Вернуться на предыдущую страницу

No. 1 (17), 2008

   
ВЕРЛИБРЫ



Леся ТЫШКОВСКАЯ



БАБОЧКИ ИСТИН



* * *

Мне до своих стихов не дорасти
(Из раннего)

Вот я и доросла до своих стихов,
даже — переросла.
Теперь мне говорят:
— Дело в том,
что ты гораздо больше своей поэзии,
как раньше говорили:
— Поэзия, как ни крути, больше тебя.

Когда же наступит равноправие?



* * *

Однажды ты перестала
пить по утрам зеленый чай,
ставший привычным,
поскольку привычка — это не ты.

Однажды ты перестала
любить,
ибо другой всем своим видом
утверждал: я — вовсе не ты.
Однажды ты перестала
петь,
потому что слышала
только свой голос, а не себя.

Однажды ты перестала
писать стихи,
поскольку весь мир
отождествлял тебя с ними.

Однажды ты перестала
что-либо делать,
поскольку не хотела
казаться кем-то другим.

Однажды ты перестала…

Январь, 2008



ДЕКАРТОВСКОЕ

Я существую,
пока мыслюсь в ком-то.

Январь, 2008



БАБОЧКИ ИСТИН

1.

Ниточки от человечка к другому
плетутся в события.
Бабочка летит на звук привычных имен.
Если они расцветают навстречу,
бабочка пьет из цветка,
наполняясь нектаром.
Когда увядает любовь,
бабочка замечает сачок.

2.

Паузы между словами —
просветы в небе,
где бессмертные бабочки
разрушают миф об однодневках.
Небо пестрит крыльями,
течет по губам,
притягивает другие…
Какое сладкое узнавание.

3.

Какая тяжелая ноша —
уже все сказано,
а освобождение не пришло,
и слава, как слабая улыбка,
слегка задевает,
и ночные фонари —
даже не осколки света, а так…
Истина крылышкует память
бабочкой на баобабе,
залетевшей в комнату,
наколотой иголкой
хозяйственного взгляда,
взятой в плен рамкой.
Но краткое забвение
в глазах напротив
не привело к забытью
и показалось так предсказуемо,
что прошепталось совсем неуместно:
Боже, избавь от привкуса повторений.

Сентябрь, 2007



* * *

Когда моя мама
перед смертью примирилась с жизнью,
я узнала, что Бог есть.

Когда я выжила после долгой болезни,
я узнала, что Бог со мной.

Когда я стала больше
своих достоинств и недостатков,
я узнала, что Бог во мне.



Сентябрь, 2005



* * *

Я открываю окно —
детские голоса
просачиваются в меня.

Я ищу ответы
в книгах,
написанных сердцем.

Кажется,
меня миновала гроза,
пока я лежала,
уткнувшись в твое плечо.

Если собрать по буквам
все, что произошло,
получится жизнь — не больше.

Я закрываю окно —
мне холодно слушать дождь
и детские голоса,
всегда невпопад с сердцем.

Ноябрь-январь



С ТОЙ СТОРОНЫ

Париж —
праздник, который всегда с тобой,
если поверить классику
американской литературы,
или — без тебя,
если прислушаться к неровному сердцу.

Париж —
узкие улочки,
созданные для знакомств и объятий,
поцелуи мимо лица — для лице-
мерных шагов к незнакомым,
разноцветным и разноязыким —
белым, желтым и черным акцентам,
монмартры художников,
стекающие к порношопам Клиши,
монпарнасы высокие, модные,
статные...

Париж —
праздность туриста
с трудолюбивым объективом,
нацеленным на маршруты,
которые избегают аборигены:
Елисейкие бутики,
серая Сакре Керр,
изнуряющий Лувр,
Нотр-Дамские химеры,
Тур Эфель вездесущий…

Париж —
крушенье иллюзий
для тех, кто надеждами жил
ренессансными
и натыкался на готику канканов
в дорогом Мулен Руже,
полупустые дворцы и музеи,
где собран весь мир, и откуда
можно выйти с образованием высшим,
залы, полные очередей ученых
с заезжими шедеврами со всех уголков,
суровые родственники музеев,
островки тишины и молитвы —
костелы и храмы —
а также мосты,
каждый — с легендой…

Париж — де
Бержераковой тенью квартала Латинского,
где подзабыли латынь, и стихи, и дуэли,
встречает
в муравейнике тесных кафе, ресторанов, бистро,
заниженных цен зазывных перед входом,
которые множатся, чуть переступишь порог,
обилием булок фаллических
заплесневевших сыров,
каштанов на каждом шагу
и живописно жующих клошаров.

Париж — ажиотаж распродаж,
если попасть на приманку ал-
литерации,
идя вдоль январских витрин пост-
новогодних,
улыбки ждущих бонжуров,
мерси за покупку,
очаровательных оревуаров.

Париж,
ты когда-нибудь спишь?
Как вынести твой пестрый ночной наряд —
огоньки, фонари и гирлянды?
Может поэтому все парижане
переоделись в черный?

Январь, 2008



БЕЗ-ДНА-НЕ-БА

1.

Не мешай моей полночи
доживать до рассвета,
на руках убаюкав ошибку.
Я еще не исчерпала судьбу свою
в этом краю,
млечным путем разбавляя
горечь вечернего кофе.

Темно на моей высоте.
Похотливые гримасы полнолунья
гасят последние звезды,
чье смиренье готово взорваться
фейерверком болезненных нет.

Грязью земля умывала,
когда пропасть открывалась в вершине.
Познанье просачивалось под кожу,
прокрадывалось в кровь,
возможностью риска манило гордыню,
в самое небо окно распахнув.

Я стояла на грани затмения.
Ни души у ворот рая.
Лишь первобытный ужас бессмертия.

2.

В центре счастья
встретиться со своим несчастьем.
В центре безграничности —
с ограничением тела.
В центре рая
обнаружить свой ад.
На шум невидимых крыльев —
может быть — ангел-хранитель? —
обернуться, смахнув пыль
с лучистых одежд Люцифера,
в объятиях не различая
где высота, а где бездна,
обжигаясь обилием света,
темнея ожогом,
в потемках свой свет обретая,
свое воскресение.

Сентябрь, 2005 — январь, 2008