Несчастный Кролик внезапно вскочил с кровати и побежал по комнате, обуреваемый желанием замерить кубатуру. На бегу он пытался вспомнить: чем же ее замеряют? может быть, отверткой? или морковкой? В отчаянии он схватил со стола морковку и попытался замерить кубатуру, но внезапно проснулся, обнаружив себя стоящим у стены с морковкой в руках.
— Что же это такое? — закричал Несчастный Кролик.
— Когда же это кончится? — заплакал Несчастный Кролик.
— Кто-то зло шутит надо мной, — понял Несчастный Кролик.

Идет по улице настоящий мужик, х.ем подпоясанный — сам черт ему не брат. На все вопросы презрительно сплевывает кровью и что-то неразборчиво бурчит. Неразборчиво, но явно матерно. Если с ним выпить водки, то выяснится, что мужик на медведя ходил в одних трусах, но я с такими никогда не пью, потому что ненавижу отвечать на вопросы: ты где служил? сколько зарабатываешь? баба есть? и т. д.
Иногда мне бывает очень обидно: ну почему я не родился настоящим мужиком? В такие моменты лучше всего помогает напоминание о том, что надо довольствоваться малым. Не голубой, и ладно. Проживу как-нибудь.

Алексей Данилович шел, почти бежал к дому. Такая скорость передвижения не придавала солидности, но выбирать не приходилось.
На встречных прохожих смотрел он неодобрительно, с каким-то недоумением даже.
Всю дорогу они своим видом раздражали его.
«Тупые обыватели! Недочеловеки!» — думал Алексей Данилович, наискосок пересекая свой двор и скрываясь в подъезде. Быстро, как в молодости, поднявшись к себе на пятый этаж, он открыл квартиру и заперся в туалете.
«Вот как добрые люди-то срут!» — мстительно подумал он через пару минут. «Вот как добрые люди-то срут!» — повторил он уже вслух, как будто кто-то мог его услышать. «Вот как добрые люди-то срут!» — закричал в полный голос. После этого затих, прислушался настороженно. Звуковая палитра квартиры, до того момента тихая, наполняемая по большей части самим Алексеем Даниловичем, внезапно переменилась. Заработали автомобильные двигатели, начали перекликаться люди, вдалеке загрохотало. В дверь туалета постучали: «Товарищ генерал-лейтенант, немцы прорвались!» — обратился к нему через дверь кто-то незнакомый.
«Какие, к дьяволу, немцы? Как вы оказались в моей квартире?» — хотел было закричать Алексей Данилович, но вместо этого почему-то ответил совсем другое чужим, твердым голосом: «Сейчас!»
Подтянув брюки, вышел из туалета и направился к стоявшему метрах в десяти начальнику штаба.
— Где прорвались?
— Справа, у Болдырева. Его полк отрезан, связи нет. Полк Рыбакова пытается пробиться к ним, но пока безуспешно.
Алексей Данилович посмотрел направо, прислушался к нарастающим звукам канонады: «Машину. Едем на КП Рыбакова, скорее!»
«Товарищ генерал, не стоит так рисковать», — попытался остановить его начальник штаба, но Алексей Данилович только досадливо махнул рукой, залезая в автомобиль.
Начиналась новая жизнь.

1.
Иосиф Виссарионович внимательно огляделся вокруг и повернулся к хозяину дома: «Такой большой дом, а высморкаться некуда» — с укором произнес он. Смертельно побледневший хозяин дома мгновенно сорвал с себя мундир, украшенный звездой Героя Советского Союза, и протянул Верховному.
«Порядок в танковых войсках!» — сказал Сталин, высморкавшись. Стоявшие вокруг рассмеялись, улыбнулся и сам отец народов.
Торжественная встреча продолжалась.

2.
Девственность я потерял в Озерлаге, 25 января 1950-го года.
Утром нас погнали на работу. Проходя между бараками, я увидел ее. Не знаю, кем она была и какую должность занимала, но взгляд отвести было решительно невозможно.
Сбившись с ноги, я налетел на впереди идущего, чем привлек внимание конвоя. Лейтенант крикнул: «Заключенный, не оборачиваться!» — и тут я кончил.

«Расфокусируй взгляд, сволочь! Нечего на нас пялиться!» — кричал Николай каждому встречному во время прогулки по парку. Если устные просьбы не действовали, вытягивал в направлении агрессора руку с ножом и совершал ей резкие движения слева-направо, как бы пластая воздух на ломтики. Воздух податливо расступался перед лезвием, и Николай ощущал себя Богом, которому, как известно, подвластны все стихии.
Он и был Богом в некотором смысле, поскольку любил и был любим своей избранницей. Счастье опьяняло, а мысль о том, что кто-то может этому счастью помешать, заставляла Николая браться за нож.
Приглашая девушку погулять, он не думал, что в парке будет так многолюдно. С тех пор, как они вошли на главную аллею, не было времени сказать друг другу даже пары слов — Николаю приходилось постоянно орать и размахивать ножом. Наконец девушке это надоело, и она увлекла любимого на одну из боковых аллей.
«Как же мне надоели все эти люди!» — устало проговорил Николай, когда они остались одни — «Я хочу увезти тебя далеко-далеко, в тайгу, где никто не помешает нам подразумевать. Выстроим дом и заживем счастливо».
Его избранница никогда не понимала, что же Николай хотел подразумевать, но была готова ехать с ним куда угодно, как любая по-настоящему влюбленная женщина. Еще она хотела от Николая детей — мальчика и девочку.