Силлабо-тоника
Юрий ПЕРФИЛЬЕВ
ЕСЛИ ВЫЙТИ НА РАЗГОВОР
* * *
Послушай, как ветер хлопочет,
свои выбирая круги. Колотит в колодезный почеп, твердит Командора шаги. Пастушьи выводит пастиши сквозь щели — жалейки, костер опавших в охапку под крыши гоняет, как пьяный лифтер. Кульбиты в окне и глиссады, опасные крены оси. Как письма, чужие досады листает под тремор осин. От реплик про donner, бишь wetter ни шатко, ни валко ему. И рэппер страдает, как Вертер, ненужный теперь никому. * * *
По кругу стрелки западни,
чей оборот лукав. В какую дверь ни позвони пароль — славянский шкаф. Какой "виват" ни залуди достаточно улик для рядового судии — причисленный безлик. В разладе те, кого сочли по пальцам. Начеку, на перешепот перешли, штробя слезой щеку, другие. Выставлен омфал на прозвища столиц. Повсюду Центр засим провал и крошево границ. Закат и тот на нет, en face мигнет и был таков, сменивши пару лунных фаз, как пару пустяков. * * *
Что-то важное здесь разливается в воздухе. Лето
заодно со стрижами и метит стрекоз на лету кошенилью. Не часто стираются стороны света, но сейчас в порошок, проведя между нами черту. Тянет с ночи просохшим дождем и сандалом акаций, полновесная дышит вторую неделю теплынь. По-хорошему самое время для сельских вакаций, не до римских, где мучают даром за стойкой полынь. Не до вечных развалин и звона церквей на посылках у окрестных святых беспардонным богам вопреки. Безразличия мания в мраморных стынет прожилках — монументам плевать на расставивших их как силки. По-хорошему не до того. Совпадением многих обстоятельств ничье беспокойство не стоит причин. Даже в разнице схожесть. На обе хромают итоги в пересказе, коль ясно не можешь, молчи-ни молчи. Мы случимся однажды среди двойников зазеркалья, не последняя пара по тыльную ту сторону, за стеной замечает по-свойски соседский де Фалья и Альбенис о том, проверяя на прочность струну. ЦИРКУМПОЛЯРНЫЙ СОН
Нине Огневой
Заядлая рапсодия каюра —
наживка на раскосую слезу. Идиллия полярная на шкурах оленьих, в холке с рослую козу. От чуди онемеешь, как от чуда, на миг необъяснимого и шаг. Туземная расставлена посуда и сыт до основания очаг. Сияния колышется кулиса в прорехе и, осаживая прыть, саамская колдует дьяконисса над бисером преследующим нить беседы. В палинодиях и одах, озвучиях падежных и весах, на случай полагающийся отдых устоев, заблуждается в устах. Завидная по выручке обмолвка на пригоршню издерганных цитат согласие означивает молка, и вечных возвращений адресат. Славяно — угро — финские постромки придерживают речи парашют. Всеядна ночь. "Звезда гвоздит потемки" и месяц кувыркается, как шут. * * *
Мой приемник полусумрак,
кипятком помех обдав, ловит голос Имы Сумак за пределами октав. Перехватывает летку- енку и рыдает джаз. Мама слушает соседку и разводит керогаз. Коммунальные хоромы до приличия просты, призеркалья палиндромы режут кривду. На пустырь снег слетает втихомолку, одиночеством пропах, как забившийся под елку кот забытый в сапогах. * * *
I
За ушами трещит сюжет ни о чем. С головы до пят под вопросом любой ответ, если вдуматься в листопад. Если выйти на разговор по душам привокзальных лип, ожиданий транзитный вор на перроне, пока не влип. Против правил один вертеп, за другим — ширпотреб девиц, лучше ставить на паритет, улетающих к черту птиц. Если вспомнится, как забыть про себя и других, потом, неимеющим места быть — припеваючи за бортом. Если сложится camarade по Несчастию, будет с кем в самый черный из всех квадрат возводить Его манекен. II Не силен даже в том, чего быть не может, поскольку сам во языцех у кормчего, и, как банный лист, к парусам заблуждений своих прилип. Подозрительной цапли тень с головой выдает прилив на воде, а тростник — плетень, за которым на тыщу верст ни души, что была б родней речи. Фарса мажорный форс цирковому сродни вдвойне. Облаками-подранка след по глазное петляет дно. Хорошо, что времени нет у тебя на меня давно. * * *
Снег в Стамбуле, в Тбилиси, в Ростове.
Ни к селу и ни к городу снег, как незрячий, которому внове перепутать на ощупь ночлег. На пределе по силам излета, напрямик из подоблачных терм, между плюсом и минусом сметан по лекалам кривых изотерм. По стежкам распускающий выси — белошвей заготовки и прях — снег в Ростове, в Стамбуле, в Тбилиси, на обочинах и пустырях. На венцах и ступенях карнизов, на задворках жилой кутерьмы, посреди всепогодных капризов, чуть южней мало-мальской зимы. Вне развязки лежит и начала по доступной ему широте на далеких от жизни причалах и к оседлости близкой черте. На гравюрах, стареющих в спальнях, между делом нетающий снег, на застывших по случаю пальмах, тополях и платанах, во сне. Не иначе дорогой свернули пилигримы во всю белизну. Снег в Тбилиси, в Ростове, в Стамбуле, на Босфоре, Куре и Дону. Вероятность такого синхрона незначительна, если бы не — атмосферный блюститель закона поскупился на градус в цене. |