боль-то помнишь?
Л е н а. Нет, с ним мне никогда не было больно.
М а р и н а. Ну с кем-нибудь другим, в какое-нибудь другое время тебе было больно?
Л е н а (вспоминая). Больно?
М а р и н а. Может, с мужем?
Л е н а. С ним тоже мне никогда не было больно.
М а р и н а. Ты с кем-нибудь еще, кроме брата, спала? Имею в виду до замужества.
Л е н а. Ни с кем я не спала.
М а р и н а. С братцем у вас был, скажем, некий мистический секс с платоническим уклоном. Но с мужем-то вы трахаетесь по-настоящему? Ну хоть изредка вставляет он тебе пистончик во влагалище?
Л е н а. По-настоящему это когда только во влагалище, да?
М а р и н а. Ну, это не я, это люди, это общество так считает. ГОСТ, так сказать.
Л е н а. А все остальное отклонения и извращения, да?
М а р и н а. Конечно, нет, с чего ты взяла? И муж мой так не считает.
Л е н а. Нынешний, что ли?
М а р и н а. Какой же еще? А те... в общем-то, наверное, считали так же.
Л е н а. Как теперешний, да?
М а р и н а. Не как теперешний, а как общество.
Л е н а. И никогда не пытались они вставать на путь сексуального диссидентства?
М а р и н а. Пытался как-то первый потечь по другому руслу...
Л е н а. Но ты его тотчас направила по истинному, да?
М а р и н а. Направила.
Л е н а. И всегда позволяла только во влагалище, да?
М а р и н а. Не стала бы утверждать, что только. (Вспоминая.) Как-то мы оба изрядно выпили... Кажется, после защиты его кандидатской. Был шумный банкет, все нажрались до усеру, как водится в таких случаях. Захотелось ему пописать, но таскаться со второго этажа на четвертый, где находился мужской дабл-си, ему не хотелось. Давай, говорит, в дамский схожу, зайди посмотри, нет ли там никого. Зашли мы с ним, значит, в одну кабинку. Сначала он, потом я, хотела быстро трусики поднять, нет, говорит, постой. Развернул меня лицом к сливному бачку, торкался-торкался, но ничего у него не вышло. Тогда и говорит: послушай, я устал малость, помоги мне, пожалуйста. Я не поняла, чего он хочет, и давай засовывать его писульку в свою, а она-то вялая, все вываливается да вываливается, никак не хочет там держаться... Да ты, говорит, лицом сюда, сюда, и губами, губами... Но я-то ведь тогда была другая, не знала, что к чему, была воспитана под алым пионерским знаменем, продолжала жить деревенской моралью... Он-то был постарше, городской. Это сейчас я нахожу в этом кайф, но тогда... Господи, боже мой, как мне было противно! Я все сосала-сосала, лизала-лизала, а он как мертвый, все никак не твердеет, не подымается... Так и не встало у него в ту ночь, сколько ни пытался. С пьяным я ругаться не стала, но на следующий день высказала ему все, что накопилось на душе за ту ночь и за всю нашу с ним двухгодичную совместную жизнь!
Л е н а. Это тот, с которым вы ходили в Мавзолей?
М а р и н а. Я ему и Мавзолей, и многое другое вспомнила.
Л е н а. Ты же только что говорила, в Мавзолее тебе было просто чудесно!
М а р и н а. Ну и прекрасно, что чудесно. Ему-то нафига об этом знать? Мало ли где мне может быть чудесно? Потом, я ж тогда другая была, молодая, глупая, с гордыней дурацкой. А как же иначе? Если даже самой много всякой дребедени снилось и много какой дури пробовать хотелось, я все это скрывала, никомушеньки ни слова, а уж дорогому муженьку подавно. Я была порядочная жена. (После паузы.) В общем, с ним, или, вернее, со мной жить стало совсем невмоготу, и где-то около года мы разводились. (Пауза.) А со вторым еще хуже было. Тогда у меня уже талант открылся, и я, оставив университетский хор, поступила в консерваторию. Рядом с нашей общагой находилось общежитие, или, как там у них называлось, казарма военного училища, и я стала женой танкиста. Уж этот-то по сравнению с диссертантом заряжал будь здоров! В общем, на себе испытала всю мощь нашей армии! Но когда все всегда по команде, увы, это так скучно и утомительно... С ним мы спали как истинно-советские муж и жена, любовью занимались в одной-единственной позе. Я, как танкодром, лежу под его гусеницами, а н все лязгает и лязгает... Тогда-то и изменила я ему впервые в жизни. Осточертел мне военный режим, музыки и сантиментов захотелось, и легла я с духовиком. Уж этот-то и вдувал, и выдувал, и надувал, и поддувал, что я не хуже тромбона сопела... А потом с баянистом, который так наяривал, что я не просто сопела, аж запела от балдежа. Стоим мы с ним на полу на четвереньках, и тянет он мои сиськи в разные стороны, как гармошку, а я задом из стороны в сторону виляю и частушки озорные ему подпеваю... Вот это был настоящий, истинный секс, непритворный, свободный, ни к чему не обязывающий! А пушка-то моя танковая все по прямой, по прямой наводке... Но открыться и сказать, что хватит по прямой, давай возьмем немножко в сторону, вкривь, вкось, я тоже не могла, потому что знала, что со всей его армейской прямотой сначала обзовет меня блядью, потом отсфиздит как надо, что и костей-то не соберу, не то что волосинок на лобке. (Пауза. Через некоторое время.) С кем же тебе было больно? С тем, который швед рубленая голова? (Лена молчит.) Получается, он у тебя первый? (Лена снова молчит.) Ну хоть он-то имел тебя как положено? Или только в анус?
Л е н а. А тебя как?
М а р и н а. Это я имела его. И туда, и сюда. Чуть инфаркт не получил от рашн-секса. (После некоторого молчания.) Ну хоть он вообще имел тебя?
Л е н а. Нет, не имел.
М а р и н а. А что же вы делали?
Л е н а. Ничего.
М а р и н а. Он просто смотрел на твой треугольник любви?
Л е н а. Не просто.
М а р и н а. С благоговением, да?
Л е н а (с иронией). С воздыханием.
М а р и н а. Воздыхал и Дуньку Кулакову гнал?
Л е н а. Сначала да, потом нет.
М а р и н а (понимающе).Это всегда так: сначала да, потом не.
Л е н а. Я же не сказала не.
М а р и н а. Ах да, он делал нечто другое, да? Может, он чесал себе яйца, глядя на твою таинственную девственную плеву?
Л е н а. Вроде бы и чесал. Но глядел он совсем не туда.
М а р и на. А куда еще можно глядеть при этом? В рот, что ли, заглядывал?
Л е н а. Может, и заглядывал. А может, и нет.
М а р и н а. А ты, что, стояла как скульптура Венеры Милосской в детском парке культуры и отдыха?
Л е н а. Нет, отчего же. Совсем не как Венера и совсем не как в детском парке.
М а р и н а. Значит, ничком, да?
Л е н а. И не ничком.
М а р и н а (словно догадавшись). Ах да, конечно же, раком. (Лена молчит.) Или возлежала как не знаю кто, Хлоя, Мессалина, Даная? Под жопой подушек куча мала, ноги врозь как можно шире, а тазом все в небо, в небо, да?
Л е н а. Ни в какое не в небо.
М а р и н а. Ах, это он лежал под тобой, а ты его отделывала! Или, как там по-культурному, ублажала, да?
Л е н а. Никого я не ублажала.
М а р и н а (нетерпеливо). Ну что-нибудь да делала ты с этим гребаным шведом? Ты просто так, что ли, ходила с ним в номер?
Л е н а. Это входило в мои обязанности.
М а р и н а (с иронией). Ах да, простите, я забыла, вы же у нас переводчица, гид и кто там еще по совместительству? А я все олицетворяю вас с этой английской говназией.
Л е н а. Зачем вы так? Вполне приличная школа для приличных детей из приличных семей.
М а р и н а. Надоели мне эти деланные приличия!
Л е н а. Прикажешь людям не одеваться, а расхаживать по городу в чем мать родила и трахаться на каждом углу?
М а р и н а. А разве не трахаются? Да в каждой подворотне сучий гон!
Л е н а. Я не об этом. (Пауза.) Я хочу сказать вот что. (Пауза.) Ты совсем не такая, какой кажешься. (Пауза). Ты другая... (Пауза.) И вся эта лексика не твои слова. Ты вовсе не вульгарна... Нет... ты... нежное... хрупкое... изящное... прелестное... создание... Ты как холодный ключ в глубине овражистой чащобы... Помнишь, у Бергмана есть замечательная картина под названием "Virgin Spring"? Ты и есть тот девичий источник... Ты источаешь чистоту как мед, как дурман, как свет во тьме наших лживых, грубых дней... Увидев тебя, я потеряла дар речи... Мне стало не хватать слов, вздохов и выдохов, нежности и любви... Мы с мужем договаривались спешно покинуть дом, если партнеры окажутся людьми знакомыми хоть с какого-нибудь боку. Я тотчас узнала твое лицо. Как только вошли. Я не сразу сообразила, где же я тебя видела, но лицо, и глаза, и губы твои я вспомнила сразу... Потом мне вдруг вспомнился Густав, и ты рядом с ним... Моим первым желанием было подать мужу сигнал, но... не знаю... почему... я ... не стала делать этого... Я решила остаться... Тогда, с Густавом, мы с тобой и словом не перекинулись. Можно считать, и не были знакомы.
М а р и н а. Если не принимать во внимание двоих мужчин, с которыми мы обе состояли в близких отношениях.
Л е н а. С ними мы были каждая в отдельности, и потому знакомство с ними вряд ли может служить в данном случае основанием для подтверждения факта нашего знакомства. В общем, я осталась несмотря на то, что узнала тебя. Я поняла, что должно произойти нечто очень важное для меня. Именно этой ночью, именно в этом доме. Я не могла понять, что вообще может произойти, но ощущала всем своим существом, что это нечто больше и важнее, нежели простое совокупление пара на пару. Воображая в разговорах предстоящую групповуху, мы с мужем были готовы и к обмену партнерами, и к сексу вчетвером, или, что называется, к сороконожке... Мы были полны желания реализовать наши фантазии сполна... Но... ты... ты помешала осуществлению наших планов... Увидев тебя, я оцепенела, хотя старалась не подать виду.
М а р и н а. Это у тебя получалось хорошо. (После паузы.) И знаешь, отчего ты оцепенела? Оттого, что перед тобой отнюдь не целебный источник, как ты ошибочно полагаешь. Перед тобой змеиное яйцо.
Л е н а. "The Serpent's Egg"... Есть у Бергмана и такой фильм. Но ты не яйцо, нет, ты сама змея, несущая мне мою седьмую печаль. Ты око дьявола посреди земляничной поляны, прикосновение к которому вызывает у меня улыбки летней ночью, крики и шепоты, молчание, стыд... А за окном призраки исполняют свою пляску смерти под тихую осеннюю сонату... Мы с тобой как Нора и Жюли... И между нами дети наши нерожденные, Фанни и Александр... (Плачет. Пауза.) Ты не читала роман Стриндберга "Слово безумца в свою защиту", написанный по-французски, кровью сердца? Так вот, это я жена его, Сири... Конечно, ему не следовало написать этот роман, даже и по-французски, но все же я благодарна моему Августу. За многое... И я также хочу быть благодарной тебе, Марина, дорогая, милая...

Шумно смеясь, возвращаются Сергей и Саша, который также без маски на лице.

С е р г е й (весело). И вот мы приплыли, приплыли к волшебным брегам Дуная! (Включая музыку, как на танцах.) Объявляется вальс! Белый танец! Дамы приглашают кавалеров! Но только с одним условием: приглашать собственных мужей категорически запрещается!

Под звуки вальса - медленное затемнение.

 

Картина 3
Неплохо обставленная квартира где-нибудь на проспекте Карла Маркса или улице Ленина. Чувствуется в этих стенах некоторое былое величие, но ныне дом явно пребывает в состоянии упадка.
Зрителю видна кухня и просторная прихожая.
Примерно полседьмого утра.
Саша на кухне с чашечкой кофе.
Прошло три недели.

Л е н а (входя в кухню). Давай поставим на место.
С а ш а. Что?
Л е н а. Кровать.
С а ш а. А-га, сейчас. Дай кофе допью. (Пауза.) А ты не хочешь?
Л е н а. Хочу.
С а ш а. Чего тогда не пьешь?
Л е н а. Ты же не предлагаешь.
С а ш а (наливая ей кофе). Пожалуйста. (Показывая на сахарницу.) Сколько тебе сахару, две, три ложечки?
Л е н а. Разве не знаешь, сколько?
С а ш а. Да, знаю. Две.
Л е н а. Да, нет, дорогой мой. Три.
С а ш а (малость удивленно). С каких это пор три?
Л е н а. С таких. (Пауза.) Ну и как, хорошо тебе было?
С а ш а. Ничего.

Пауза.

Л е н а. Все о'кей?
С а ш а. Почти все.
Л е н а. Но все-таки не все?
С а ш а. Не все.
Л е н а. Почему?
С а ш а. Потому что не хватало тебя.
Л е н а. Я-то тут при чем? Ты же ее хотел.
С а ш а. Почему это я ее хотел? (После паузы.) Ты зачем ушла?
Л е н а. Ни за чем.
С а ш а. Ты поступила вовсе не гостеприимно.
Л е н а. Ты-то, надеюсь, проявил гостеприимство? Показала себя во всей твоей красе?
С а ш а. Ты, что, в обиде на меня? (После паузы.) Вообще-то, это я должен обижаться. Не ожидал от тебя такого.
Л е н а. Я тоже не ожидала.
С а ш а. А что, по-твоему, надо было мне делать?
Л е н а. Ничего.
С а ш а. Зачем же тогда губы надувать?
Л е н а. Плясать пока еще не от чего.
С а ш а. Было бы желание, найдется от чего.
Л е н а (после паузы). Как вижу, ты в прекрасном расположении духа? Надеюсь, ночью был в ударе?
С а ш а. Это что-либо меняет?
Л е н а. Какой же ты вредный.
С а ш а (после паузы). Разве не вместе хотели мы совлечь с себя ветхого Адама? К чему теперь укоры?

Пауза.

Л е н а. Рано ты встал. Думала, спишь еще после бессонной трудовой ночи.
С а ш а. А я думал, ты сразу в школу пойдешь.
Л е н а. Я и хотела. Просто к нам сегодня приезжают американские школьники. Вот и зашла за формой. (После паузы.) Может, вы вовсе не ложились?
С а ш а. Да. Не ложились.
Л е н а. И когда же они ушли?
С а ш а. Только что.
Л е н а. Рановато, однако.
С а ш а. Это как считать.
Л е н а. Тогда поздновато. (Пауза.) Надеюсь, ты не забыл угостить их перед уходом горячим кофе?
С а ш а. Нет, не забыл.
Л е н а. Вы пили по-турецки или просто черный?
С а ш а. Просто черный.
Л е н а. А почему только две чашечки?
С а ш а. Потому что один из нас не захотел.
Л е н а. Надеюсь, не ты.
С а ш а. Конечно, не я.
Л е н а. И не он?
С а ша. А ты попробуй угадай.
Л е н а. Боже мой, какая тайна!

Пауза.

С а ш а. Ну, давай, переставим, что ли?
Л е н а. Что?
С а ш а. Кровать.
Л е н а. Ну и переставляй.
С а ш а. Один?
Л е н а. Поставил же ты его туда.
С а ш а. Я был не один.
Л е н а. Вот с ними и надо было на место. Что, силенок не осталось? (Пауза. Саша молчит.) Может, никто не отказывался от кофе?
С а ш а. Что ты имеешь в виду?
Л е н а. Может, ты был только с ней?
С а ш а. Ты, что, рехнулась?
Л е н а. С чего ты взял?
С а ш а. А то я не вижу.
Л е н а. А я, думаешь, не видела, как жадно ты на нее зарился?
С а ш а. Ничего не жадно. Обыкновенно.
Л е н а. И со всеми ты так обыкновенно?
С а ш а. Слушай, ты в школу не опоздаешь?
Л е н а. Тебе-то чего за меня беспокоиться? Не тебе же встречать.
С а ш а. Что ты взъелась, не пойму? Сама же захотела трахнуться стенка на стенку, у самой же звизда чесалась! Теперь-то чего вламываться в амбицию?
Л е н а. Это я-то хотела? Это у меня-то чесалось?
С а ш а. А то у меня, да?
Л е н а. А разве не чесалось? Как же ты тогда ей петарду устроил, трахнув четыре раза подряд?
С а ш а. А ты считала, да? Счеты не забыла под ягодицы подложить?
Л е н а. Вот и не забыла.
С а ш а. То-то, гляжу, сильно ерзала под ним.
Л е н а. А ты не ерзал, да? Ты трахал ее не членом своим, а пальцем, да?
С а ш а (после паузы, устало). Может, хватит, а? Надоели эти турусы на колесах. Давай успокойся и поговорим по-нормальному.
Л е н а. Мне нечего успокаиваться. Я совершенно спокойна. Полный штиль над морем.
С а ш а. Знаю я твои штили.
Л е н а. Нет, ты не отвлекайся. Давай начинай.
С а ш а. Чего начинай?
Л е н а. То, что ты хотел.
С а ш а. А что я хотел?
Л е н а. Это тебе лучше знать.
С а ш а (после паузы). Я не хочу с тобой ругаться. Я не хочу портить наши с тобой, в общем-то, неплохие, я бы даже сказал, хорошие отношения. Я хочу, чтобы у нас с тобой все было хорошо. Я тебя, в общем-то, наверное, люблю. Ты меня, надеюсь, тоже.
Л е н а. Допустим, да.
С а ш а. Полагаю, что люди мы с тобой достаточно образованные, и нам не к лицу ссориться из-за каких-то пустяковых глупостей. (Пауза.) Чувство ревности, полагаю, тебе тоже ведомо. (Лена молчит.) Ты ведь не сомневаешься в моей преданности и верности?
Л е н а. Верности кому?
С а ш а. На риторические вопросы ответов не требуется. (Пауза.) У меня к тебе тоже есть вопрос, причем отнюдь не риторического свойства. Уверена ли ты в том, что я нисколько не сомневаюсь в твоей верности?
Л е н а. Ты сомневаешься?
С а ш а. А ты можешь сказать, что не подаешь к этому ни малейших поводов?
Л е н а. Я это могу даже прокричать.
С а ш а. Ты никогда не пробовала посмотреть на себя со стороны?
Л е н а. Что ты этим хочешь сказать?
С а ш а. Просто иной раз нелишне проделать это. Много интересненького открывается.
Л е н а. Ты только этим и занимаешься, да, Нарцисс-вуайерист эдакий?
С а ш а. Я тебе уже говорил: я не хочу с тобой ругаться. Потому на всякие твои колкости не отвечаю.
Л е н а. Как же, не отвечаешь. Всех своих собак постараешься навешать мне на шею.
С а ш а. Можешь не беспокоиться. Навешаю, коли тебе так хочется. Ты-то уж постарайся соблюсти себя.
Л е н а. Разумеется, не обсевок в поле. Не такая, конечно, красава, как эта твоя кинозвизда, но и я классуха еще та. Захочу могу под кустом, а могу и динамо крутануть.
С а ш а. Вот и зря крутанула вчера. Лучше бы под кусты пошла.
Л е н а. Может, я там и была? Откуда тебе знать?
С а ш а. Не городи чепуху. Я прекрасно знаю, где ты была.
Л е н а. Ну и где же?
С а ш а. У мамы ты была.
Л е н а. Чего это я туда поехала?
С а ш а. Стало быть, трусики постирать.
Л е н а. Именно что. Они-то у меня запачкались по-черному, аж между ног текло.
С а ш а (удивленно). Вроде ж как рановато.
Л е н а. А ты дни мне считаешь?
С а ш а. Да нет, не считаю. Это чисто профессиональное.
Л е н а. При чем тут профессия?
С а ш а. Просто запоминается. Автоматически.
Л е н а. А у меня автоматически забывается.
С а ш а. Знаю.
Л е н а. Хочешь, скажу, почему ты дни мне считаешь?
С а ш а. Я же тебе сказал, не считаю. Просто запоминается.
Л е н а. А знаешь, почему запоминается?
С а ш а. Нипочему.
Л е н а. А я знаю. Потому что ты не хочешь ребенка. В самые подходящие дни ко мне на пушечный выстрел не подходишь.
С а ш а. Откуда же тебе известно, что не подхожу в самые подходящие дни? Только что сама говорила, что всю жизнь забываешь.
Л е н а. А я чувствую, интуитивно.
С а ш а. Послал бы я тебя на хутор бабочек ловить, да что-то не хочется.
Л е н а. Можешь не утруждаться. Я уже была там, полный сачок наловила. (После паузы.) Хочешь знать правду, где я была?
С а ш а. Мне как-то вдруг стало все равно.
Л е н а. Ну, если все равно, то, значит, расскажу. К маме я поехала потом. Вернее, сразу же хотела к ней и села на тринадцатый экспресс. Прошла вперед, заняла пустующее сидение. На душе кошки скребут. Было грустно и тоскливо до невозможности. Не помню, сколько проехала, вдруг чувствую, как кто-то из водительской кабины в упор рассматривает меня. Смотрит и улыбается. Близко так, лицом к лицу. Молоденький совсем, лет девятнадцати, наверное. Чернявый, как цыган. Напарник его, который за рулем, также уставился в мое отражение в зеркале. Я потупилась, а они все смотрят и смотрят. Сначала я хотела пересесть на другое место, а потом подумала: чего это я должна пересаживаться? С переглядками и ехали некоторое время. Затем автобус, не доезжая до остановки, остановился на краю обочины, и водитель, выпрыгнув из кабины, обошел автобус спереди и зашел в салон, подошел ко мне и опустился передо мной на корточки. Чернявенький пересел на его водительское место и выключил в салоне свет. В автобусе больше никого не было. Водитель начал задирать мне юбку, я все так же сидела, молчала. Он тоже ничего не говорил. Подняв юбку, он запустил руку мне в промежность и начал гладить. Мне не было ни хорошо, ни неприятно. Страха, смущения или напряжения я так же не чувствовала. Потом, все так же молча, он слегка приподнял меня и стал спускать с меня трусики. Тогда я встала не говоря ни слова и сняла их сама. Шофер развернул меня лицом к окну, завернул плащ и юбку выше поясницы, вставил свой кляп и давай за дело. Я по-прежнему не испытывала ни возбуждения, ни боли. Не успел он кончить, подошел чернявенький. Потом снова тот, следом опять чернявенький. И все это молча, без единого слова. Когда кончили по третьему разу, они удалились в свою кабину. Я же натянула трусики, вытерлась, оправилась, и мы поехали дальше со всеми остановками. Я сошла на маминой остановке, они улыбнулись мне на прощание, чернявенький даже ручкой помахал, но я ни улыбаться, ни махать им в ответ не стала. Когда позвонил ты, я сидела на кухне и пила чай с вареньем.
С а ш а. Мама сказала, что ты спишь.
Л е н а. Да, я дремала.
С а ш а. Но ты слышала мой звонок?
Л е н а. Пока еще я не оглохла.
С а ш а. Что ж не подошла к телефону?
Л е н а. Не хотелось.
С а ш а. Говорить со мной?
Л е н а. При чем тут ты? Мне просто не хотелось вставать с места.
С а ш а. Устала, небось, после шести-то палок. Затрахали бедную.
Л е н а. Да, затрахали твою бедную жену.
С а ш а. А они и рада.
Л е н а. По правде?
С а ш а. Ну уж, раз начала с правды.
Л е н а. Ну хорошо. Ежели моему муженьку угодно желать знать правды, так тому и быть. Я скажу тебе правду. (Пауза.) Как мужчины, они вдвоем не стоят тебя одного. И будь они втроем, вчетвером, впятером, они бы все равно не стоили тебя одного.
С а ш а (притворно). Рад слышать.
Л е н а. Не смейся. Я говорю серьезно.
С а ш а. А как они по сравнению с Сергеем?
Л е н а. Что с Сергеем?
С а ш а. С ним тебе было хорошо?
Л е н а. Разве ты не видел?
С а ш а. Видеть-то видел, но хотелось бы услышать из уст первоисточника.
Л е н а. Значит, ничего ты не видел. (Пауза.) Ты слишком был увлечен ею. Ты даже поцеловал ее.
С а ш а. Не помню, чтобы целовал.
Л е на. Ты поцеловал ее в самом начале. Во время танца.
С а ш а. Но это ж ради забавы. Чтобы преодолеть психологический барьер. Просто мы с Серегой договорились начать с танцев с поцелуями. Он же тоже тебя целовал.
Л е н а. Но я ему не отвечала. Я просто поддавалась.
С а ш а. И отдавалась.
Л е н а. Но это чтобы тебе было хорошо.
С а ш а. Я тоже поцеловал ее именно поэтому.
Л е н а (также притворно). Рада слышать.
С а ш а. По крайней мере, мы попробовали.
Л е н а. И?..
С а ш а. ...остались довольны.
Л е н а. Да?
С а ш а. Особого недовольства, во всяком случае, не проявлялось.
Л е н а. Может, оно было глубоко запрятано.
С а ш а. Это уже мазохизм.
Л е н а. Тоже мне Фрейд.
С а ш а. Фрейд не Фрейд, но вполне мог бы написать продолжение "The Joy of Sex".
Л е н а. Ну и пиши, кто тебе мешает.
С а ш а (после паузы). Всю эту ахинею про автобус ты выдумала.
Л е н а. Зачем мне выдумывать?
С а ш а. Чтобы причинить мне боль.
Л е н а. Тебе больно? Как странно! Думала, ты будешь на седьмом небе от восхищения! (После паузы.) Но я ничего не выдумывала. Я ведь даже не подмывалась вчера. Хотела сберечь для тебя...
С а ш а (не дав договорить). ...следы преступления!
Л е н а (подчеркнуто). ...следы буйной страсти.
С а ш а. Хватит ерунду пороть!
Л е н а. Не веришь? На, смотри, нюхай. (Снимает трусы и бросает их на стол.)
С а ш а. Перестань, пожалуйста.
Л е н а. А чего тебе смущаться? Прояви свой профессионализм!
С а ш а (пытаясь сыронизировать, в попытке самоуспокоения). Как я понимаю, тебе тут требуется санитар-эпидемиолог.
Л е н а. Вот и хорошо, что не венеролог.
С а ш а. А может, и венеролог. Плюс прачка. Ну и, разумеется, хорошая взбучка.
Л е н а (нагло садясь к мужу на колени, лицом к нему). А если скажу, что мне требуется хорошая случка?
С а ш а. Вчера тебе было мало?
Л е н а (прижимаясь к нему, начиная его целовать). Да, вчера мне было мало, мало. У меня бешенство матки. Но хочет моя матка только тебя, тебя, тебя. И ты тоже хочешь только меня, меня, меня. А вчера это так, это не считается, это всего лишь тренинг. Это чтобы мы еще сильнее захотели друг друга.
С а ш а. Отстань, пожалуйста. И надень свои трусики.
Л е н а. А их сначала надо постирать. Что они, мешают тебе? По-моему, неплохая картина. Натюрморт с ушами.
С а ш а. Я тебя прошу. Ты можешь слезть с меня?
Л е н а. Нет, не могу.
С а ш а. А если очень хорошо попрошу?
Л е н а. Ну ладно. Но только я тоже попрошу тебя кое о чем.
С а ш а. Пожалуйста. Но только сначала слезь с меня.
Л е н а. Отнеси меня на кровать.
С а ш а. Пошли. (Подняв, уносит ее в одну из комнат.)
Голос Лены. Нет, подожди. Помоги мне снять это. Да, расстегни там. А сейчас подойди сюда. Нет, нет, ты стой. Я все сделаю сама. Ты только мой, и ничей другой.
С а ш а (возвращается на кухню со взлохмаченными волосами, с расстегнутыми пуговицами. Подходит к окну, смотрит вдаль, снова готовит кофе, пьет, просматривает завалявшуюся газету.) М-да, таковы новости последней ночи.
Л е н а (появляясь на кухне, почти вся нагая). Ты меня не хочешь? Брезгуешь, да? (Саша молчит.) Я твоя и не твоя вроде жена, да? Мы чужие, да? (Почти плачет. Саша продолжает молчать.) Ты просто выбросил меня из своего сердца за ненадобностью, да? Вам было так хорошо, да?
С а ш а. Да. Да. Да. Да.
Л е н а. Вы занимались любовью так упоительно-искусно...
С а ш а. Да. Да. Да. Да.
Л е н а. Вам больше никого и не надо было, да?
С а ш а. Да. Да. Да. Да.
Л е н а. Ты до сих пор продолжаешь пахнуть как они.
С а ш а. Да. Да. Да. Да.
Л е н а (не сдержавшись, кричит). Вонять! Смердеть!
С а ш а (спокойно). Да. Да .Да. Да.
Л е н а. Знаешь, как по-английски "блядство"?
С а ш а. Нет, не знаю.
Л е н а. Хочешь, скажу?
С а ш а. Если тебе так хочется произнести вслух это слово. Но только, прошу тебя, не по-английски. Лучше по-китайски или по-татарски.
Л е н а. К вашему сведению, гимназия, в которой я преподаю, не китайская и не татарская.
С а ш а. Знаю-знаю, блядская. Только что сама говорила.
Л е н а. Ну и пусть, все равно почище вашей трахомольницы!
С а ш а (деланно). Я чрезвычайно рад этому обстоятельству.
Л е н а. А почему бы вам на пару с ней не начать разворачиваться вашими широкими задницами в европейские пространства? Готовенькая такая компания, "Алекс & Марина", мировой лидер в области...
С а ш а. Да-да, идея просто замечательная. Но почему именно задницами? Не лучше ли башкой?
Л е н а. Башка твоя пусть покоится в оперной ее глотке.
С а ш а. А может, в лодке? И грести, грести до нескончаемости?
М а р и н а (после паузы). Она тебе нравится?
С а ш а. Кто она?
Л е н а. Она. Марина.
С а ш а (устало). Я не хочу с тобой говорить.
Л е н а. О ней?
С а ш а. Вообще не хочу.
Л е н а. С каких это пор?
С а ш а. С тех пор, как это стало бессмысленно.
Л е н а. Не хочешь говорить. Ну что ж.
С а ш а. С тобой невозможно говорить. Ты больна.
Л е н а. Ну так вылечи. Ты же врач.
С а ш а. Увы, это не так просто. У тебя маниакальная шизофрения. Если быть точнее, паранойя. Паранойя ревности на уровне бреда.
Л е н а. И кто же в этом виноват?
С а ш а. Хочешь сказать, я?
Л е н а. Хочу не хочу, а так оно и есть.
С а ш а. Вдобавок, у тебя еще и мания подозрительности.
Л е н а. А у тебя мания говорить не то, что думаешь. Ты все время уклоняешься от серьезного разговора.
С а ш а. Ты нуждаешься в серьезном разговоре?
Л е н а. Я нуждаюсь в серьезном муже.
С а ш а. То есть... я тебя не устраиваю? (Пауза.) Что ж, детей у нас нет.
Л е н а. Уж этому обстоятельству ты рад чрезвычайно.
С а ш а. Ты в этом уверена?
Л е н а. На все двести процентов.
С а ш а. Ты побывала в моей душе?
Л е н а. Я все еще продолжаю блуждать там.
С а ш а. Тогда ты должна была бы заметить, какой туман обволок мою душу. Там тебе должно быть не видно ни зги.
Л е н а (после паузы). Думаешь, только твоя душа в тумане? Не чувствуешь, как пахнет кровью вокруг?
С а ш а. Это от твоих трусов.
Л е н а. Это сердце мое обливается кровью.
С а ш а. Которое между ног?

Пауза.

Л е н а. Ты о разводе всерьез?
С а ш а. Насколько серьезно может говорить несерьезный супруг.
Л е н а. Будущий бывший супруг. А пока еще кто?
С а ш а. Так, ни друг, ни враг.
Л е н а. Недруг?
С а ш а. Не недруг, а не друг. Который всегда почему-то ее муж.
Л е н а. И которому место всегда под кроватью или в шкафу у чужой жены.
С а ш а. Большей частью все же на брачном ложе.
Л е н а. Да, мне не нравится, что на моем брачном ложе возлежали чужие люди.
С а ш а. Но хозяйка созвала их сама. Но потом бросила и ложе, и гостей. Ложе остыло и взмолило о тепле.
Л е н а. Непарное число три.
С а ш а. Да, явно непарное.
Л е н а. Но, говорят, бог любит и жалует троицу.
С а ш а. Увы, дорогая.
Л е н а. Ты говоришь "нет", подразумевая "да". (После паузы.) Можно задать тебе один вопрос?
С а ш а. Попробуй.
Л е н а. А ты мне на него ответишь?
С а ш а. Коль сумею.
Л е н а. А хорошо втроем?
С а ш а. В каком смысле?
Л е н а. В интимном.
С а ш а. Ты имеешь в виду технически?
Л е н а. При чем тут техника? Я имею в виду, вот тебе лично понравилось трахать Марину на пару с ее мужем?
С а ш а. Ничего, в общем-то.
Л е н а. А как вы ее трахали? Поочередно?
С а ш а. По-всякому.
Л е н а. Одновременно тоже, да?
С а ш а. Одновременно тоже.
Л е н а. А как вы ее одновременно? Ты спереди, он сзади?
С а ш а. Нет, он спереди, я сзади.
Л е н а. А она стояла? Или лежала?
С а ш а. И стояла, и лежала.
Л е н а. На кровати?
С а ш а. На мне.
Л е н а. А ты лежал на кровати?
С а ш а. Нет, мы на полу.
Л е н а. Вам не хватало простора, да?
С а ш а. Да. И никакого скрипа.
Л е н а. Ты лежал на полу на спине, она не тебе живот к животу, а муж ее на ней со спины, да?
С а ш а. Да.
Л е н а. Передок ее соединялся с тобой, а задок с ним, да?
С а ш а. Да.
Л е н а. И вы все двигались в едином ритме, да?
С а ш а. Старались.
Л е н а. А как она подмахивала? Или подмахивал ты?
С а ш а. Не надо было уходить.
Л е н а. А если бы не ушла, с какого боку вы бы меня приставили?
С а ш а. С какого бы захотела.
Л е н а. Могли бы, как ее, и с двух сторон?
С а ш а. Почему бы и нет?
Л е н а. А если бы я не захотела?
С а ш а. Ты бы захотела.
Л е н а. А вот и ошибаешься.
С а ш а. Что я, не вижу, как возгорелись твои глаза? Не чувствую, как набухают твои соски? Не ощущаю трепета в твоем лоне? (В достаточном возбуждении.) Ну иди сюда, подойди поближе, я покажу тебе, как бы мы имели тебя!
Л е н а. Нет, нет, мне в школу.
С а ша (притягивая ее к себе). У нас еще есть время.
Л е н а (жеманно). Нет, нет, я опаздываю!
С а ш а. Да, да! Ты хочешь меня! У тебя бешенство матки! У меня бешенство ствола! (Плотно ее обнимает.)

 

Картина 4
В тот же день. Пополудни.
Приемный кабинет главврача.
Стук.

С а ш а (автоматически, не поднимая головы). Да, войдите.
М а р и н а (входя). Можно?
С а ш а (удивленно-беспокойно). Ты?
М а р и н а. Не ожидал?
С а ш а. Честно говоря, нет.
М а р и н а. Могу я сесть?
С а ш а. Да, конечно.
М а р и н а. У тебя, наверное, много работы.
С а ш а. Хватает.
М а р и н а. Я не буду отнимать у тебя много времени.
С а ш а. Для тебя-то уж найдется время. (Доставая бутылку, рюмки.) Ром с коньяком или ликер, кофейный?
М а р и н а. Спасибо, мне ничего не надо.
С а ш а. Вот бы никогда не подумал, что откажешься.
М а р и н а. Зачем так язвительно?
С а ш а. Разве? А по-моему, даже камерно. (После паузы, без иронии.) Прости меня, ладно? Временами меня действительно одолевает приступ желчной иронии.
М а р и н а. Давай... постараемся... обойтись... без...нее...
С а ш а (после паузы). Сейчас или... вообще?
М а р и н а. Сейчас и вообще.
С а ш а. Я тебя не совсем понимаю.
М а р и н а. Что ж тут непонятного.
С а ш а. Почему ты вчера не приехала?
М а р и н а. Не хотела.
С а ш а. Мы же договаривались.
М а р и н а. Мы? По-моему, вы.
С а ш а. Ну да, мы... все.
М а р и н а. А ты меня приглашал?
С а ш а. Тебе было нужно особое приглашение?
М а р и н а. Хотя бы элементарное.
С а ш а. Отпечатанное типографским способом, да?
М а р и н а. Сошло бы и на компьютере.
С а ш а. К сожалению, не типографский работник и не компьютерщик.
М а р и н а. Знаем, какой ты работник.
С а ш а. Ну и вот, какие еще могут быть вопросы?
М а р и н а. Боже упаси! Разве я предъявляю тебе претензии? Ты кто, муж мне, любовник?
С а ш а. А разве нет?
М а р и н а. Разве да?
С а ш а. Вроде ж как...
М а р и н а (прервав). Да ничего не как. Это тебе только кажется.
С а ш а. Почему это мне кажется?
М а р и н а. Потому что... Потому что ты мужчина.
С а ш а (после паузы). А он нет?
М а р и н а. Ты о ком?
С а ш а. О твоем муже.
М а р и н а. Откуда мне знать.
С а ш а. Что за идиотский ответ?
М а р и н а. Ответ как ответ. (Молчание.) Тебе лучше знать.
С а ш а. Мне?
М а р и н а. Кому же еще?
С а ш а. Слушай, жена, сколько лет ты живешь со своим мужем?
М а р и н а. С последним? Семь, неполных.
С а ш а. И до сих пор не знаешь, мужчина он или нет?
М а р и н а. Представь себе, не знаю.
С а ш а. Себя-то ты хоть знаешь? Женщина ты иль кто?
М а р и н а. Этого тоже не знаю. Потому и пришла к тебе. За ответом. И за советом.
С а ш а (почему-то снова впадая в иронию). Совет да любовь, да не простая, а многофункциональная.
М а р и н а. На тебя опять находит твой приступ?
С а ш а (после паузы). Я действительно болен.
М а р и н а. Иронией?
С а ш а. Чтобы перечесть все мои болезни, не хватит пальцев двух рук.
М а р и н а (после паузы, тяжело). Сколько бы у тебя ни было болезней, ты мне стал дорог как никто. (Снова пауза.) Я тебе хоть сколько-нибудь нравлюсь?
С а ш а (автоматически). Да, конечно. (Подумав.) В каком смысле ты спросила?
М а р и н а. Хотя бы в том, в каком мы с тобой знакомы.
С а ш а (молчание, серьезно). Это было так давно, целых три недели назад. Уже успел позабыть... (стараясь быть поэтичным) твой вкус и цвет.
М а р и н а. А ты вспомни.
С а ш а (легко ее обнимая). Сейчас вспомним. (Идет к двери, закрывает ее изнутри.) Можешь раздеться за перегородкой.
М а р и н а. Так сразу и разделась.
С а ш а. Как же я тогда вспомню?
М а р и н а. Можешь не вспоминать. (После паузы.) Дело не в том, какой у меня цвет и вкус.
С а ш а. В чем же?
М а р и н а (выдерживая долгую паузу). У тебя все? Кончилась твоя ирония?
С а ш а. Ирония всего лишь защитная маска.
М а р и н а. Можешь не защищаться. Я тебе ничего плохого не сделаю. (После паузы.) Я тебе хочу предложить... старую... древнюю... как мир... Я тебе хочу предложить... любовь.
С а ш а. Любовь?
М а р и н а. Да, любовь. Которая на двоих.
С а ш а. Но которой можно заниматься втроем, вчетвером, да?..
М а р и н а. Нет, вдвоем, и только вдвоем.

Картина 5
Прошло две недели.
Кухня в квартире Саши и Лены.
Лена, Марина.

Л е н а (показывая). Замечательный воздушно-розовый цвет, правда?
М а р и н а. Просто прелесть.
Л е н а. Знаешь, где это я купила? В "Шведской спичке".
М а р и н а. Никогда не слыхала, чтобы шведы умели делать хорошую мебель.
Л е н а. А это не шведская. Они там рекламируют, что голландская, но я поняла, что откуда-то с тех краев, где восходит солнце.
М а р и н а. Значит, российское.
Л е н а. Ну и пусть. Но ведь все равно красиво. (После паузы.) Знаешь, почему я выбрала именно эту стенку?
М а р и н а. Ну, во-первых, очень подходит к вашим стенам, к потолку, вообще как-то в духе вашего дома.
Л е н а. Это ты верно заметила. Но с духом нашего дома в последнее время явно что-то происходит. (После паузы.) Думала, ты не придешь.
М а р и н а. Отчего ж не прийти-то?
Л е н а (после паузы).Чувствую, как ты боишься меня. Боишься, что я могу прикоснуться к тебе.
М а р и н а. Я совершенно не боюсь.
Л е н а. Почему ты тогда такая скованная?
М а р и н а. Я просто усталая.
Л е н а. Ты боишься, что мое прикосновение может стать опасным.
М а р и н а. Я просто не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась. (После паузы, стараясь уйти от этой темы. Показывая на стенку.) Сколько отдала?
Л е н а. Много. (Пауза.) Давай расставим точки над "i".
М а р и н а. Я бы предпочла просто точку, а не над "i". Как в конце предложения.
Л е н а. Большую жирненькую кляксу, да? (Марина не отвечает.) Или тонюсенькую, изящненькую такую точечку, которую никто и не заметит? (Снова молчание. Как бы догадавшись.) Ах да, ты бы хотела поставить точку с запятой?! Оглядеться, отдышаться, обдумать все хорошенько. (С издевкой.) Как там у вас в театре, антракт, да?
М а р и н а. Да.
Л е н а. Что ж, объявляется антракт. Перемена, по-вашему. (После паузы.) Кстати, об антрактах. Бас твой из Стокгольма в каждый антракт имел по акту.
М а р и н а. Да хоть по сто.
Л е н а. Имел он их в той же уборной и в то же самое время, когда и тебя. Синхронно.
М а р и н а. Да уж, синхронистки мы с тобой.
Л е н а. Я была всего лишь синхронизатором.
М а р и н а. Выполняла моральный и служебный долг, да? Под присмотром конторы глубокого бурения?
Л е н а. Кто ж тогда не был совместителем? Ты, что ли?
М а р и н а. Я всегда служила только искусству.
Л е н а. Хорошенькое дело жертвовать одним местом во имя искусства.
М а р и н а. А я не одним. Я всем существом.
Л е н ы. И сразу все грехи замолены, да?
М а р и н а. У меня нет грехов.
Л е н а. А у кого они есть? Единственно у Господа. (Пауза.). Помнишь, в первый вечер нашей встречи мы с тобой попытались поговорить откровенно?
М в р и н а. Но у нас ничего не вышло.
Л е н а. Тогда нас просто прервали. (Пауза.) Давай попробуем еще раз.
М а р и н а. Теперь у нас точно ничего не выйдет.
Л е н а (умоляюще). Ну почему?
М а р и н а. Потому что мы стали другими.
Л е н а (внезапно впадая в ярость). Ах да, конечно, ты спишь с двумя мужчинами! Конечно, ты должна была стать другой! Случайно там у тебя второе влагалище не открылось?!
М а р и н а. В этом нет необходимости.
Л е н а (в слезах, кричит). Это нечестно!.. подло!..
М а р и н а (спокойно, искренне). Мы с тобой спим с нашими мужьями поочередно, сегодня ты, завтра я. Ты со своим и с моим, я со своим и с твоим. Какая еще тебе нужна справедливость?
Л е н а. Нет! Спишь с ними только ты! И вчера, и сегодня, и завтра всегда с ними спишь только ты!
М а р и н а (после паузы; вдруг осознав, что Лена говорит правду). Это правда?! Ты действительно не спишь с ними?.. Они действительно не приходят к тебе?!. (Пауза.) Господи боже мой!.. (Пауза.) Они... они обманывают нас!.. Я ведь тоже не сплю с ними!.. (разъяренная) Я им все!.. все выскажу!..
Л е н а (спокойно). Ты не можешь высказать им. Ты можешь высказать своему мужу.
М а р и н а. Мы им выскажем... выскажем... все!.. вместе!.. в глаза!..
Л е н а. Ну а дальше? Дальше-то - что? Поругаемся, побьем посуду...
М а р и н а. Пригрозим разводом!
Л е н а. ...которого не хотим.
М а р и н а. Откажемся лечь с ними в постель!
Л е н а. ...чему они будут особенно рады.
М а р и н а. Напьемся до упаду!
Л е н а. ...и пойдем в подвал отдаваться стае подростков, да? Ты этого хочешь?..
М а р и н а (устало, тихо). Нет, не хочу.
Л е н а. А я вот... хочу... (Пауза.) Хочу сырое змеиное яйцо. (Пауза.) Хочу тебя. (Делает шаг к Марине, второй, третий, протягивает к ней руки, чтобы обнять ее. Марина сначала стоит недвижно, словно окаменелая, затем резко вырывается и убегает в дверь.)


Картина 6
Прошла неделя.
Зал в доме Сергея и Марины.
Вечер.

М а р и н а. Я боюсь, что умру.
С е р г е й. Что ты заладила: умру, умру...
М а р и н а. Мне приснился сон...
С е р г е й. Перестань говорить глупости.
М а р и н а. Боюсь, что сойду с ума. Ты не боишься?
С е р г е й. Что сойду с ума?
М а р и н а. Что я сойду.
С е р г е й. Отчего сходить-то?
М а р и н а. Значит, есть отчего.
С е р г е й. Я, по крайней мере, никаких причин для этого не вижу. Все идет хорошо. Я даже представить не мог, что все сложится так прекрасно. Мы даже сблизились как-то. Не находишь?
М а р и н а. Нахожу. Что привязалась дико и мучительно. (Пауза.) Думала, это проще. Я и не догадывалась, что моя кровь может забурлить так сильно. Думала, все наши фантазии лишь вожделение и похоть. Я давно уже перестала надеяться, что когда-нибудь вновь встречу любовь. (Пауза.) Думала, встретимся, поболтаем, трахнемся всласть и мило распрощаемся.
С е р г е й. Ты хочешь распрощаться?
М а р и н а. Увы, это невозможно.
С е р г е й. А если бы я нашел такую возможность?
М а р и н а. Что ты имеешь в виду?
С е р г е й. То же, что и ты. Прощание.
М а р и н а. В июне, да? Совсем как в одной известной пьесе.
С е р г е й. Да, но только не в июне. В октябре.
М а р и н а. То, что на дворе последние дни октября, я знаю. Я также знаю и то, что вслед за октябрем наступит ноябрь.
С е р г е й. Время чернопуток.
М а р и н а (не слыша его). А потом зима. Вот так и жизнь проходит.
С е р г е й. Твоя?
М а р и н а. Да чья угодно.
С е р г е й. Я на глазах перестаю понимать твою иносказательность. В твоей речи появились образные поэтические приемы. В стихах я никогда ничего не соображал. Поэзия для меня всегда оставалась мертвой зоной. Погостом.
М а р и н а (после паузы). Помнишь, как мы с тобой занимались любовью на глазах у твоего старого дядюшки? Как мы, усталые, лежали в обнимку, а он суетливо обхаживал нас со всех сторон, рассматривая в лупу наши гениталии...
С е р г е й. Ну и что?
М а р и н а. А потом он стал снимать видеокамерой каждый акт нашей близости...
С е р г е й. Допустим, стал.
М а р и н а. В этом доме, вот в этом самом зале?.. (Сергей не отвечает.) Как нам нравилось попервоначалу заниматься этим! И как нам надоело это потом. И мы с тобой искали уединения, чтобы предаваться страсти без него. Но были вынуждены трахаться каждую ночь, чтобы ублажать твоего вонючего дядюшку, ведь иначе он мог в любую минуту переписать свое завещание, и тогда этот особнячок нам бы никогда в жизни не достался. (С издевкой.) И даже по наследству.
С е р г е й. Зачем ворошить былое?
М а р и н а. Разве я не могу позволить себе небольшое воспоминание?
С е р г е й. Конечно, можешь. (После паузы.) Никакой он мне не дядюшка.
М а р и н а (деланно-удивленно). Ты заставлял меня позировать перед каким-то чужим стариком?!
С е р г е й. Во-первых, тебя никто не заставлял. Во-вторых, он не был мне чужим.
М а р и н а. Ах, тебе он не был чужим!
С е р г е й. И ты это знала. (Пауза.) В тот период моей жизни он был самым близким, самым дорогим мне человеком.
М а р и н а. Ближе и дороже даже чем я, да?
С е р г е й. Вы оба мне были близки и дороги. Словно у меня было два сердца. Одно из них всецело принадлежало ему, а второе тебе. Я вас обоих любил.

Пауза.

М а р и н а. А сейчас кому принадлежит твое сердце?
С е р г е й. Тебе.
М а р и н а. Неправда. Оно у тебя уже давно никому не принадлежит. (Пауза.) После смерти твоего дядюшки ты остался без сердца. Оно у тебя осталось погребенным вместе с ним. (После паузы.) Желание заняться групповым сексом было нашей последней надеждой обрести друг друга. За ним зияла пустота, холод и мрак. Нам не хватало собственного тепла, и мы захотели согреться в чужих объятиях. (Пауза.) Ты не жалеешь, что мы затеяли все это?
С е р г е й. Нам не о чем жалеть.
М а р и н а. Ты говоришь искренне?
С е р г е й. Жалеть можно только о потерянном. Мы ничего не потеряли.
М а р и н а. Ах да, мы всю жизнь ничего не теряем. Мы только обретаем.
С е р г е й (малость раздраженно). Во-первых, мы с тобой живем далеко не всю нашу жизнь...
М а р и н а (перебивая). ...во-вторых, никакой нашей жизни нет. У нас с тобой всегда было две жизни, у каждого своя. И лишь временами они имели необходимость соприкасаться.
С е р г е й (после паузы, немного тяжело, но искренне и глубоко). Я всегда любил тебя. Это была какая-то странная, непонятная любовь. Для меня ты действительно была последней попыткой обрести себя. Мне хотелось жить как все. Хотелось любить женщину. (Пауза.) И я полюбил тебя. Я поверил в то, что люблю тебя.
М а р и н а. Ты просто заставил себя поверить в это.
С е р г е й. Да.
М а р и н а. Так и не полюбив.

Пауза.

С е р г е й. Не знаю.

Пауза.

М а р и н а. Вот почему ты закрывал глаза на мои измены! Вот почему ты меня нисколько не ревновал! Я тебе была попросту не нужна!
С е р г е й. Нет. Нет. Нет.
М а р и н а. Да! Да! Да!
С е р г е й. Я ничего не знал о твоих изменах.
М а р и н а. Потому что ты не хотел знать! Тебе было все равно! Я для тебя была не более чем половиком! Даже не ковриком! И даже не подстилкой, как для других! И эту игру в групповой секс ты затеял для того, чтобы лишний раз унизить меня!
С е р г е й. Наоборот, я хотел тебя возвысить.
М а р и н а. Не дать утонуть, да? Сначала затоптал меня в грязь, а сейчас решил соломинку подкинуть! Совесть заговорила!
С е р г е й. Я в самом деле хотел спасти тебя. Легализовав тайные твои желания.
М а р и н а. Какие такие тайные желания?
С е р г е й. Ну, скажем, вечное твое стремление достичь трех оргазмов за раз.

Пауза.

М а р и н а. Знаешь, мне нужно было не три оргазма. Мне нужна была любовь.
С е р г е й. Прошу прощения за некоторую грубость фразы, но всякая женщина, отдаваясь первому встречному, всегда старается оправдать свою блядскую сущность любовью.
М а р и н а. Фраза, в самом деле, малость перчит, но ко мне никакого отношения не имеет.
С е р г е й. Я сказал вообще.
М а р и н а. Я не могу быть в ответе за весь мир.
С е р г е й. Да, мы не можем быть в ответе за мир, потонувший в разврате. Дай бог за себя. (Пауза.) Пойду, принесу водки. Будешь? (Не дождавшись ответа, уходит. Марина не знает, что делать от внезапно на нее нахлынувшего смятения. Смотрит в окно; сначала - в одно, потом в другое, улыбается то ли кому-то в воображении, то ли просто так, безо всякого смысла; подходит к роялю, садится на табурет, начинает медленно играть, тихо подпевая под нос то самое популярное переложение времен сексуальной революции. Затем подходит к телефону, стоит над ним призадумавшись; наконец, решается и набирает номер, но тут же вешает трубку. Снова подходит к окну, снова странно улыбается, возвращается к роялю, продолжает прерванную игру и пение. Композиция времен сексуальной революции незаметно переходит в арию Чио-Чио-Сан, смешавшись с нею. Звонит телефон. Марина стремглав бежит к нему, но потом вдруг резко останавливается. Раздумывает кое о чем. И не снимает трубку. Вскоре в другой комнате трубку снимает С е р г е й. М а р и н а чувствует это, ей хочется подслушать, но сделать это мешает порядочность. Не выдержав, все-таки снимает трубку, прижимает к уху. На лице ее горечь и радость одновременно, томление и безысходность, какая-то смесь любви и ненависти... Вешает трубку, ей хочется выкрикнуть мужу что-то злое, грубое, оскорбительное, но в последний момент сдерживает себя, резкими шагами подходит к роялю... Дикие удары кулаком по клавишам и начинает реветь... Со слезами на глазах принимается за игру и пение, плач ее постепенно переходит в клокочущие выкрики, которые начинают складываться в неистовый безумный хохот. Она резко встает и бежит к двери.)
М а р и н а (кричит). Я буду!.. буду!.. Я хочу!.. Я буду!.. Моя!.. дорогая!.. любимая!.. преданная!.. верная!.. русская!.. Сережа! Сержик! Ержик! Вержик! Мержик! Кержик!.. Куда ты делся, черт тебя побери?!. Я хочу!.. я буду!.. До потери пульса!.. и... всего святого!..
С е р г е й (появляется с бутылкой водки). Браво!.. (Ставит бутылку на крышку рояля и начинает громко аплодировать.) Аплодисменты!.. Шквал аплодисментов!.. Буря аплодисментов!.. (Как бы представляя ее где-нибудь на ведущей оперной сцене.) Мария!.. Или, точнее, Марина!.. (Явно называя чужую фамилию.) Нет, не Каллас! И не Архипова! И не Вишневская!.. Марина!.. Распутина!.. Мейд ин Раша!..
М а р и н а (зло). Ну и говнюк же ты!
С е р г е й (стараясь обратить оскорбление в шутку). Неисправимая русская душа!.. Смешать бочку меда с кучей дерьма!..
М а р и н а (резко хватая принесенную мужем бутылку водки). А ну снимай штаны!
С е р г е й (не понимая, как воспринимать слова жены серьезно или в шутку). Рад стараться! (Шутовски-улыбчиво.) Всегда к вашим услугам!.. Только давай вместе! Я твои, ты мои...
М а р и н а. Ты мне, я тебе, да? Фигушки!.. Ну давай же снимай, раздевайся!..
С е р г е й (в недоумении). Ты хочешь заняться любовью?
М а р и н а (наступательно). Да, я хочу заняться любовью!
С е р г е й. Но я не могу... так сразу... Мне надо настроиться... Мне...
М а р и н а. Знаю что тебе надо!.. (Яростно.) Но мы сделаем по-другому!.. Позвони своему любовнику и передай, пусть не ждет тебя!
С е р г е й. Ты!.. ты.. подслушивала?!. Это верх непорядочности!
М а р и н а. Давай зря не тревожить ее, давно нами похороненную.
С е р г е й. Неправда. (После паузы, спокойнее.) Неправда. Мы хотели остаться порядочными и останемся такими.
М а р и н а. Тогда давай снимай свой чертовый ливайс, сколько тебе говорить?!.
С е р г е й. Да-да. Но давай сначала ты. Это меня больше возбуждает.
М а р и н а (резко). Я сниму когда приедет твой любовник! А пока я тебя скастрирую! Ведь он тебе все равно не нужен, стеснительный твой мальчик!.. (Кричит.) Ну беги же, звони: пусть не ждет тебя зря в своем врачебном кабинете! Пусть едет сюда! (С издевкой.) Зачем вам тесниться на кушетке?!. И скажи ему, что мы в его ожидании будем лежать в постели готовенькие, оттопырив наши жирные задницы!.. И он может трахать нас обоих одновременно!..
С е р г е й (грубо). Не ори!
М а р и н а. Ну ложись, ложись, покамест я тебя удовлетворю вот этой бутылкой под углом в сорок градусов!
С е р г е й (давая ей сильную пощечину). Замолчи, курва стервяжья!..
М а р и н а (от пощечины резко отлетает на пол. Швыряет бутылку изо всей силы в зеркальную стену. И бутылка, и стена разбиваются вдребезги.) Пидарас!.. Пидарас!.. Пидарас!..
С е р г е й (бьет ее, лежащую на полу, ногами, потом, схватив за грудки, поднимает на ноги. Глядя глаза в глаза). Повтори, что сказала.
М а р и н а (в слезах, все тише и тише). Пидарас... пидарас... (Снова яростно вопя.) Я ненавижу тебя!.. Как и ты!.. Как и ты ненавидишь меня!..
С е р г е й. Это неправда. (После паузы.) Я тебя люблю. Как мать. Как сестру. Как жену, наконец. (Пауза.)
М а р и н а (все еще плача, но уже спокойнее). Я не хотела. Это у меня вырвалось случайно... (Пауза.) Я... не... возражаю... против... вашей... дружбы... Просто как-то вдруг во мне проснулась ревность. Ты ведь знаешь... что я его... полюбила... Не ревность даже, а обида... Но я превозмогу ее... (Пауза.) Прошу тебя, позвони ему и пригласи его к нам. Вы можете... открыто... не таясь... Я... я... не буду вам мешать... если вы не захотите...
С е р г е й (отрезав). Нет.
М а р и н а (глубоко, искренне). Ну почему?.. (После паузы.) Я же понимала... когда ты... когда вы с дядюшкой...
С е р г е й. Не придумывай. Ты ничего не понимала. Ты просто думала, что он старый пердун, свихнувшийся на подсматривании того, как трахаются у него на глазах.
М а р и н а. Но меня постоянно грызли сомнения: почему ты позволяешь ему свободно захаживать в нашу спальню? В любое время дня и ночи?
С е р г е й. Ты была убеждена, что он просто помешанный.
М а р и н а. Помешан он был не только на подсматривании. И это было видно с первого взгляда.
С е р г е й. Он был помешан вообще на сексе.
М а р и н а (вспоминая). Когда я шла в туалет, он всегда спрашивал у меня: "Прошу прощения, мадам, вы по большой или по малой нужде?" И, если по малой, то просил разрешения поприсутствовать.
С е р г е й. И ты разрешала.
М а р и н а. И пока я сидела над унитазом, он стоял и слушал, мечтательно закатав глаза. И говорил, говорил, говорил... Сладким таким голоском, восторженно и с благоговением, услаждая мой слух...
С е р г е й. ...и мочеиспускательный канал...
М а р и н а. И говорил: "Как прелестно журчание вашего пи-пи, мадам. Как звонко, как заливисто, словно трели райских птиц..."
С е р г е й. Он любил поэзию и переводил французских поэтов. Как-никак был профессором французской литературы, считавшим, что это имморальнейшая из литератур, насквозь запачканная выделениями из женского полового органа.
М а р и н а (после паузы). С каждым днем ты все больше становишься похожим на него. Осталось только переводить французскую поэзию и начать ходить вместе со мной в туалет.
С е р г е й (философски). Всему свое время. А потом, я совсем не разбираюсь в рифмах.
М а р и н а. Разве не говорил тебе твой дядюшка, что французская поэзия давно перешла на верлибр?
С е р г е й. В нем я тоже ничего не смыслю.
М а р и н а. Зато, полагаю, друг твой смыслит во всем. Хотя он и не профессор французской литературы. Между прочим, он, наверное, уже устал ждать тебя. Иди позвони.
С е р г е й. Да, пожалуй. (Направляется в другую комнату.)
М а р и н а. Ты можешь звонить отсюда. (С е р г е й останавливается. Пауза.) И пригласить его к нам.
С е р г е й (внимательно, испытующе смотрит на жену. После паузы.) Ну хорошо. Я приглашу его к нам. (Звонить все же уходит в другую комнату.)

 

Картина 7
Прошло два месяца.
В доме Сергея и Марины.
Поздний вечер, почти ночь.
Вваливаются Саша и Марина. Она в шикарном платье, счастливая. У него в руках огромная охапка цветов и бутылка дорогого хорошего вина. Оба веселы, возбуждены.

М а р и н а (показывая на крышку рояля). Да, да, сюда. Только сюда. Просто положи на рояль, ни в коем случае не ставь в вазу. (После паузы.) Чего это ты так странно смотришь на меня? (Пауза.) Да, я вот такая, со странностями. Ну, чего ты ждешь? Поцелуй же меня. (С а ш а ставит бутылку на крышку рояля, касается губами лица Марины. Она громко смеется.) Твой букет был самым шикарным. Хоть и премьера, цветов было мало. То ли дело раньше... Твой букет был самым большим и самым красивым. Все восхищались, хоть и деланно, конечно... Дико завидовали... Некоторые недоумевали... За второсортную эпизодическую роль - столько красивых цветов... Наверное, все подумали, что этот букет тоже устроил муж, также как купил эту роль для меня... (С любовью.) Им было невдомек, что у меня есть ты. Они ведь не знают, что ты любишь меня. И что я люблю тебя. (Снова целует его.) Ты ведь любишь меня, правда?
С а ш а. Я люблю всех.
М а р и н а. Но в первую очередь меня.
С а ш а (шутливо). В первую очередь себя.
М а р и н а (игриво бьет его кулачками в грудь). Ах вы подлый эгоист, только и умеете, что любить себя! (Снова обнимает его, целует. После паузы.) Думаешь о том, чем они там занимаются?
С а ш а. Да.
М а р и н а. Тем же, чем и мы.
С а ш а. То есть?
М а р и н а. Сексом, естественно.
С а ш а. Может быть.
М а р и н а. Тебе больно?
С а ш а (стараясь скрыть боль). Да нет, нисколько. (Пытаясь иронизировать.) Мы ведь тоже времени зря не теряем.
М а р и н а. Тебе хочется знать, хорошо ли им вместе, правда?
С а ш а. А тебе не хочется?
М ар и н а. Мне кажется, им не так уж и плохо вместе. Но нам с тобой все же лучше. Правда?
С а ш а. А ты не хочешь, чтобы твоему мужу с моей женой было хоть ненамного, но все же похуже, чем с тобой?
М а р и н а. А тебе хочется, чтобы твоей жене с ним было похуже, чем с тобой, да?
С а ш а. Да.
М а р и н а. А почему?
С а ш а. Если бы я знал.
М а р и н а. Наверное, мы просто не умеем радоваться за своих близких. И боимся, что кто-то может быть лучше нас. (После паузы.) Как ты думаешь, они откровенны между собой?
С а ш а. Как мы с тобой?
М а р и н а. Как я с тобой. (Пауза.) Ты-то все время молчишь.
С а ш а (как бы в шутку). Это ты все время молчишь да целуешься.
М а р и н а (снова целуя). Я хочу нацеловаться... Потому что это не вечно, вскоре закончится.

Шум подъехавшей машины.

Кажется, это они. (Подходит к окну, смотрит на улицу. Возвращается к Саше, который стоит не шелохнувшись.) Дай я тебя поцелую, пока они не пришли.
С а ш а. Можно ведь и потом.
М а р и н а. Потом это потом. А я хочу сейчас. (После долгого поцелуя.) Пойду встречу наших дорогих гостей. (Уходит.)

С а ш а некоторое время бесцельно бродит по залу, откупоривает бутылку и наливает себе в бокал, пьет. Где-то тут же находит вазу и, собрав цветы м крышки рояля, ставит их в вазу. Через некоторое время весело возвращается М а р и н а вместе с мужем и Леной. В руках у Сергея большой-пребольшой букет, гораздо больше и лучше, чем было у Саши.

С е р г е й. Ну как вы тут, не скучаете?
М а р и н а (опережая Сашу). Мы-то славненько! А вы как?
С е р г е й (одобряюще). Недурно, господа, недурно!.. С вашего позволения я хочу толкануть речь! Позволяете? (Его пошатывает; он, оказывается, вдребезги пьян.)
М а р и н а (как истинная жена). Ты что, Сережа?! Ты еле стоишь на ногах! Где это ты так нажрался?! (Вопросительно смотрит на Лену.) Где это вы так?!.
С е р г е й. Моя дорогая супруга желает знать, где мы с моей... гм-м... с... мо... ей... (Лене.) Кто ты мне будешь теперь?.. (Лена молчит.) Так вот, дорогая моя супруга желает знать, где мы с... моей... пока еще... любовницей... возлюбленной... нализались как свиньи. Так я понимаю вопрос? (Пауза.) Значит, так. Отвечаю. Мы с моей... гм... любовницей... возлюбленной... накупили в комке целый багажник самых дорогих, самых лучших вин и опустошили все это в... в нашей... прошу обратить внимание... в нашей с нею... квартирке... вернее, в подъезде... в подвале... дома... в котором... (Саше) ваше... жилище... и.... лежбище... Затем мы решили (и далее все таким же заплетающимся языком) навестить... наших лучших друзей... в их... да, да... в их... доме... При этом я должен... я хочу... не таясь... публично... сделать сообщение... да, да... сообщение... следующего характера... Мы... с моей... любовницей... решили... пожениться... Да, да... пожениться... предварительно получив развод от наших супружников... (Пауза. С радостным ощущением того, что своим сообщением ошеломил Марину и Сашу.) Ну как вам мое сообщение? (Пауза.) А эти прелестные цветы... этот чудесный букет... мы дарим... сами себе... в честь нашей помолвки... (С ухмылкой.) Вы же нам не подарите.
С а ш а (встревоженно, веря и не веря услышанному; Лене.) Это правда?!. Он говорит правду?!. (Лена пьяно и молча улыбается.) Ты... пьяна?!. (Лена все так же продолжает улыбаться.)
С е р г е й (Саше, как бы отвечая за Лену). Мы не пьяны.
С а ш а (в полном недоумении; ища спасения у Марины). Он... правду?.. говорит?..
С е р г е й. Я вижу, дорогой мой друг, ты нисколько не рад за своих лучших друзей? За любимую свою жену... и... за милого своего дружочка-педераста...
С а ш а. Прекрати!
С е р г е й (Лене). Пришлись мы с нашим известием явно не ко двору. В этом доме нас однозначно не ждали. Не будем татаро-монголами, покинем этот дом... это поле битвы... (Как бы собирается уходить.)
М а р и н а (в слезах, в диком вопле). Нет! Нет! (Бросается к мужу, плотно его обнимает и плачет, плачет, плачет...) Нет! Нет! Нет! Нет! (Умоляюще.) Ну скажи же, Сережа, милый, дорогой, любимый!.. Нет?!.

С а ш а будто окаменел.
М а р и н а громко рыдает, не зная, что делать.

С е р г е й (вырвавшись из объятий жены, подходит к Лене, берет ее за руку и подводит к Саше). Вот ваша жена, которую я имел неосторожность взять у вас напрокат. Это в самом деле ваша жена. Вы не верите? Она любит вас. И у нее будет ребенок. (Оглушительная пауза.) Я возвращаю вам вашу жену в целости и сохранности. Я к ней даже пальцем не прикоснулся. Можете проверить: она все еще девственница. (Пауза.) И ни в каком не загашнике... нализались мы с ней... а в суперэлитном ресторане "Центральный", обслуживающем только крутых авторитетов. Затем мы с ней продолжали в машине, сидя с притушенными фарами и в пристегнутых ремнях безопасности. Я хотел легонько коснуться ее девических уст своим дуновением, но не посмел. Застеснялся. Меня охватило смущение. Трепет. И тогда я понял, что я ее люблю. (Пауза.) Но она... она ваша жена, и я возвращаю ее вам. У вас будет ребенок, и я безмерно рад этому, словно это... мой ребенок.
М а р и н а. Сережа!
С е р г е й. Да, словно это в самом деле мой ребенок. (После паузы.) Мой... ребенок... Моя... любовь... Мой... друг... Моя... жена... (Спохватившись.) Да, дамы и господа! Я забыл вам сказать... Бал продолжается!.. (Начинает раздеваться, беспорядочно швыряя одежду на пол.) Всех призываю последовать моему примеру! (Вскоре остается почти весь голый. М а р и н а обнимает его, и он, обессиленный, медленно опускается на пол и начинает бессвязно всхлипывать.)
С а ш а (Лене, обхватив ее за плечи). Это... правда?..
Л е н а. Что правда?
С а ш а. Вы... действительно?..
Л е н а. Мы... действительно... (С горькой иронией.) Однако... как совершенная под влиянием заблуждения... помолвка... расторгается... И помолвленная жена возвращается к своему мужу. (Пауза.) Почему ты не обнимаешь меня? Не прижимаешь к груди своей? Или я тебе стала не люба?..
С а ш а. Лена...
Л е н а. Я же сказала.
С а ш а. Нет, я...
Л е н а. Про другое, да?
С а ш а. Да.
Л е н а. Если ты про ребенка, да, у меня будет ребенок.
С а ш а. Но почему ты сказала... ему?
Л е н а. Потому что он его.
С а ш а. Нет, мой. Мой!
Л е н а. Увы, дорогой, не твой. Ты-то ведь его никогда не хотел. (С сарказмом.) Какое противоречиво-приятное чувство отцовство, да? Особенно когда не знаешь, твой или не твой.
С а ш а. Я знаю, он мой.
Л е н а. Это могу знать только я.
С а ш а. Ты тоже можешь не знать.
Л е н а. Я больше чем знаю. (После паузы.) Для меня не имеет никакого значения, чей он: твой ли, его ли. Я ждала его десять лет. Но все эти десять лет ты убеждал меня в том, что я бесплодна. Ты был умным, хорошим. профессиональным врачом, но я тебе все равно не верила. Я знала, что стану матерью. Я никогда, ни на йоту не сомневалась, что у меня будет мой малыш. (Пауза.) Конечно, я могла бы просто изменить тебе, чтобы зачать. Но поступить таким образом мне не позволяло мое воспитание и, как тебе может показаться ни странным, моя любовь, моя сильная и страстная к тебе привязанность. Все-таки мне хотелось его от любимого человека. (Пауза.) Мы никогда не говорили о том, почему у нас нет ребенка. Мы всегда старательно избегали этой темы, не касаясь ее даже отдаленно. Это у нас с тобой было как табу, снятие которого таило в себе опасный для нашего брака взрыв. Иногда, в сердцах бросая тебе упрек, что ты не хочешь ребенка, я знала, что это не так, что ты хочешь его не менее меня, но просто не можешь. Я знала, что ты ужасно от этого мучаешься, и жалела тебя. Вот почему я всегда соглашалась с тобой, что причина или даже вина за нашу бездетность лежит на мне. Правда, ты никогда не попрекал меня этим открыто, предпочитая замалчивать эту нашу боль, вместо того, чтобы поговорить откровенно. Ты не делал этого потому, что боялся услышать в ответ правду. (С е р г е й засыпает на полу. М а р и н а приносит одеяло и укрывает его, затем подходит к роялю, выпивает содержимое бутылки, стоящей на крышке рояля. После паузы, показывая, как Марина укрывает мужа одеялом.) Вот он лежит, отец твоего ребенка. (После паузы.) Я вам глубоко благодарна за то, что вы мне его сделали.
С а ш а (в полном изнеможении). Это неправда.
Л е н а. Может быть. Возможно, у нас с тобой просто не получалось.
С е р г е й (в пьяном то ли сне, то ли бреду). Да, да, у вас просто не получалось! Он может! И я, как настоящий друг семьи, помог ему!
Л е н а. Ах, проснулся, отец наш родненький! Который своей жене не мог, а чужой смог!
С а ш а (с мольбой в голосе). Лена, прошу тебя.
Л е н а. Ну хорошо. Чтобы не вносить разлада в вашу глубоко-интимную дружбу, я не буду объявлять аукцион на замещение вакантной должности отца моего ребенка. Будем считать, что он дитя нашей с Мариной любви. (Саше, язвительно.) Или, если хочешь, вашей с Мариной.
М а р и н а (услышав свое имя, как призрак поднимается с пола и тихими, медленными шагами уходит из зала, приговаривая). Лягу благословясь, встану перекрестясь, выйду из дверей в двери, из ворот в ворота, погляжу в чисто поле...
Л е н а (Саше, показывая на Сергея). Если сильно постараетесь, может, и от любви с ним кто-нибудь родится.
С а ш а. Это не любовь.
Л е н а. Просто секс, да?
С а ш а. Да, обычные половые отношения. Как у тебя в тринадцатом экспрессе.
Л е н а. Но все же отношения. У меня было просто сношение.
С а ш а. Не было у тебя никакого сношения!
Л е н а. Какой же ты у меня все-таки замечательный муж! Я ему подробно рассказываю, как меня поочередно имели два молодых жеребца, а он мне не верит. Сношайся, сколько угодно - ему хоть бы хны, будто и не жена его вовсе. (После паузы.) Хочешь, расскажу быль, которая начинается... не как обычно... (Как бы передумав.) Впрочем, нетривиальная история требует неординарного слушателя. (Показывая на Сергея.) Давай разбудим его. И поищем заодно его жену, которая, если хорошо попросим, может, все же допоет нам до конца свою арию Чио-Чио-Сан. (Пауза. Видя, как мучает мужа ревность.) Ну хорошо. Можешь не ревновать. Оставайся с ним ты. А я пойду поищу ее. (Уходит.)
С а ш а (делает шаг за женой, останавливается, подходит к окну, смотрит в темноту ночи, отходит от окна, садится рядом с Сергеем на полу, обхватив голову руками. Через некоторое время, глядя на него лежащего в упор.) Ты спишь? (Ответа нет.) Значит, спишь. (Пауза.) Может, проснешься? (Ответа снова нет.) Я тебя прошу. Я тебя действительно очень прошу. Неужто тебе так трудно встать? Или хотя бы просто не спать? (Снова нет ответа.) Ну хорошо. Давай поговорим так. Ты меня слышишь?
С е р г е й. Валяй.
С а ш а. Вот и замечательно. Валяю. У меня к тебе вопрос.
С е р г е й. У всех всегда ко мне вопрос.
С а ш а. Значит, такой ты человек. Вопросительный. (Пауза.) Ты в самом деле любишь мою жену?
С е р г е й. А ты?
С а ш а. Я? Люблю ли я свою жену? Или твою? (Сергей снова молчит.) Хорошо, я снимаю свой вопрос за его неуместностью. Действительно, он немножко странноватый и даже глуповатый. (После паузы.) Кстати, я на тебя не в обиде. Я в какой-то мере даже благодарен тебе.
С е р г е й. Еще бы. Жена моя, вне всякого сомнения, заслуживает всяческой похвалы и благодарности. Сисястая, задастая, не то что твоя худособа. Стыковка, между прочим, получается у вас просто класс. Бывало, лежу, гляжу не нагляжусь...
С а ш а. Ну хватит! Довольно дурака гонять! Тоже мне почитатель французской поэзии.
С е р г е й. Французской любви, мсье, коль скоро позабыли. А поэзия - это так, не более чем пристежка.
С а ш а (после паузы, спокойно, глубоко, искренне). Ты понимаешь, что происходит с нашими женами?
С е р г е й. То же, что и с нами.
С а ш а. С нами уже ничего не происходит.
С е р г е й. Да, сейчас уже ничего. Все, чего мы хотели и не хотели, произошло. Мы давно переступили черту, за которой возврата нет. (С грустной насмешкой.) Наша славная четверка обречена на сожитие.
С а ш а. Ты действительно обречен, раз не можешь без мужской любви. Но я-то могу. Мне достаточно женской. С тобой же вышло как-то совершенно случайно. Я был пьян, уснул, а когда проснулся, подумал, что это она...
С е р г е й. Но ведь тебе понравилось? (Пауза.) Я умею это, правда? Получше всякой женщины.
С а ш а. Я больше не нуждаюсь в этом. Вернее, я в этом никогда не нуждался. Никаким повышенным либидо мы с женой не отличаемся. Никаких перверсий за собой никогда не замечали. (Пауза.) А эту игру... мы затеяли потому, что оба сильно хотели ребенка. Не говоря об этом словами, мы решили провести несколько ночей с другими мужчиной и женщиной...
С е р г е й. Женщина тут ни при чем.
С а ш а (не обращая внимания). Мы были уверены, что эти несколько ночей принесут свой результат, и мы снова заживем как прежде. (Пауза.) Вот за что я хотел поблагодарить тебя. (Пауза.) А теперь самое время поставить точку. Несмотря ни на что, мы вели себя достаточно благородно в отношении друг друга.
С е р г е й. Если не принимать во внимание излишнюю эмоциональность наших женщин. Но женщины вообще большие эгоистки и всегда думают только о себе.
С а ш а (после паузы). Прошу прощения за чрезмерную, может быть, откровенность, но я все никак не могу понять одну вещь. Почему ты не захотел встречаться с моей женой наедине? Ты ведь знал, что я встречаюсь с тобой?
С е р г е й. Да. (Не желая говорить об этом.) Они очень разные. Но это не помешало им сдружиться и даже полюбить друг друга. Чисто по-женски, разумеется. И я искренне рад за них. И за нас с тобой тоже. За всю нашу семью.
С а ш а. И это ты называешь семьей?
С е р г е й. А разве не похожи мы на большой семейный круг, со своими противоречиями, тайнами, с любовью друг к другу? (После паузы.) Я бы не хотел терять тебя. Не хотел бы терять свою и твою жену. Не хотел бы оставить мою жену без тебя и твоей жены. Я не вижу необходимости ставить точку. (Пауза.) Я вижу, как благотворно влияет наша общая жизнь на наших жен. Моя жена снова на сцене, к ней вернулся ее природный голос, до того исчезнувший было куда-то. Она расцвела, от нее завеяло приятным бабьим дурманом. И на твою жену бог ниспослал благодать, и чрево ее дало произрастание. Открыв наготу друг друга, мы нашли благостное удовлетворение и привязались друг к другу как родные.
С а ш а. Но я так больше не могу! Я устал. Я как струна, которая вот-вот лопнет!
С е р г е й. Успокойся, друг мой. Ты слишком часто и много оглядываешься по сторонам. Давай замкнемся на самих себе.
С а ш а. И что же мы будем делать, замкнувшись на самих себе?
С е р г е й. Любить.
С а ш а. Это я знаю.
С е р г е й. Вот и замечательно.

Входит Л е н а, в сильном волнении, растерянная.

Л е н а. Я не могу ее успокоить. (Пауза.) Она потеряла рассудок.
С а ш а (первым его порывом было броситься к Марине, но, подумав, Сергею). Пойдем посмотрим?
С е р г е й. Не надо. Я сам. (Лене.) Она внизу?
Л е н а. Да.
С е р г е й. Стрижет себе волосы?
Л е н а. Уже постригла.
С а ш а (в попытке разрядить обстановку). В монастырь, что ли, собралась?
С е р г е й. Молчи! (Уходит.)
С а ш а (Лене, по-свойски). Сплошное умопомрачение, да? (После паузы.) Наверное, нам пора домой. Тебе так не кажется?
Л е н а. А не поздновато ли?
С а ш а. Мы же на машине.
Л е н а. Да, машина у нас с тобой есть.
С а ш а. Давай собирайся.
Л е н а. Я готова.
С а ш а. Пуговки-то застегни. И поясок где-то потеряла.
Л е н а. Внизу на первом этаже, налево, в ванной на полу.
С а ш а. Больно мне надо.
Л е н а. Мне тем более.
С а ш а (не сразу). Наверное, мы сюда больше никогда не приедем?
Л е н а. Ты хочешь дать новое объявление?
С а ш а (не ожидавший такого ответа). Нет. Я хотел сказать, что нам больше никто не нужен.
Л е н а (вяло). Ни... кто...
С а ш а. Покинуть этот дом и забыть все, что в нем происходило. И никогда, ни при каких обстоятельствах не вспоминать.
Л е н а. Да.
С а ш а. Как твой случай в автобусе.
Л е н а. Не было никакого автобуса.
С а ш а (после паузы). И никогда не будем ходить в оперу.
Л е н а. Да.
С а ш а. И на балет.
Л е н а. И на балет.
С а ш а (после паузы, вопросительно). И вообще можно в какой-нибудь другой город переехать.
Л е н а. Уж лучше в какую-нибудь другую страну.
С а ш а. Почему бы и нет? В Америку, в Германию. В Израиль, в конце концов. (После паузы.) Странно даже, как мы могли пойти на это.
Л е н а. Да.
С а ш а. Что ты этим хочешь сказать?
Л е н а. Наверное, ни в какой другой город я не перееду.
С а ш а. Боишься маму оставить одну?
Л е н а. Я сама боюсь остаться одна.

Вдруг, скача как заведенная, в зал вбегает М а р и н а, с изуродованными волосами, в сильно потрепанной, местами порванной нижней сорочке. На лице вопль беспомощной ярости, в руке большой сверкающий кухонный нож.

М а р и н а (продолжая скакать). Не бо-юсь Вир-джи-нии Вулф!.. Не бо-юсь Вир-джи-нии Вулф!.. Не бо-юсь Вир-джи-нии Вулф!.. (Лене, грозно.) А ну повторяй! Повторяй за мной!..
С е р г е й (вбегает, пытаясь утихомирить жену). Марина!.. Перестань!.. Хватит ломать комедию!..
М а р и н а (Лене, снова, диким голосом). А ну повторяй!.. Я кому сказала!.. Не бо-юсь...
Л е н а (вместе с Мариной, тихо бормоча). ...Вир-джи-нии Вулф!..
М а р и н а. По-английски, я сказала!
Л е н а (по-английски, все громче и громче). Who's afraid of Virginia Woolf!.. Who's afraid of Virginia Woolf!.. Who's afraid of Virginia Woolf!..
М а р и н а (вместе с Леной, одновременно). Не бо-юсь Вир-джи-нии Вулф!.. Не бо-юсь Вир-джи-нии Вулф!.. Не бо-юсь Вир-джи-нии Вулф!.. (Сергею, разъяренно.) Хватит скакать, отец! (Показывая на Лену.) Держи свое плодоносное чрево!.. Будем извлекать младенца!.. (Бросается на мужа с ножом. Сергей испуганно обхватывает Лену руками, как бы приступив к выполнению приказаний жены.) Ложи на пол и задери ей платье!.. Давай быстрее!.. (Сергей продолжает исполнять команды жены.)
С а ш а (разъяренный, стараясь отстранить Сергея от Лены). Вы че, гады!.. На щепки разнесу ваш публичный дом!..
М а р и н а (стремглав бросается к Саше; вплотную приблизившись к нему, с приставленным к его спине ножом). Но-но, выражайтесь помягче, молодой человек!.. И без резких движений, пожалуйста!.. А то всажу по самое сердце!.. (Приказным тоном.) Встань! Отойди! Возьми свою большую охапку цветов! Убери их из вазы! Разве я тебе не говорила, что их не надо ставить в вазу!.. Разве не говорила, что ты их положишь на могилу своей любимой жены!.. Ну укрой же, укрой ими ее благородный святой лик!.. (С а ш а стоит не шелохнувшись.) Ну!.. Кому я говорю!.. (Начинает надавливать ножом Саше в спину.) Раз!.. Два!.. (С а ш а идет к роялю, М а р и н а как тень следует за ним с приставленным к спине ножом, не отставая от него ни на один миллиметр.) Давай-давай!.. Пусть утонет в цветах!.. Она же у вас красивая, изящная, тонкая!.. Пусть радость захлестнет ее сердце!.. Начинаем Birthday party!.. (С а ш а, медленно идущий с цветами в руках в сторону лежащей на полу Лены, резко оборачивается и изо всей силы швыряет цветы в лицо Марине и, воспользовавшись ее секундной оторопелостью, выхватывает нож из ее рук, при этом сильно порезав себе ладонь, и бьет ее по лицу наотмашь. М а р и н а, с запачканным от Сашиной крови лицом, падает на пол и ударяется в дикий животный плач.)
С а ш а (подходит к одному из окон, разбивает его своим раненым кулаком и вышвыривает нож за окно, на улицу. Зло, стоя один посреди поверженных тел.) Ну все, хватит! Представление окончено! Все расходятся по домам. (Подняв Лену, почти потерявшую сознание, уносит из зала.)
М а р и н а (корчась в страшных телесных и душевных муках). Нет! Нет! Нет!.. Я.. не... хотела... не... хотела...

С е р г е й медленно встает с пола, подходит к разбитому окну, долго и неподвижно смотрит на улицу, в темноту ночи.
На улице тихо отъезжает машина.

М а р и н а (продолжая исступленно плакать). Я... не... хотела... я... хотела... чтобы всем нам... было хорошо... (С е р г е й неспешно, тихо подходит и молча склоняется над ней, начинает гладить ее руками.) Я... просто... хотела... увидеть... нашего... ребенка... Я... хотела... посмотреть... какого цвета... у него... глаза... и... распрощаться... с ним... с вами... навсегда... Когда он... родится... меня... уже... не... будет... Я знаю.... меня... не... будет... (Сергей все так же молча обнимает ее, гладит ее заплаканное лицо, изуродованные волосы, касается щекой ее носа, губ, глаз. М а р и н а медленно встает и, словно во сне, собирает разбросанные по полу цветы, кладет их себе на руки словно младенца и начинает медленно убаюкивать, шагая из угла в угол, приговаривая.) Куры белые, куры серые, куры пестрые, возьмите от младенца нашего крик, дайте ему гомон!..

С е р г е й снова обнимает ее, и они медленно опускаются на пол, целуя друг друга как никогда прежде...
А в разбитое окно завывает позднеосенний угрюмый ветер, и вскоре в зале в сто квадратов на втором этаже отдельно стоящего особняка становится холодно и неуютно.

1996, Шемерден