— Ваш новый роман — это, безусловно, «взрослая» авантюрная проза о питерской богеме и приключениях одного из его ярких представителей по кличке Кент. А ведь вы — автор известнейшей серии для детей про капитана Александра. Расскажите, как произошел этот переход, и вы изменили «возрастное» писательское амплуа?

— У меня издано более тридцати пяти книг, среди них: детские, публицистика и худлит для взрослого читателя — примерно в одинаковом количестве. Изначально не было идеи фиксированного «возрастного» писательского амплуа. Просто так получилось, что вначале вышли детские книги, потом — автобиографические книги (нонфикшн) «Сто лет в России» и «Живите в России», затем появился двухтомник «Цветных рассказов». С тех пор я работаю в этих направлениях.

— «Счастье Кандида» отсылает к известному фарсу Вольтера о юноше-простаке, изгнанном из общества за вызывающее поведение и путешествующего вместе со своим учителем. Ваш герой Кент, потеряв все в нулевых годах, тоже разгуливает по Петербургу почти таким же бретером. Почему именно эту модель текста — роман-путешествие и авантюрный роман — вы выбрали для своей книги? Это имеет отношение к вашему капитану Александру из детской серии?

— «Простак» — наивный, отважный, веселый, неунывающий, удачливый — весьма привлекательный литературный персонаж. «Иванушка-дурачок» стал одним из самых популярных героев русских сказок, на которых выросли мы с вами. Вспомним «Сивку-бурку», «Конь, скатерть и рожок», «Иван крестьянский сын и чудо-юдо», «Конек-Горбунок» Ершова, «Про Иванушку дурачка» Горького. Пушкинского Балду, нанявшегося на работу к Попу, и Емелю из сказки «По щучьему веленью» тоже можно отнести к тому же типу героев.
А. М. Панченко, советский и российский филолог, исследователь русской литературы, указывал на близость сказочного дурака к юродивым: Иванушка-дурачок нередко намеренно старается казаться глупым и даже безумным.
Он воплощает в себе особую сказочную технологию, исходящую не из стандартной логики практического разума, — опирающуюся на поиск собственных решений, подчас противоречащих здравому смыслу, но приносящих конечный успех. «Дурак» имеет черты трикстера — комического культурного героя, наделенного чертами плута, озорника, нередко совершающего противоправные действия или, во всяком случае, не подчиняющегося общепринятым нормам поведения.
«Дурак» — один из классических ироничных и весьма удачливых типажей в русской и мировой литературе. Подчас — младший сын царя, на него никто не обращает внимания, а он внимателен к советам, готов учиться на ошибках — в отличие от надменных старших братьев. В результате получает богатство и царевну в жены. Обратите внимание: у Кента именно так все и завершилось — в результате получилась сказка про Иванушку-дурачка для взрослых.
Тема «простака» и «дурака» давно меня привлекает и уже появлялась в рассказе-притче «Мальбрук в поход собрался» и двухтомнике «Остров Мория. Пацанская демократия».
Меня заинтересовала близость характеров моего Кента с вольтеровским Кандидом. Но у Вольтера все заканчивается тем, что его свободный герой смог утешиться только в ежедневном тяжелом труде, а уж для простого семейного счастья там места точно не нашлось. Что ж, философия русской народной сказки со счастливым концом мне оказалась ближе.
Имеет ли Кент какое-то отношение к капитану Александру? У них много общего: открытость, отвага, честность, любовь к путешествиям и приключениям. Но капитан Александр — никак не трикстер, не юродивый и не Иванушка-дурачок! Мне хотелось дать детям образец настоящего героя (именно героя!), достойного подражания — как это получилось, не мне судить.

— В романе, полном литературных игр, встречаются персонажи, в которых узнаешь знаменитых современников. А с кем из них вы были знакомы в реальной жизни?

— Сквозь ироничную ткань романа легко просматриваются реальные прототипы — иногда конкретные, подчас синтетические, собранные из нескольких прототипов. Не буду раскрывать их имен и фамилий, эти простенькие загадки оставлю читателями в качестве развлечения на досуге. Со многими прототипами своих героев я был неплохо знаком по прессе, с некоторыми — лично, а с кем-то имел честь быть в дружеских отношениях. Я — ровесник войны, живу в Ленинграде-Петербурге давно. У меня много друзей среди творческих работников — актеров, музыкантов, художников. Большую часть жизни работал в среде инженеров и ученых — там тоже осталось немало знакомых и друзей; работал в бизнесе — в 90‑е был знаком с функционерами городской и российской администрации. Многие молодые люди из пула моих контактов стали со временем известными людьми, медийными фигурами, крупными политиками и бизнесменами. Сейчас в издательстве АСТ готовят к выходу мою книгу «Полет саранчи» — воспоминания о 90‑х. Подготовлен именной указатель к книге — он включает около полутора тысяч имен.

— Кто-нибудь из знаменитостей узнавал себя в романе? И какая была реакция?

— Книга вышла недавно, думаю, ее мало кто читал из моих реальных прототипов. Скажу откровенно: книга написана не для них — для петербургского читателя. Как она будет принята, найдет ли своего читателя — покажет будущее.

— Один из колоритных героев вашего романа — изобретатель и затворник Шародей — разрабатывает интересную концепцию жизни в будущем. Люди будут жить в летающих зеленых колониях, а на Землю летать на работу. Это имеет какое-то отношение к проектам Илона Маска или подобная идея возникла у вас задолго до его сегодняшних идей вроде колонизации Марса?

— Подобная идея возникла задолго до моего появления на белом свете, Илона Маска — тоже. В тридцатые годы прошлого века архитектор Георгий Крутиков предлагал разместить на земле рабочие и промышленные объекты, а жилье в виде ярусно расположенных помещений хотел перенести в воздушный океан. Крутиков считал, каждая общественная формация порождает свой тип города: феодализм — центрально-радиальную планировку с крепостью посередине, капитализм — прямоугольные планы городов. Новый общественный строй — Крутиков был апологетом социализма — должен оторвать человечество от земли и поселить его в летающем городе. Воздухоплавание в прошлом не привилось широко. В то время в качестве наполнителя дирижаблей использовался пожароопасный водород, а гелия добывали мало, он был очень дорогим. Теперь гелий добывают в промышленных количествах из попутных газов. Думаю, воздухоплавание еще вернется в нашу жизнь — хотя бы для освоения ближнего космоса. Появятся ли экологически чистые воздушные города — не знаю, но подобные разработки современных архитекторов уже существуют.

— Один из героев вашей книги, явно напоминающий известного автора, пишет романы о Пустоте. Об этой субстанции вообще немало говорят в «Счастье Кандида». Символом чего, по-вашему, она выступает в романе? Неужели тщетности творческих усилий в принципе?

— Не стану уподобляться авторам, проникшим якобы в глубины шуньяты и походя рассуждающим в худлите о дзен. В «Счастье Кандида» я не касаюсь онтологических и гносеологических принципов пустоты, не рассматриваю идею, что пустота — это символ свободы и независимости. Я пробовал приблизиться к этой теме в важном для меня рассказе «Третья встреча». Но этот мой роман — шуточный, и ассоциативный ряд, продолжающий слово пустота, для меня куда более прост.
Лежащее на поверхности свойство пустоты: она имеет форму, но не имеет содержания. Если говорить о культуре вообще и литературе в частности — современный мир оказывается вовлеченным в процессы с огромным разнообразием форм, шаг за шагом утрачивая интерес к смыслам. Мы втянуты в мир СМИ, рекламы, гаджетов, сетей, виртуальной реальности, заворожены максимой Маклюэна: «Это же медиа, болваны!». Культура становится все более пустой: пластмассовой и дутой, в лучшем случае — гламурной. Если брать литературу — для меня (независимо от формы) самым важным остается контент.
С чем для меня ассоциируется пустота в культуре?
«Поэма конца» эгофутуриста Василиска Гнедова; 4´33´´ Джона Кейджа, «Траурный марш великого глухого» Альфонсо Алле; переложение «Черного квадрата» Малевича на язык музыки: «Цель музыки — молчание»; «Книга Ничто»; «Дивный новый мир», описанный Хаксли в одноименной книге; новый трансгуманизм Клауса Шваба и многое другое. В обществе наблюдается увлечение гаджетами, соцсетями, уход из жизни содержания и культуры. Чем отличается человек от обезьяны? Умением читать и думать. Мне хотелось бы, чтобы книга и смыслы вернулись в мою страну.

— Какие ваши дальнейшие творческие планы? Расскажите, над чем сейчас работаете.

— В издательстве АСТ в этом году должны быть выпущены книги: «Вечный эскорт» о любви к девушке эскорта, «Туманные истории» — детская книга из серии «Путешествия капитана Александра», «Полет саранчи» — книга о 90‑х. Работаю над продолжением блокадной повести «Мужчина в доме».

Беседу вел Станислав ЛАПЕНКО