НАШЕ НАСЛЕДИЕ

Евгений АРЕНЗОН

ПОЧТИ НЕИЗВЕСТНЫЙ КРУЧЕНЫХ

Радикальный новатор-"заумник" и социо-лефовец одновременно, А.Е. Крученых (1886 — 1968) явился инициатором создания "самодельных" поэтических книг футуристов. Это издательское новшество стимулировалось элементарной бедностью деклассированных творцов. Но был тут и сознательный вызов красивости и роскоши модернистской полиграфии, связанной с победившим к началу XX века символизмом (см. мемуары Алексея Крученых "Наш выход". М., 1996. Составитель и автор вступительной статьи Р.В. Дуганов).
Поэты-футуристы публично демонстрировали свою рукописность как эквивалент живого авторского голоса. Друзья-художники (К. Малевич, Н. Гончарова, М. Ларионов, О. Розанова) умножали "дикость" их текстов своими "сдвинутыми" конструкциями и рисунками. Печатный станок был потеснен литографским камнем. Стала значимой иллюзия близости читателя к почерку и настроению поэта, визуальная ощутимость шершавой фонетики произносительно-выкрикиваемого стиха за пределами "здравого смысла"…
Мировая война, революция, общее снижение уровня материальной культуры способствовали закреплению самодеятельного книгопроизводства. Малоформатный и полукустарный сборничек стихов, имевший хождение в узком кругу адептов и оппонентов (как непосредственный "жест" и, так сказать, "на правах рукописи") стал приметой времени. В 1917 — 1921 г.г., живя в Тифлисе и Баку, Крученых раздвинул технические приемы своей самиздатской практики. А в Москве, в промежуток НЭПа, с двадцать второго по тридцатый год, вышли крохотными тиражами более сотни им самим пронумерованных "продукций": литературная полемика, критические трактаты, книги стихов и даже "фонетические романы". Отметим этот год смерти Маяковского — 1930-й, когда стеклографированными выпусками двух сборников иронично-патетической лирики ("Ирониада" и "Рубиниада") завершилось зримое присутствие Крученых в литературном процессе пореволюционной России.
С этого времени Крученых оказался не на обочине даже, а вовсе исключенным из официально признанной (разрешенной) сферы бытования поэтического слова. Имя его при этом не забылось: оно стало знаком отвергнутого, опасно-ненужного, в лучшем случае шутовского трюкачества. Крученых надлежало остаться навсегда автором хрестоматийно-показательной бессмыслицы "дыр, бул, щыл", поминаемой на протяжении десятилетий в школьных учебниках, вузовских пособиях, в академических историко-литературных монографиях и в публичных лекциях для широкой аудитории.
Издания книг Крученых и о Крученых, предпринятые в последнее десятилетие за рубежом, до российского читателя практически не дошли.
Поэтому так значим выпущенный в 2001 году в Петербурге в серии "Новая библиотека поэта" том полного собрания некогда публиковавшего самого себя речаря Алексея Крученых: "Стихотворения. Поэмы. Романы. Опера" — 365 текстов, извлеченных из персональных и коллективных сборников, которые хранятся в музейных и архивных фондах или в совсем недоступных частных коллекциях. Едва ли здесь уместно говорить об отдельных достоинствах и просчетах этой книги (ее составитель, автор вступительной статьи и примечаний — С.Р. Красицкий, почти одновременно выпустивший совместно с В.Н. Альфонсовым большой том "Поэзии русского футуризма"). Для всех, кто интересуется не только "букой русской литературы" (как в шутку именовали в свое время Крученых), но и всем вообще контекстом художественного авангарда первых трех десятилетий ушедшего века, — это издание чрезвычайной важности, а его немалый для наших дней тираж в три тысячи экземпляров, может быть, превышает суммарное количество всей выпущенной когда-то самим Крученых самодельной "продукции".
Здесь уместен только один вопрос: прекратил ли Крученых писать стихи в возрасте сорока четырех лет? Свидетельства близких друзей и разновременных современников Крученых говорят о том, что петербургская книга 2001 года может и должна быть хронологически расширена в следующих изданиях.
Помню, как осенью 1963 года на одном многолюдном литературном вечере мой университетский учитель В.Д. Дувакин представил меня бомжевидному (пользуюсь современным словцом) старику с какой-то преувеличенно-гротескной потертостью лица, костюма и портфеля: "Познакомьтесь, Алексей Елисеевич, с юношей последнего футурпризыва". Насмешливо хмыкнув, "бомж" совершенно неожиданно молодым и звонким голосом произнес веселую версификацию про то, что "футуризм мертв, как голландский натюрморт", добавив в виде подтекстовой даты: "Вчера".
О поздних поэтических перифразах Крученых на темы русской классической литературы писал как-то Н.И. Харджиев, назвав гениальным цикл свободных безрифменных стихотворений "Слово о подвигах Гоголя" (С. Сигей частично напечатал их как "Арабески из Гоголя" в издании Ейского краеведческого музея в 1992 г.).
Публикуемые ниже стихотворения Алексея Крученых входят в более обширное по объему машинописное собрание "Московские встречи" (РГАЛИ, ф. 2577, Л.Ю. Брик и В.А. Катанян). Датированное 1943 годом, это собрание стихотворений авторитетные друзья "Кручи", возможно, пытались протолкнуть в печать. Стихотворения по большей части написаны если не прямо о войне, то в связи с ней, и эта очевидная привязка к реальности момента была выигрышной при рассмотрении вопроса о публикации. Другое дело, что того содержательного единства, которое требовалось от разрешаемой в печать книги стихотворений, указанное собрание текстов не имело. Написанные "на случай" (ко дню рождения друзей, к каким-то заметным в их жизни событиям), они имели как бы частный характер кружкового лексикона. Судьба поэтического слова, претендовавшего на печатное существование, решалась тогда в предельно ригористическом аспекте: полезно ли оно советскому народу в его борьбе с фашизмом? Крученых же, словно забывая, какое на дворе тысячелетье, вполне злободневную и даже поощряемую тему военного патриотизма сопрягает с опусами своего "безнадежного" футуристического прошлого (см. стихотворение "Русь"), то поминает далеко не актуальных и даже вовсе исключенных из официальной жизни персонажей (типа Эль Лисицкого)…
Сегодняшнему читателю все эти неожиданные сопряжения и собранные "по случаю" разношерстные адресаты стихотворений Алексея Крученых могут дать особое представление о творческом андерграунде сталинской эпохи: не в подполье барачно-лагерной тьмы, а, условно говоря, в полусвете кухонного благополучия московского бомонда.
Своим названием собрание текстов Крученых перекликается с воспоминаниями Н.Н. Асеева "Московские записки" о предреволюционной поре "левого новаторства" (публиковались на Дальнем Востоке в 1920 г.)
Машинописное собрание 1943 г. включает стихотворения, написанные и много лет раньше. Можно предположить существование рукописных вариантов собрания несколько иной содержательно-композиционной выстроенности. Так, например, к жанру поэтических обращений относится стихотворение Крученых середины 1930-х "Игорь, помнишь?" (адресовано поэту и режиссеру И.Г. Терентьеву, унесенному кровавым потоком тридцать седьмого; см. публикацию этого текста С. Кудрявцевым в кн.: "Терентьевский сборник". М., 1996). В 1943-м Игорь Терентьев в качестве героя стихотворения был невозможен в этом машинописном собрании; зато здесь стал вполне уместен автор нового государственного гимна Сергей Михалков, относившийся к "крученому заумнику" с должным почтением младшего коллеги по цеху…
В связи со стихотворением "Встречи с художниками" (своего рода речитативным каталогом собственной художественной коллекции) нелишне отметить, что А.Е. Крученых имел профессиональное художественное образование, участвовал как живописец и рисовальщик в ряде петербургских и московских выставок и, разумеется, в изданиях футуристических книг реализовал себя не только в качестве автора-текстовика. По поводу пересечения поэтического и художественного творчества кубофутуристов (в частности, Елены Гуро и Алексея Крученых) см. исследование Е. Бобринской в кн.: "Поэзия и живопись. Сборник трудов памяти Н.И. Харджиева". Сост. и общая ред. М.Б. Мейлаха и Д.В. Сарабьянова. М., 2000.

См. стихи А. Кручёных