А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я #    библиография



Вернуться на предыдущую страницу

   Антология

   
Борис ВИКТОРОВ (1947 — 2004) — поэт. Родился в Уфе. Жил в Сибири, в Молдавии; последние двадцать лет в Москве. Окончил Высшие литературные курсы. Публиковался в "Новом мире", "Дружбе народов", "Юности", "Континенте", "Арионе" и других изданиях. Автор нескольких поэтических книг, вышедших в Кишиневе. В Москве вышла одна книга — "Челоконь" (М., 1999).



Цыганешты

I

Тревожных предчувствий гонцы,
зажмурив глаза, как слепцы,
пьют ночь, шевеля кадыками,
расплата плывет за холмами,
да канули в воду концы,
(обернуты мглой бубенцы,
притихли цикады ночные,
недвижимы воды речные,
тяжелые, как котельцы),
на матовых лицах рубцы,
как рифмы в балладах суровых,
рожденных под солнцем Молдовы,
где звезды крупны, как сосцы,
пестры шарабаны и шкуры,
пергаментны острые скулы,
и, пасынок вечной надежды,
я с ними спешу в Цыганешты!

II

Августовский асфальт, затвердев, сохраняет следы от подков и колес, и ступней,
впереди Цыганешты!
Долог путь наш — с волами, телегами и абрикосами, локотки у попутчиц невидимо-остры,
точно сабельки в ножнах цветных рукавов, сквозь деревья синели мазанки, всем казалось, что — море.
Пожалели тебя.
— Я еще загорю, — ты ответила.
Улыбнулась Мария, у которой семнадцать детей.
Я спросил: умирает ли кто из цыган своей смертью?
Конокрад мне сказал, что не помнит, а Мария ушла, не простившись... А Мария ушла.
Завтра утром вернулась. Ты — останешься



Река

В голенищах по горло стоит на крутом берегу
зверовек. честен, как на духу,
утопает в сугробах, горит в тополином пуху;

сажей и гуталином покрыто речное стекло;
жгут бараки, дымит барахло;

зарастает в декабрьском, зияет в июньском снегу полынья,
словно рана в паху,
и мелькает на том берегу
полушубок на рыбьем меху!

И летит самолет на коньках
по реке ледяной в облаках!..



* * *

Острые остья репейника
плотно и жарко
впились подобьем ошейника
в горло овчарки
молнии белыми брызгами
мечутся немо
по раскаленному рыскалу
неба



Нашествие медуз

Накрылся отпуск долгожданный,
пикируют аэропланы,
отсутствует козырный туз,
грядет нашествие медуз.

Кто нечисть вызволил из плена?
Остановись, кругом измена,
месть полоумного хрыча,
плевок, морская, саранча.

Повсюду ведра с кукурузой,
а это — лакомство медузы
вокруг матрацев на песке.
Горгоны, млеющей в тоске

Глядит в упор из преисподней,
о, ненасытная, сегодня
любой початок твой, бери!
Что зенки вылупила? Жри.

Твои слова: "Неисполнимых
желаний нет, как денег мнимых,
все гениальное старо,
как запотевшее ведро!"

Но не понять тебе сиротства
людей, бегущих первородства;
нам бедность душу извела...
Соли и лопай из ведра.

Медузы движутся лавиной,
покрыли жгучей клейковиной
причал, деревья и шоссе,
ползут по взлетной полосе,

не остановишь из обреза,
и расползается железо —
бетонный занавес желе-
образной массой по земле,

распались дружеские узы
(и в небе авиамедузы
штурмуют авиасалон.
Алаверды!
Привет
Шалом!)

Спиртовым пламенем объятый,
Персей саперною лопатой
в толпе прокладывает путь...
Никто не выживет...
И пусть!



Джаз при дожде — танцующий дикобраз

Где-то в толпе затерялась и ты, чавела,
чуча-в'ьеха, сегодня играют джаз,
хлещет дождь, окраина очумела,
спины зонтов ощерились возле глаз.

Август. Бугаз.

Самозабвенно вкалывают ребята,
выводят в астрал желающих! и оставляют там
Идут по водам, обрушиваются рубато,
Море штормит, подкатываясь к ногам.
Солирует Вальсингам.

Он поет, обращаясь к нищим,
под ним раскачивается баржа,
перевернутая вверх днищем,
и гудит башка!

Татуировкой, потопом, славой
держится гений и уркаган,
и бескорыстна песнь его, как дырявый
вывернутый карман.

Август. Лиман.

Как осьминоги, смокинги мешковаты,
в сумерках дождевых
дергаются мужиканты,
ы-ых!

Хляби небесные. Разомкнутые мосты.
А вокруг зонты.

Вот один начинает раскручиваться,
затем остальные
(зубчатые колеса плывут над тобой как раз),
хлещет дождь и теснятся вокруг стальные
острые иглы — танцующий дикобраз.



* * *

В исхлестанных пастухами низинах неба обид не счесть,
больно и совестно, будто порушены все десять за-
поведей, — и гроза
опережает месть!
Прошлое перечеркивает вспыхнувшая лоза,
обугленное пространство сворачивается и за-
вораживает, как свиток (а он и есть
беловик той рукописи, которую мы прочесть
не успеваем за
светлый отрезок времени, дарованный свыше), весть,
открывающая глаза.


Публикацию подготовили Елена Кацюба и Константин Кедров