А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я #    библиография



Вернуться на предыдущую страницу

   Антология

   
Татьяна ВИНОГРАДОВА — поэтесса, филолог, переводчица, график. Родилась в 1965 году. Кандидат филологических наук — защитила первую в России диссертацию, посвященную русской рок-поэзии 1970-1990-х. Автор 3-х поэтических книг: "Лотосы Золото Сон" (М., 1996), "Богданово" (М., 2003), "Каменное дерево" (М., 2003), в 2005 году в московском издательстве "Летний сад" вышел четвертый стихотворный сборник "Уходим в миф". Стихи публиковались в периодике, включены в поэтические антологии России и Италии. Член СП России, Союза литераторов РФ и Союза художников. Живет и работает в Москве.



Стихотворения были опубликованы в журнале "Дети Ра" № 8 (22), 2006 г.



ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ СТИХОВ 2000-2006


Младшие боги

Младшие боги толпятся, хихикают в ладошку,
отталкивают друг друга локтями,
тянутся посмотреть — что же там творится, на этом очередном
маленьком шарике,
таком нелепом.

Они напоминают школьников
на лабораторной по биологии,
когда учитель вышел на минутку, —
с кем не бывает, —
и они вот-вот на радостях грохнут микроскоп
со всеми инфузориями-туфельками
и хламидомонадами.

Они пыхтят и сопят,
высунув от усердия острые язычки,
помешивают сломанными карандашами
культуру в пробирках, —
на полу похрустывают
осколки разнокалиберных колбочек
и чьих-то жизней.

А что случится, если вот эту вот
крошечную розовую двуногую штуковину
поддеть и зафигачить во-он туда,
где дрыгается такая же, но с длинной
светлой шерсткой на голове?

— Ну до чего ж смешон, уродец,
глядите, глядите, как посверкивают
эти крохотные стеклышки у него на глазах!

Младшие боги дружно смеются
(а самый шустрый — ну просто в голос ржет),
когда эти две фигурки под микроскопом
вдруг начинают на грязном предметном стекле
замысловатый, но бессмысленный танец.

Потом та, что поменьше, — с длинной шерсткой, —
заигравшись на краешке, бухается куда-то
на пол, и ее, конечно, уже не найти
в этой пыли, ну и ладно.

А уродец зачем-то срывает с себя стеклышки,
отшвыривает их прочь,
и из его уморительных глазок
начинает сочиться вода.
А потом он падает на колени
и долго-долго, скучно-прескучно
стоит не шевелясь,
сложив ладошки перед грудью
и задрав голову кверху, —
видимо, притворяется мертвым.

— Да они же почти разумны! — радуются
младшие боги
и тыкают в шарик ланцетами, скальпелями
и перочинными ножичками.
А самый шустрый
уже разжег спиртовку
и греет щипцы.

...Когда старшие боги вернутся,
они, конечно, наведут порядок,
и младшие, все еще тихо хихикая,
рассядутся по своим местам.

Бог с ним, с шариком.
Шариков таких в кабинете биологии — немеряно.

Правда, этот был
самый
смешной.

4.02.2006



Петергоф-2001

Июльский полдень. Воскресенье.
Нева раскинулась необозримой дельтой.
И Петербург обширным сновиденьем
остался позади.
Жара. Фонтанный беспредел.
Жара. Фонтанный беспредел.
Большой Каскад
в невыносимо яркой позолоте.
И, как обычно, жалко льва.

Экскурсии, фотографы, кафе,
жара, собаки, дети,
опять экскурсии и крик экскурсовода,
опять фонтаны и жара,
и слишком бьет в глаза зеленый цвет (трава!),
и слишком резок синий
(ну да, конечно, небеса!)...

...В Большом Дворце, на лестнице
толпа внимает
косноязычной барышне в бейсболке, —
как видно, практикантке
с истфака.

Сейчас от духоты я рухну прямо здесь.
А может, если повезет, сблюю...

— Перевести взгляд вверх. Сглотнуть.
И успокоиться. И улыбнуться. И...
Боже мой, плафон!

...И детская, припухшая от поцелуев,
качалась ножка
Елисавет Петровны
в трехсотлетних
облаках.

2001




Стихотворения были опубликованы в журнале "Футурум-АРТ" № 1 (11), 2006 г.



Я БОЮСЬ



* * *

Я — твое домашнее животное.
Здравствуй.
Я ничего не прошу.
Я могу смотреть на тебя.
Долго.
Могу не смотреть.
Мне ничего не надо.
Я — твое домашнее животное.
У меня есть ты.
Хотя ты об этом
не догадываешься.

1991



РЕПЕТИЦИЯ

Театр неблагоприятен для поэта, и
поэт неблагоприятен для театра.
Г. Гейне

Как пахнут розы? —
Профессионально.
Ст. Лец

Актер на репетиции —
уже не человек, еще не персонаж:
мучительное "между", пленный призрак,
недостающее звено.

И маска, брошенная на рядах,
пульсирует, мерцает
рубином в свете контровом,
и обретает взгляд, и тщится
прорасти в реальность.

Мне интереснее сейчас смотреть на маску,
а не на тебя.
Ты занят тем, что превращаешь
промежуточную форму жизни
в Ромео и Джульетту.
И видишь ты,
что это все не слишком хорошо.

А за стенами
линялой этой крошечной вселенной,
в которой грубая изнанка чуда
бесстыдно выставлена напоказ,
а за стенами — опять сентябрь.
И срежиссирован вполне на уровне
вот этот теплый вечер,
и хочется сейчас идти по синему проспекту,
где сумерки так профессионально
озвучены шуршаньем падающих листьев,
подсвечены мерцаньем
их бледно-золотых спиральных траекторий...

— Идти вдоль стен театра
и представлять, как там, внутри,
в сиянии софитов,
в раскатах музыки и мата,
рождается тот мир,
что так прекрасно и мучительно недостижим.

...Вот в зале дали свет,
и персонажи
увеялись на перекур,
и мы с тобой опять молчим вдвоем,
и только мыслью, не рукою,
мне разрешено поймать кленовый лист.

...А маска смотрит слепо
и смеется.

сентябрь 2005



* * *

Как странно пережить свою любовь.
Ждать осени. Молчать.
Все больше спать,
от солнца дымного задернув шторы.
— Стекло и ткань,
какая хрупкая преграда
в преддверье Дня Суда...

...А ночью — балансировать на грани,
смотреть, как мысли проплывают —
не свои, спокойные...
Потом включать компьютер,
ждать рассвета,
печатать текст и вспоминать,
все чаще — тщетно,
какова она —
любовь.

...Тоской осенней вновь наполнить жилы, —
да, захлебнуться б этим золотым,
сухим, и горьким, и последним ветром...

Бледнеют небеса, затянутые дымом,
горят леса, торфяники, сгорает лето,
и уже затлелась осень.

Закрыты небеса от Божьего дождя.
Закрыта и моя душа.
Иссякла. Нет
любви.

2002



НЕБО НАД БЕРЛИНОМ

...Теперь мы видим
как бы сквозь тусклое стекло,
гадательно...
1 Кор. 1312

Виму Вендерсу и Петеру Хандке

Отрешенность черно-белой пленки.
Серо-смутный мир воспоминаний.
Блики лунной ночи — без луны.

Нереальность обычного дня,
если видишь его извне,
с той стороны.

Черно-белый яд воспоминаний.
Мы умрем в том бестелесном мире
и проснемся в пасмурную явь.

...И вот мы здесь, сейчас.
И в забытье
скитаемся.
Не ждем, не умираем.
— Не знаем.
Но хотим забыть.

Мы трогаем реальность
сквозь стекло.
Нам холодно.
Но что такое холод —
нам неизвестно.
...Улица в воронках
от взрывов.
Мешают крылья. —
Тяжело идти.

...Пустая площадь. И бурьян
качается в осеннем ветре.
Шелестят
обрывки мыслей и реклам.

Отравленные ангелы, увы,
не внемлют ни сигналам светофора,
ни tuba mirum.

Мир
кончился.
Свернулось небо в свиток.
Закапал дождь.
Рассвет накрыл
то, что осталось.

...И вновь, который год,
мы продолжаем спотыкаться
на черных перекрестках снов.

23 февраля 1999



* * *

Уйти в себя.
Так далеко,
чтоб не достали.
И погрузиться разом, с головой.
Проигнорировать
калеку-нищего в метро,

и беженку в подземном переходе
не услышать.
И не помочь накрашенной мамаше,
аскающей у центровой аптеки
"ребенку на лекарства".

Нет ближних у меня.
— Не возлюблю!
Пусть попытается настигнуть мир меня —
вселенским запахом мочи,
рекламой
очередных мехов,
                          зубов,
                              прокладок, —
пусть по тротуарам
вальяжно катят иномарки,
пускай мне в окна смотрят стройки,
и Реконструкция Прокрустом
мой город загоняет в западню...

— Пускай все так.
Пусть срублены деревья
у дома старого.
А дом — снесен чуть не до основанья
и новоделом пялится.
Пускай мой город
вдруг оборотнем стал
и оказался
вовсе не моим...

— Но все же
на рассвете,
когда спят нищие, собаки, иномарки,
когда черемухи обломанные ветви
еще неясно проступают сквозь туман, —
на этом бледном, призрачном рассвете,
подобном лику
                    обетованной смерти,
— О, на рассвете он еще живет!



ПОСЛЕДНИЙ ХУДОЖНИК МОДЕРНА

Ирисы и стрекозы.
Сумерки века.
Хрупкий прозрачный модерн —
мотылек на краешке вечности,
завороженный виденьем
гекатомб очередной Калиюги.

Кометоволосые, прозрачноглазые, розовоперстые,
застыли богини пива и папирос
на плакатах Альфонса Мухи.

Сумерки.
Маки и лотосы
расцветают на фасадах доходных домов.
Расправляют крылья нетопыри.

В пышнотелой Москве
Шехтель
всеми изгибами лестниц
в любви признается
худенькой готике,
а также Морозову Савве.

Сумерки.
Демон лиловых миров
уже ослепил несчастного Врубеля.

Гауди с Климтом
осторожно несут свои сны
сквозь залатанную наспех
реальность.
Вибрирует твердь в "Поцелуе",
и тысячью тысяч янтарных огненных пчел
Саграда взлетает,
возносит свой гимн небесам.

Бердслей задыхается в зарослях женщин —
женщин запретно желанных; —
в зарослях древних, змеиных, —
в зарослях бело-черных,
шепчущих...

...Сумерки.
Дремлют ирисы и стрекозы.
Сын Клары прозрачноглазой,
задумчивый мальчик Адольф
тоже учится рисовать.

2004



Я БОЮСЬ
(конспект списка фобий, найденного в интернете)

Я боюсь всего (панафобия).

Я боюсь многих вещей (полифобия).

Я боюсь явлений природы —
воздуха, облаков, холода, льда и мороза.
Я боюсь ночи, дня и просто яркого света
(фотоауглиофобия).

Я боюсь луны, северного сияния (никогда не видела, но боюсь),
звезд (астрофобия) и ураганов.
Боюсь пропастей, дождя и теней (сциопофобия),
а также ветра, высоты и деревьев.

Я боюсь ситуаций —
пристального разглядывания другими (еще с детства,
со школы!
) (скоптофобия),
боюсь прикосновения, изнасилования и атомного
взрыва (атомософобия),
боюсь оказаться связанной, оказаться задушенной,
оказаться в толпе (охлофобия),
а также боюсь остаться в одиночестве (изолофобия).
— Больше всего я боюсь услышать хорошую
новость (евпофобия).

Я боюсь веществ:
алкоголя, вина (особенно амонтильядо, особенно
наутро после
),
пыли, гниющей материи ("Правда о том, что
случилось с мсье Вальдемаром"
),
а также вредных паров и обеденных разговоров
(дейпнофобия).
Боюсь пищи (цибофобия), фекалий и чеснока
(особенно съеденного другими) (аллиумофобия, бедный Дракула).

Я боюсь состояний:
усталости, старения (геронтофобия),
свободы, веселья (херофобия, нет, там правда так написано).
Боюсь гнева, любви и снов (онейрофобия).

Я боюсь болезней:
болезней вообще (патофобия),
боюсь слепоты, рака, бешенства, гриппа, безумия
(дементофобия),
вшей, геморроя и насморка.
Еще я очень боюсь прививок (вакцинофобия).

Я боюсь мира животных
(и особенно Дроздова с его вкрадчивым голосом;
он сейчас почему-то все время рассказывает о динозаврах
).

Я боюсь чучел, боюсь меха и кожи животных,
в особенности турецкого производства (дорафобия).
Боюсь муравьев, выдр (лютрафобия), быков, лошадей и кур,
Да, особенно кур, потому что они похожи на динозавров (алектофобия).

Я боюсь моли, пауков и лягушек (батрахофобия).
Еще я очень боюсь бабочек,
но этой фобии в списке почему-то не оказалось.

Я боюсь предметов:
асимметричных предметов,
маленьких предметов, больших предметов,
священных предметов и автомобилей (моторофобия).

Я боюсь книг, часов и компьютеров (киберфобия),
крестов и распятий, хрусталя, кукол,
птичьих перьев, иголок, зеркал (катоптрофобия,
— странно, я думала, это должно звучать как-то изящнее...
)
— бумаги, бритв, ядерного оружия
и телефонов. И телефонов. И телефонов.

Я боюсь людей:
людей вообще (антропофобия),
боюсь лысых, боюсь бородатых,
боюсь общества в целом (социофобия),
собственного отражения в зеркале после полуночи (эйсоптрофобия),
детей, дантистов и клоунов,
мужчин, женщин, стариков,
политиков, священников и проституток,
японцев, евреев, тещи или свекрови (пентерафобия).

Я вообще очень боюсь родственников (сингенезофобия).

Я боюсь действий:
боюсь ложиться спать (клинофобия),
переходить улицу (агирофобия),
рожать, одеваться и принимать решения (децидофобия).

Еще я боюсь мыться, публично выступать,
возвращаться домой
и особенно — открывать глаза (оптофобия).

Я боюсь тела и его частей:
Всего, что с левой стороны тела, и всего, что с правой
(то есть страдаю левофобией и декстрофобией одновременно).

Я боюсь крови, боюсь пениса в состоянии эрекции (медортофобия)
и женских гениталий (колпофобия),
боюсь рук, коленей, наготы (гимнофобия — это боязнь именно наготы, а вы что подумали?),
боюсь крови, зубов и морщин.

Я боюсь того, что связано со временем:
кладбищ, трупов и времени самого по себе (хронофобия).

Я очень боюсь быть похороненной заживо (тафефобия).
Пусть лучше кремируют.

Я боюсь абстрактных понятий:
идей вообще (идеофобия),
рая, ада, бесконечности, справедливости и материализма.
Имен, музыки, новизны, философии, поэзии и прогресса.
Боюсь религии, слов (логофобия),
длинных слов (гиппопотомонстросесквиппедалиофобия),
а также техники, демонов и привидений.

Я боюсь черного, пурпурного, желтого, красного и белого цветов.
(У меня тотальная хромофобия.)

Еще я боюсь чисел.
Чисел вообще (нумерофобия).
Но особенно числа "8" (октофобия), потому что оно похоже
на взбесившуюся бесконечность.

Я боюсь мест.
Определенных мест (топофобия),
своего дома (экофобия) и домов вообще (доматофобия).
(Насчет клаустрофобии и агорафобии я вообще молчу).
Боюсь развалин, мостов и пустых комнат (ценофобия),
Театров (театрофобия), церквей (экклезиофобия)
и пустого пространства (спацефобия).
В особенности пустого пространства.

Стивен Кинг и Эдгар По меня понимали.
Не мешайте мне.
Я боюсь.

2003