"да" говорю "говорю"
улыбаюсь глупо
то как живу не оправдывает
бумага

близких людей столько лет я
разглядывал в лупу
что до сих пор не могу
отойти на полшага

легче уехать с концами и щурясь
на солнце
не прикипать
не сгорать
не таять

близкие люди
не составляют социум
близкие люди
не превращаются в стаю

оберни мое тело живой берестой
я согласен быть строчкою в песне твоей
хватит парка с летящей по ветру листвой
человеку из царства теней

хорошо что ты мне не рифмуй машинально
утратишь звучание тише
осень пермское кладбище здесь тишина
путь обратно чем дольше тем ближе

по камням светящимся впереди
сердце не заложенное кротам
возвращающее-вращающее в груди
(неразборчиво) что-то там

золотые Господи колокола
на корнях сплетенных над головой
опоздала душа моя проспала
и теперь по воздуху всей стопой

каждый шаг отмечая потерей
плешеед ебанько небоскреб
зарешеченный веник артерий
жрет ворованный воздух взахлеб

жрет по жажде и платит по вере
у колючей неправды в дому
где стоит очевидцем в партере
на волошинском месте в Крыму

в небеса обращаясь с Николой
на своем гопоязе вась-вась
резидент поэтической школы
задыхается словно карась

обнаженная родина снится
где седой бородой Гумилёв
и финальная жизни страница
собутыльниц полуночный рев

над городом плывут левиафаны
на нитях остановлены машины
слепой ребенок ножницами шарит

ему пообещали элефанта

она пообещала быть инфантой
она пообещала среди женщин
пинать ногою и лететь нагою

над городом плывут аэростаты
и овцы объедают пальцы статуй

Страх приходил и говорил мне
— беги
Я отвечал (не оборачиваясь)
— изыди
Страх пришил мне 34 ноги
в виде детей и кредитов (оплачено) в виде
тех нелюбимых любимых которым усту-
паешь (и ладно) Они это выбрали сами.
Страх передвинул к постели (расправленной) стул
и (словно доктор) ладонью провел над глазами

Смотрит ампула плоти в январские ребра моста:
инженерные рельсы, собором осыпалось небо.
На ладонях моих пресноводная береста.

У Бориса и Глеба
прорастают в глазах голоса, золотые круги.
Вдосталь тянется праздник (рождественский?
преображенский?)
от медвежьих голов или до голубиных княгинь,
не мужских и не женских.

Я не ведал других (отворотных? червонных?) болот.
Подстаканник не слышит: когда растворяется сахар.
Невесомое тело в ладони одежды орет,
избавляясь от страха.

врач вот в общем-то ни при чем
ну сорвался я в тесноте
он хорошим мог быть врачом
ДАУСЛОВИЯБЛЯТЬНЕТЕ

врач которого огорчил
обнаружил (вернувшийся от друзей)
что оставил во мне ключи
деревянный и буквой зэ

оглянулся в сортир-подъезд
вот баюкаю на руках
зарешеченный в край разрез
мне когда-то ненужный нах

ученик секьюрити восемь глаз
среди книжных полок постель и газ

становиться быдлом с утра и до
говорить себе (потому что дом)

открывать окно закрывать окно

папиросы "Бородино"

ночью с балкона удили леща
в лодке луны пировали с Ли Бо

мне безответно и где ты сейчас

слепой
парень на площади о нараспев
мокрою птицей молитву леплю

я выхожу на Центральный Проспект

июль

мы валуны одной величины
выкладываем в дерне облученном,
Архангелы, непрочные Чины
(медлительна походка заключенных)…

над нами просыпается рассвет
и никого нет в мире кроме Бога
и две собаки (и еще немного)
и три собаки спящие в листве

перепелиное дерево, где на спилах
лед проступает; небо в седых дельфинах;

пепельный город в белом окне пустого
(до горизонта почвы и пепла) слова;

белка, берущая с прошлой моей ладони
ягоды, спекшиеся в бидоне;

окоченевшие пальцы на бежевой флейте;
шесть одинаковых цифр в счастливом билете…

все остальное забудется. извините.
белое-белое солнце стоит в зените.

это Филонов, и ты понимаешь, о чем я.
(нет, погоди соглашаться) но ты понимаешь:
ты поминаешь Филонова, но (понимаешь)
я говорю не о черном, но именно черном.

я не сказал: за Россию (и ты, россиянин?)
все мы мордва и цыгане, поляки, евреи,
мы говорим о Филонове, Саша, налей и
мы говорим о Филонове только по пьяни.

мы говорим. так Изварина... вспомни цитату:
Бог — Он хотел — по Извариной — чтоб говорили...
но, понимаешь, Филонова — мы говорили —
как футуризм языка получили в осадок.

эта алхимия времени не по рецепту:
плавим свинец, ковыряя на части патроны.
мы говорим — и над нами летают вороны.
только Филонов стоит одиноко по центру.