Вернуться на предыдущую страницу

No. 1 (46), 2017

   

Верлибр


Феликс АНДРЕЕВ



Безусловная слов красота
 
Острова раздельно
…на краю поля

…и есть что есть снега
          Г. Айги. Провинция живых

…за ставнями — полосками —
солнечный свет смеется над стайкой пылинок…

под лавкой, на холщовом половике,
тени хлебными крошками играют в крокет…

стол у окна — непокрытый, дощатый.
кринка молока на нем.
рядом ложка из липы… для меда,
два стакана и
…спящая ночь.
Тишина.

…н е о п и с у е м о е  ощущение пустоты,
замкнутого угольно-черным нутром пятистенка,
пока не ударишься лицом о что-то прямое и белоснежное…
с черным провалом на лице.

Слышно, как на лавке мурлычет кот;
как послушно поскрипывают половицы
под неслышной походкой домовитого домовенка;
как мерно-мирно-чинно
тикают невидимые ходики,
прибитые невидимым гвоздем
к невидимой стене…

…и только горло печи пышет жаром:
пламя сжимает воздух,
умывается клочьями дыма…


Уношу с собой в вечную ношу:
этакое — никем не изученное —
право видеть Его…
Сквозь опущенные веки
— с фотографической точностью —
чтобы запечатлеть.

З а п е ч а т л е т ь!

И множить!
Множитьим н о ж и т ь...
пока солнечный свет
не устанет прорисовывать
смех бездумных пылинок,
а ложка для меда
отыщется вдруг
в песочнице взрослого сына.

На завалинке,
скрестив ноги,
по снегу скрипучему,
в валенках,
— сухомо-рыхло-сыпучему,
у н о ш у
Твой мотив:
где за вязкостью снов
вольный ветер безмолвных степей,
тяжкий стон скособоченных изб,
клич гортанный сапсана,
пыль дорог
и излучины рек обмелевших.
Охмелевших…
……..стих!

Слух уповает на «потом» —
где разговор.

Свидетельством — зеленым сургучом
мы перешептывали время.
Вино прозрачное цедили
сквозь сито золотых коронок.
Смеялись громко,
пели…

под звон стаканов
шел разговор о запоздалом прошлом.

Мы пели песни о войне
и о стране…
— «муляж-стране» —
и о ее народе:

о справедливостях его глагола «Нет!»

минуты памяти сменялись днями строк,
(но то — потом!)

Шел снег.
Снег падал молча.
За окошком свет утра поднимался.
Снег падал…
на коленях к порогу припадал.
Скосив глаза, стелился умирать…


А в лета дни,
когда острожно
головки флоксов увядают,
и куст голубоглазый
полощет пересохшим ртом
овал жары:
«Любезный друг, как знать!..»
Пусть запоздалым
Твой клич коснется плеч моих …

Уставшею,
ладонь мою, так жаждущей поддержки,
сожмет ладонь Твоя.

И строгий взгляд поникших лепестков,
как снегом по шагрени поля…

…………………………………………..
…………………………………………..


Как не хватает Солнца!..
(Свет завораживает —
цвет отвлекает).
Воображение рисует мне небесный луг…
свободный — неба — луг!


Луг, где плывут беспечно облака.



…Медленных слов многоточие

Е. Степанову

Глазами уставшими,
следя за строкой убегающей,
впитываем душою чужие слова
словно в ленту магнитную
пишем,
вжимаем,
втаптываем.

Плоскостопием предложений,
духотою безверия,
за тусклым отражением в окне,
медленно читаем,
прочитывая тень вчерашних невзгод
— хмурых бровей отпечаток —
на желтых страницах…

Тень!


…но когда удается поймать
безусловную слов красоту

«красота в глазах тех, кто видит!»,

а «безутешности горя»
становится тесно на кухне рассудка,
разум бравурным маршем,
отчаянно
движется
«…к лучшему»!

многоголосьем разукрашенных губ,
звонким фальцетом по прикосновению
желтого металла к прозрачности льда,
разум
отчаянно
тянется
«…к лучшему!»…так,

что шея становится длиннее…

…длиннее на длину кончика языка.



КАК ДАЛЕКО…

(этюд-построение,
с поочередным повторением в каждой строфе)

Молчанием понурого неба
станут мне слезы молчания,
что в дождливое утро прольются
ручьями невидимых слез…

Вдоль затуманенного кружева,
гор сиреневых вдоль…
каплями по шелковистой глади моря,
смешиваясь с солью морскою,
понуро-поникшие встанут,
мокрые
глади
утесов,
колеблясь над тушью покоя,
волнами по Волне,
расплескивая покой…

Над толщей воды — соринкой —-
проплывут по хрусталику бухты «Мы»,
чтобы песней последней,
немым обелиском,
встать у края,
поток мутных вод наблюдая…

Так, прижавшись к глади утесов,
сплетаясь, сливаясь с ними,
обозначив себя лишь елью пушистой,
чубатым сплывом плюща к подбородку,
пенным овалом прибоя
и ветра могучего трубным призывом.

Спускаюсь, чтобы узнать:

«…как далеко?»

За неслышным далекого эха «Далеко»,
приложив лист бумаги к озябшему силуэту,
обведу контурным карандашом, отогрею,
спеленаю…
Выпью Тебя!



* * *

…эта странная решительность лотоса:
стоять по колени в воде
и всем своим видом кричать
о благополучии бытия.