Вернуться на предыдущую страницу

Архив

No. 6, 2004

   

Памяти Дмитрия АВАЛИАНИ

 

МОЛЕБЕН О КОНЕ БЕЛОМ

Погиб поэт Дмитрий Авалиани. 1938 — 2003.
Невосполнимая потеря для поэзии.

Не знаю, следует ли вспоминать сегодня о частных проявлениях его поэтического дара, который, несомненно, можно отнести к области чудес природы и к самым высоким, удивительным проявлениям человеческого — в языке, в письме, в букве.

Сергей Бирюков писал: "Дмитрий Авалиани — поэт, обладающий двойным зрение и двойным слухом. Слово прослушивается им от "до" до "си". Каждый звук материализуется в букву. Азбуку, графику буквы Авалиани воспринимает как Данное, как вызревшее в этом языке".

Мастер палиндрома, анаграммы, тавтограммы, изобретатель "листовертней" — единственной в своем роде формы представления поэтических сообщений. Людмила Зубова показала "листовертни" как неизвестный прежде способ преодоления границы между жизнью и искусством: "В таких изображениях не обозначены знаки препинания, но, переворачивая лист или поворачивая голову, читатель сам делает мощную запятую рукой, книгой или головой. Таким образом, знак осуществляется телодвижением".

Судьбе было угодно поставить точку в земной жизни Авалиани в ночь на 24 декабря 2003-го года...
Нелепая и мгновенная гибель под колесами автомашины.

Некоторые из его панторимов (стихов, где "рифмуется" каждая буква, а "различание" осуществляется лишь на границах слов) читаются отныне как пророческие:

Вот воск — решение Икара.
Вот воскрешение и кара.

Избыт и я
Из бытия.

Вы шелестите, перья.
Выше лести теперь я.

Почему-то приходит в голову, что Авалиани близок Андрею Платонову — не формально, а по сути. Кажется, он был одним из немногих, кто понимал, что и зачем делал Платонов...

Поэт, мудрец, книгочей, "письменник", "буквенник". Волшебник.

Врач?

Врач. Во всех смыслах, от "до" до "си". Так одинокий лицедей Велимир Хлебников

одиноким врачом
В доме сумасшедших
Пел свои песни — лекарства.

...Лечить можно и смехом:

Знамо, даже у ежа дома НЗ.

...И еще вспоминается листовертень: ЧЕЛОВЕК. А перевернешь: НЕ ПОМЕР. И не веришь своим глазам...
...И еще — палиндром: НЕЧЕ ВЫТЬ — ТЫ ВЕЧЕН.

...И еще, просто так, неизвестно почему — не о смерти, о любви:

Я с нею
Яснею.

...В Новосибирске говорят, что панторим

Не бомжи вы,
Небом живы... —

возник после знакомства с Анатолием Маковским. Возможно, это легенда. А что не легенда? Эти стихи — нерукотворный памятник всем поэтам, которым, как известно, немного и надо: краюшку хлеба и каплю молока...

Да это небо.
Да эти облака! (ВХ)

Чтобы писать ТАК, как писал Авалиани — озарениями, когда речь становится осмысленной сплошь и до конца, как в обмороке, — кажется, нужно совершить невозможное, как Мюнхгаузен, когда вытащил себя за волосы из болота: научиться видеть и слышать весь язык, сразу, одновременно. Приближаясь к этой черте, перед словом обычно останавливаются, ибо тут оно кажет поэту убийственный лик Горгоны. Но если довелось выжить и не сойти с ума, можно не писать романов, повестей, трагедий в пяти актах — достаточно трех слов. Их и в самом деле можно повторять вечно, справа налево и слева направо, осознавая и — переставая осознавать:

...Молебен о коне белом...

Слова как слова. Всего лишь. И звон вокруг...
О таких, каким был Авалиани, сказала Елизавета Мнацаканова: "...Любить буквы? Разве это возможно? О, да, есть люди, для которых только это и возможно, для которых любовь к буквам есть единственная возможность жизни. Но любовь к буквам имеет множество замечательных свойств. Любовь к буквам рождает любовь ко всему остальному. Любовь к буквам дарит власть над временем".

Без Авалиани язык неполный, стих неполный, неполный и народ.

Вдвойне горько, что мы не умели это ценить и осознать, пока Поэт был с нами...

Игорь ЛОЩИЛОВ (Новосибирск)