А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я #    библиография



Вернуться на предыдущую страницу

   Антология

   
Николай КЛЮЕВ (1884 — 1937) — поэт. Родился в деревне Андома Олонецкой губернии. Рос под влиянием матери Прасковьи Дмитриевны — известной в тех краях былинницы, плачеи, "хранительницы традиций древнего благочестия", то есть из старообрядцев.
После кое-какого начального образования по ее настоянию сын ушел в Соловецкий монастырь — "спасаться", пробыл там недолго и пошел странствовать по раскольничьим скитам России. В 1909 году в Петербурге публикует первые стихи. В 1905-м, будучи членом Крестьянского союза, попадает на полгода в тюрьму за антиправительственную агитацию.
В последующие годы постепенно входит в литературную жизнь петербургской богемы, издает (1911 — 1913 гг.) книги стихов "Сосен перезвон", "Братская песня", "Лесные были" и становится центральной фигурой "поэтов из народа".
В мае 1918-го вступает в РКП(б), едва ли не первый пишет стихи о Ленине, учуяв в вожде "керженский дух"... Однако научить новую власть уму-разуму (как это ему понравилось в случае с А. Блоком) не удалось: в 1920-м — исключение из партии "за религиозные взгляды"; в 1922-м в ответ на книгу "Львиный хлеб", поэму "Мать-Суббота" Надежда Павлович в рецензии впрямую называет Клюева врагом. Все дальнейшее — "технология власти". В 1928-м — последняя при жизни книга стихов "Изба и поле", в 1934 году — арест ( по статье 58 (кулацкая агитация); но есть версия, что политическая статья была приписана Н. Клюеву вместо некоторой бытовой...), высылка в Нарымские края, и в октябре 1937-го Николай Алексеевич Клюев расстрелян Томской ЧК.
Реабилитирован в 1960-м. В 1977 году возобновляется публикация клюевских произведений, а через 10 лет впервые полностью выходит "Погорельщина"; еще через несколько лет в архивах КГБ обнаружилась "Песнь о Великой Матери", которую считали безвозвратно утерянной.



Стихотворение было опубликовано в книге "Антология русского лиризма. XX век. том 2" — М: Студия, 2000 г.



* * *

Певучей думой обуян,
Дремлю под жесткою дерюгой.
Я — королевич Еруслан
В пути за пленницей-подругой.

Мой конь под алым чепраком,
На мне серебряные латы...
А мать жужжит веретеном
В луче осеннего заката.

Смежают сумерки глаза,
На лихо жалуется прялка...
Дымится омут, спит лоза,
В осоке девушка-русалка.

Она поет, манит на дно
От неги ярого избытка...
Замри, судьбы веретено,
Порвись, тоскующая нитка!

1912




Стихотворения были опубликованы в книге "Песнослов, стихотворения и поэмы", Петрозаводск, "Карелия", 1990 г.



* * *

Задворки Руси — матюги на заборе,
С пропащей сумой красноносый кабак,
А ветер поет о родимом поморье,
Где плещется солнце — тюлений вожак,

Где заячья свадьба, гагарьи крестины
И ос новоселье в зобатом дупле...
О, если б в страницах златились долины
И строфы плясали на звонкой земле!

О, если б кавычки — стада холмогорок
Сходились к перу — грозовому ручью!
Люблю песнотравный гремучий пригорок,
Где тайна пасет двоеточий семью!

Сума и ночлежка — судьбина поэта,
За далью же козлик-дымок над избой
Бодается с просинью — внучкою света...
То сон колыбельный, доселе живой.

Как раненый морж, многоротая книга
Воззвала смертельно: приди! О, приди!
И пал Карфаген — избяная коврига...
Найдет ли изменник очаг впереди?

Иль в зуде построчном, в словесном позоре,
Износит певучий Буслаев кафтан?..
Цветет костоеда на потном заборе —
Бесструнных годин прокаженный коран.

<1921, 1924>



* * *

По мне пролеткульт не заплачет,
И Смольный не сварит кутью.
Лишь вечность крестом обозначит
Предсмертную песню мою.

Да где-нибудь в пестром Судане
Нубиец, свершивши намаз,
О раненом солнце-тимпане
Причудливый сложит рассказ!

И будет два солнца на небе —
Две раны в гремящих веках,
Пурпурное — в ленинской требе,
Сермяжное — в хвойных стихах,

Недаром мерещится Мекка
Олонецкой серой избе...
Горящий венец человека
Задуть ли самумной судьбе!

От смертных песков есть притины —
Узорный оазис-изба...
Грядущей России картины —
Арабская вязь и резьба,

В кряжистой тайге попугаи,
Горилла за вязкой лаптей...
Я грежу о северном рае
Плодов и газельных очей!

<1919>



* * *

Я — посвященный от народа,
На мне великая печать,
И на чело свое природа
Мою прияла благодать.

Вот почему на речке ряби,
В ракитах ветер-Алконост
Поет о Мекке и арабе,
Прозревших лик карельских звезд.

Все племена в едином слиты:
Алжир, оранжевый Бомбей
В кисете дедовском зашиты
До золотых, воскресных дней.

Есть в сивке доброе, слоновье,
И в елях финиковый шум, —
Как гость, в зырянское зимовье
Приходит пестрый Эрзерум.

Китай за чайником мурлычет,
Чикаго смотрит чугуном...
Не Ярославна рано кычет
На забороле городском,—

То богоносный дух поэта
Над бурной родиной парит;
Она в громовый плащ одета,
Перековав луну на щит.

Левиафан, Молох с Ваалом —
Ее враги. Смертелен бой.
Но кроток луч над Валаамом,
Целуясь с ладожской волной.

А там, где снежную Печору
Полою застит небосклон,
В окно к тресковому помору
Стучится дед — пурговый сон.

Пусть кладенечные изломы
Врагов, как молния, разят —
Есть на Руси живые дремы —
Невозмутимый, светлый сад.

Он в вербной слезке, в думе бабьей,
В Богоявленье наяву,
И в дудке ветра об арабе,
Прозревшем Звездную Москву.

<1918>



* * *

Где рай финифтяный и Сирин
Поет на ветке расписной,
Где Пушкин говором просвирен
Питает дух высокий свой,

Где Мей яровчатый, Никитин,
Велесов первенец Кольцов,
Туда бреду я, ликом скрытен.
Под ношей варварских стихов.

Когда сложу свою вязанку
Сосновых слов, медвежьих дум?
"К костру готовьтесь спозаранку", —
Гремел мой прадед Аввакум.

Сгореть в метельном Пустозерске
Или в чернилах утонуть?
Словопоклонник богомерзкий,
Не знаю я, где орлий путь.

Поет мне Сирин издалеча:
"Люби, и звезды над тобой
Заполыхают красным вечем
Где сердце — колокол живой".

Набат сердечный чует Пушкин —
Предвечных сладостей поэт...
Как яблоновые макушки,
Благоухает звукоцвет.

Он в белой букве, в алой строчке,
В фазаньи-пестрой запятой.
Моя душа, как мох на кочке,
Пригрета пушкинской весной.

И под лучом кудряво-смуглым
Дремуча глубь торфяников.
В мозгу же, росчерком округлым,
Станицы тянутся стихов.

1916 или 1917