Вернуться на предыдущую страницу

No. 2 (53), 2022

   
Роберт ДАНКЕН (1919–1988)

ПЕРЕХОДЫ
 
ПЕРЕХОДЫ 26    СОЛДАТЫ

Из останков быка Хадхаянса[1]
пища!             бессмертие народа!

Нейтральная полоса, где все движется
— с точки зренья Сайгона — «вражеская».

Они должны обрести души в войне
     как последователи Орфея             обретают души в стихах
          дерево должно загореться от этого грязного огня!


Из убитой зверски человеческой мечты
     дистиллируй божественное питье запрещенный галлюциноген
           сотрясающий вид сокрытого
                порядка порядков!
Они должны идти на войну          и не создать им других
    сцен для действия          своей жизни •

     Dieu,           dont l’oeuvre va plus loin que notre rêve[2]

Творец       таинственная Бездна
     откуда дым исходит
     людей, созданий, солнц!
Он столь глубок, что синий от глубин
вместилище где нет обмана,       что так обманывает нас.

     безмерность тени          вес полноты
           соразмерность
частей предложенья           они должны свершить свой длинный марш чтобы свершить
     предписывает жизнь    что принимаем как необходимость.

     И чтоб освободить Новый Китай
     от Чан Кайши, пресвитерианского военачальника,
                                                                                      его банкиры
          разоряли национальную казну, его армиям
     платили взятками (помощью) Рузвельта и Сталина,
          против Мао, уничтожавшего города,

У самого Мао — гора убитых людей,
     аллитерация «м» как во Вьетнаме
                сожженные деревни…
(сейчас Джонсон, не вдохновенный поэт, но скверно
     громоздит свою собственную историю убийств и жертв,
                    бездарно)

     …невозместимо     неотвратимо          во имя кого?
          ненависть должна восставить изувеченных
                                                                                и бесправных
против кровавых виршей, что Америка пишет на теле Азии
     мы должны отозвать          держась
                                                          за права на собственность
не частную (индивидуальную)    или общественные права на
     нашу общечеловеческую     собственность.

«Соединенные Штаты сами по сути величайшее стихотворение»?[3]
     Тогда Америка, тайный союз всех штатов Человека,
ожидает, скрытая и протестующая, в сердцах Вьетконга.

     «Американцы из всех народов всех времен на земле»[4],
     говорит Уитмен, — борцы за свободу духа,
           преданные общности Человека.
Чтобы соединиться с тобой, мы отринули
Все хищные создания: Ложных богов и людей»[5]

            l’oeuvre qui va plus loin que notre rêve[6]

Solidarius[7]: спаянный.
                                        у этой армии есть своя солидарность.
в общей жизни,           обладая монетой
                                                 или получившие монету в оплату

solidum[8],       золотая эмблема Солнца.
     хотя мы сражаемся подпольно
по воле сердца,      внутреннего солнца тела,
             крови естественного
восстания       против тирании          •

И с самого начала был коммунизм.      истинная
     Бедность Одухотворенных        которую сердце желало;
          Я также      отстранился оттуда по привычке.



+

     Они сражаются с захватчиком
съеживаются, так их поражает страх,
                                           расчеловечены голодом либо
не мечтая стать мужами,          Солнце
     недолго их озаряет;
либо призваны, оплата не цель для них,
                                               они не настоящие солдаты,
           даже не проданы войне
но из страха наказания идут, обязанные, без желанья
      отличиться в бою,
но убивая, убивая,          чтобы покончить с этим.

О вы, кто ничего не знает о великой идее Войны,
сражаясь, ибо вынуждены, вслепую, не ведая
     границы Истины, но по при-
казу лжецов и властелинов Лжи, ваша
     свобода действий
     их первая жертва,
молодежь, вырванная из постелей первой любви и
     столов для занятий для смерти
чтобы «свободные люди везде» «имели право
     определить свою судьбу
в свободных выборах»[9] — в Лас-Вегасе, на Уолл-Стрите,
     Америка ворочается в приступах
                                     «свободного предпринимательства»,
     лихорадке и панике жадности и страха.

Чудовищные фабрики наживаются на рынках войны,
и как никогда прежде, производящие вооружение,
      отравляющие газы и средства разрушения, высоко
взлетели на волне зарплат и премий. В итоге,
монополисты труда и хозяева распухших
лестниц прибылей и доходов преуспевают.

Первейшее Зло — то, которое имеет над вами власть.
      Принуждение — это Ариман[10].
В бесконечном Мраке          телеэкран,
     лживые речи и картины     продают время и продукцию,
трупы жертв сожжены дочерна напалмом

     — Ариман, нутряная нужда рвенья торговца —
образ манекена, курящего, мчащегося в своей машине
                                                               на бешеной скорости,
     элегантно одетого, надушенного, соблазнителя, без
запаха Мужа или без аромата святости,

вместо Образа Христа;
      служба робота вместо Божественного служения;
Благое Слово и Труд          извращены Рекламодателем,
     Тем-Кто-Отвратит-Наши-Глаза-От-Правды.

Привычка — это Ариман.

Первое Зло — то, что призывает вас на службу,
распространяя свои «товары» в Азии.
                                            Он движет вами, вы позволяете ему
     двигаться, в ваших интересах, и так вам и надо,
он действует, как вы ему позволяете.
                                                        Проблески истинного разума
затмеваются огнями,          которые он разбрасывает.

Мастер обещаний, Великий Барышник и Поставщик!

дымящиеся поля, Б-52 летящие так высоко   ни звук, ни вид
их не дает предупреждения,    летчики сбрасывают
                                                                                      свои бомбы
не слыша ни звука, не видя то, что они бомбят.

     Это Ариман, слепой
          разрушитель фермера и его вола во время их труда.

Индустриализация стирает с лица земли Неолит!
                                                                       Улучшитель Жизни
     высоко вознес свои стандарты!

Кто делает чистых порочными,
Кто опустошает пастбища и поднимает оружие
                                                                          против праведных.

июль 1965-июль 1966
октябрь 1966



ИНТЕРЛЮДИЯ

Мое сердце бьется в ритме стоп первых праведников,
     давным-давно плясавших в лесу Броселианд[11],
И мой разум, когда перестает довольствоваться
     ложью и мечтами генералиссимуса Франко,
наслаждается в обществе потерпевших поражение,
                                                                 но славных мужей,
     которые ушли в горы или
из любви к людям стремились сохранить тайные пути
     братства и сострадания,
     распространяя Истину,
как семена запрещенного галлюциногена, марихуаны
                                                                  или утреннюю славу,
     сокрытую в травах полей.

Да здравствует сокрытое!     Да здравствует страдание!
Любовь, которую мы никогда не знали,
                                                  двигала нами с самого начала!
Теперь, быть может, нас ведут на твои высокогорные
пастбища.     Тяжко сдавленное,
мое сердце раскрывается, словно в нем — проход в скале,
       неизвестный ход,
настолько близкий, что весьма подобен смерти самой.

Одинокая дверь, путь одиночеств,
немая песня, последний раз пропетая венами среди чужаков!
Я должен пойти в старую таверну в каньоне позади нас,
на каток для роликовых коньков среди сосен.

Ибо танцоры сошли с гор,
и пианист извлекает такой звук, что скрипач
уплывает на волнах, в туго сжимающих талию наплывах.
Люди, тогда, это — люди летней ночи, закончившейся
                                                                                    и прошедшей,
люди из польского танцзала перед последней войной,
в поте и вони лимбургского сыра и бермудского лука,
распарившись от пива и музыки,
                                     канзасских сельских евангельских песен,
или летний народ в Катскилльских горах,
который занялся танцами на площадях,    как поэт прибегает
к старому опьянению, которое приводит к поэзии,
не «площадной» танец, но движущиеся фигуры,
века и разные персонажи старой драмы…

случаясь и разлучаясь,
     продвигаясь и отодвигаясь, кланяясь
и откланиваясь, уходя в новые и все же старые
     сочетания,
слово «старый» появляется снова и снова,
     приходит на ум танцующей молодежи

…так что я помню, что был ветхим старцем в той
части танца, Дедулей, мне было девятнадцать
                                                                и девяносто все же,
беря за руку Малышку Нелли, милуясь с милашкой,

и сам танец, грандиозное собрание флиртующих ног
                                                                        с их фигурами,
     вперед и назад — мы были медиумами
для Людей Старых Времен в их вечном возвращении.



+

В огромной фигуре из многих фигур в четырех
     сторонах света и империях,
четырежды изменяясь, противоположности
противоположностей, встречаясь и сочетаясь,
разъединяясь и соединяясь, восходя по лестнице литаний,
     пока они не «посланы» —
теряя себя в жизни друг друга
      и находя вновь.

Ныне, потому что я — Огонь, а ты — Вода,
Вода и Огонь целуются и обнимаются.
Вода и Огонь танцуют друг с другом.      Это —
     великий мимесис —
имитирует цельность, которая, как нам кажется,
                                                           истинна тому, Что Есть.



+

Мы должны вернуться к простым вещам,
холм и ручей, лес и море вдали,
время суток — заря, полдень, яркий или облачный,
пять часов в ноябре, пятый час года —
изменяют определения света.

И скажем танцоры расположились
                                                   на шести нерушимых линиях
     китайской гексаграммы,
и шестеро пляшут, чтобы шесть линий разрушить,
                                                         шесть врат или прорывов
в ином смысле устойчивой фигуры: их шестеро в сумме.
Разбившись на группы по трое,
                                               они танцуют в четырех группах.

Какие двенадцать вещей твоего мира
                                                       ты назначишь хранителями,
     попечителями Истины?
Соль, — сказала Корделия. Золото и свинец.
     Поэт, великий создатель войн и государств, и
святой, Буркхардт[12] назвал трех созидательных
     властителей истории.
Но теперь, пусть двенадцать будут не названы.

Танцоры вышли вперед
                     чтобы олицетворить невостребованные вещи.



ПЕРЕСТУПАЯ РЕАЛЬНОЕ    ПЕРЕХОДЫ   27

     В Войне они создали небесную пещеру.
     В Войне я сейчас создаю
          небесную пещеру,     шатер Ночи
Солнце уже не зажигает день на Земле,

но много световых лет назад
                                                алмазная искра в сонме звезд
     блестящей сети     бриллиантом зажгла волны мрака
                                                                                     над нами
далекие сияния
          «игру света или интеллектуальный блеск»

на которое претендую          собрание сил

под покровом своего стихотворения         он скрывается
     незрим
          так что кажется не человек          а мир говорит,
ибо все мои мысли — слуги звезд, и мои слова
          все скобки раскрываются
явившись из уст, которые являются Вселенной
                                                                  la bouche d’ombre  [13]

(Поэт-маг доктор Ди[14] в своем черном зеркале
вызывает духов из тьмы забвения)

сквозь лучи незримых и зримых тел,

     известных и неизвестных
                                                  источников и отправителей,

через испаренья, огни, звуки, кристаллизации…

Ибо ныне в моем сознании все молодые люди моего времени
     отказались от верности миру сему, от общественных дел

и по мере того, как их штудии нереального углубляются,
     промышленности, бизнесы, университеты, армии
          сотрясаются и уходят в небытие,
так что камень, оживая
как зеница ока, подобная луне,
вбирает все зримое из незримого отраженного света
     солнца, заставляет,
держа под своим языком каждого человека, говорить
      о грядущих чудесах.

               Хаос/ и божественные меры и порядки
                     столь соединены браком здесь
                что нам остается лишь представить
                     себя Любовником,
                     и Возлюбленный появится
мужчина и женщина, дитя и царь, века и лестницы бытия,
     родовые муки и освобождение от мук в смерти
                                                           столь перемешано здесь
          что они черпают из Самой Войны, отвращающей
               это дыханье от них.

В этом обряде Великий Маг ворочается во сне
     и грезя в сновиденье маг     шепчет своему возлюбленному:

          ты столь близок ко мне
          ты фантом      который сердце
                узрит —

и ныне великая река их чувства столь широко разливается

     что берега ее отдаляются и становятся нереальными.



СВЕТ       ПЕРЕХОДЫ 28

сейчас низвергается любимец рока,
одно перо из его крыла / потерянное

в божьем взгляде           найдено     Libertas[15]

Мастер Виктор Гюго видел в этом сне
     Поэзию саму / или за своими веселыми застольями

     слышал толки о том,
что ангельское было предано Люциферу,
     как Сатана предавал Себя/ и пал
     помыслив о корнях власти, как будто
     она принадлежала ему,
разорвал с этой Любовью, светом и мраком,
     источником всего     Мы зовем его
          Крылом нашей Матери-Вселенной,
          в чьем образе разрушители
          и ангелы-хранители вознаграждены

крылатые львы/ дамы, гигантские бабочки
в солнечных полях, среди галактик

     крылаты,
     состязаются,
     Фантазия различает их.

От туловища какой ярой горгоны взлетает голова
Пегас/ великий конь Поэзии,     Всадник

     мы скачем, кто творит
     правду из Того, что Есть;
и, словно Эрос освобожденный, АнтЭрос[16] / свободный
для любви, Хрисаор[17] / с золотым мечом —

     близнецы-видения, в котором
     из ужасного приговора древнего закона
крылат     новый закон взвился
          •
          сумеречный
          •
          lumen[18]



ЗРАК БОГА     ПЕРЕХОДЫ 29

                Каодай[19]
золото и кристалл Небесных владений!

     В начале от Отца     взгляд который зажег

         Новую Любовь в Свободе          чей закон

растворяется в его сияниях
     (радуга)     (ляпис–лазурь)

     цепи Эроса и Старого Закона!

Рождество 1925.     Дух снизошел
     принести истину Вьетнаму.

     Réjouissez-vous de cette fête,[20]

          в честь годовщины моего приезда на Запад
дать мой Знак

     что некие сердца трепещут
и изливают из своих резервуаров

     стойкую Любовь…

Du haut de la tour sans toit où l’Extase m’a porté
j’ai regardé le monde triste et froid, noit et agité[21]

С высоты бесконечной башни, куда Экстаз меня вознес:
я смотрел на холодный и грустный мир, черный
                                                                   и встревоженный…

Du haut de la tour sans toit où la Foi m’a élevé:
j’ai vu la mer d’en haut     gardant la serenité bleue
     d’une Vierge qui ne se dévoile…[22]

И тьма раскрылась,             божество
в беде явилось, как глаз       раскрывшийся
веки скорби и холода           дрожали,

     во взгляде,     поражая…

это было не более, чем перышко    потерявшееся в смятении
      повернулось,           высоко вознесенное вихрем
оно упало так далеко от нее

          (словно рука          державшая меня
                День раскрылся в Бездне

его взор пробудился           языки пламени под землей

     И ангелы, дрожа от любви, лицезрели ее.
     Херувимы, великие близнецы, прилепившиеся друг к другу,

          легионы злости и сонмы гнева

созвездия утра и вечера,
Силы, Умы с нетерпением хотели узреть
сестру, рожденную раем и адом

     l’Ange Liberté[23]

Лик Отца повергается изменениям в ее мыслях,
     его гнев ослабевает, возвращается, ослабевает…
в цепях Первого Эроса/АнтЭроса/ жаждет освободиться.



+

С высоты бесконечной башни, куда Вера меня вознесла:
     я видел сверху море,
     охранявшее голубой покой Девы
          которая не являет Себя…

Du haut de la tour sans toit où l’Espérance m’a conduit[24]:
j’a vu l’etolie d’un matin sans soir et un jour infiniti

я видел утреннюю звезду без ночи и бесконечный день.
          Куда Любовь меня вознесла:

Я смотрел в источник, в моего Бога Солнца,
     который озаряет Землю.

С высоты бесконечной башни, у которой нет крыши:
Я видел, как корабль теней пересек море Света.

     /и, отринув слова,

я созерцал Регулировщика Звезд,
     Комиссара Зримых и Незримых Миров.

     Президент Великой Симфонии
     ради страшного покоя и гармонии
приводит в движение     контрапункт
                                 противоборствующих элементов,

божественную Борьбу     музыки.     В Монсегюре[25]

где сердце должно быть испытано,

Корба де Перелла,
Эрменгард д’Уссат,
Гиллелайн, Бруна, Арсенди,

Гильом де Лиль
Реймонд де Марсилиано,
Реймонд-Гильом де Торнабуа,
Арнальд Домерк,
Арнальд Доминик…[26]


Эти — среди семнадцати,
получающих consolamentum[27] к двумстам десяти perfeti[28] на поле огненных мучеников, Champs de Cramatchs, [29] пока имя Римской Церкви с ее горой почестей
          не провоняет запахом их горящего мяса,

будут внесены как записи о возвышенной сладости,
в громко звучащих аккордах гнева и скорби.     Величье!

И во время Святой Осады Каодаистов в Тэйнине,[30]

под ревущий грохот американских самолетов,
выполняющих ежедневную задачу по уничтоженью
вьетконговских твердынь Святого Духа

молитвы шаманов-священников у алтаря

возносятся / и в крещендо Войны

точная линия мелодии / точно

вера Шуберта проникла в истину Гераклита,

     противоречивого

отца всего,     жестокой необходимости,

          в грохоте и огнепаде,

     неся

это звучанье,     его сына,

     и запись причащения

     звуча как предложения

беззвучного колокольного звона.



ПЕРЕХОДЫ 30     СЦЕНИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ

«Это не так, не совсем так,
вот в чем беда»,
Эзра Паунд, Венеция, 1964

Медленно натруженные образы восстанут,
Отряхнут, словно обломки,
     необязательные удовольствия нашей жизни
И все время и намеренья мирных людей
Сократят до промежутка, преходящей пьесы,
     между превосходящих
Кризисов войны.

                 Прежде на сцене:

Он направляет камеру на зияющую шею,
     которая теперь превратилась в глаз кровавого мяса
                                                                                           из чрева
     зрачка коего          ослепляя

     возникает вид      двух детей беды[31] .

     Губительный взгляд Матери на
                голове с волосами из вьющихся змей из легенды
     замораживает землю.
                      Океанос     ревет,

ярый морской отец,          лик           состоит из смеси
                                                                            ярости и ветра
     (все стихотворение превращается в бурю
                                                        из которой восстают лица)
     Пасти разверзлись чудовищно          и часы,
                                                          как безумные братья,
     уставились.

                Из тела стихотворения все слова создают

давления будущей жизни:          юность,
                                                      с молниеносной вспышкой,
     которая сейчас стала золотым мечом, двуострым,

                                                         либо солнечным блеском
режущим глазной нерв,
                      болезненная юность!
     И Пегас выпрыгивает
                                    «рожденный близ источника Океана»

     ‘oτ Ωκεανον περι πηγας  γενθ[32]

Он-рвущийся-вверх    из пробитых артерий    сонных     из
     глубокого сна выносит          вверх
             (Океан тогда, глубокий сон)
     пробудившись,

                летит

к Зевсу-отцу наверху,
                     Повелителю Глубоких Небес, чей Дом
ждет его,
               давленье приливов коего

на берега жизни подобно необузданности коня,
     вспышки света      из темной материи.

В резной панели саркофага из храма Голгой[33]


[Художественный музей Метрополитен, Пособие
по Собранию древностей с Кипра Цеснолы.
Как приводится у Кука, «Зевс», том второй, страница
718[34]]

двойня     восстала чтобы образовать в это мгновенье
     голову нового монстра
                         Гений
так зарождается, испуган          неожиданным ударом

     «двойной природою наделена» (Спенсер
     излагает своим слогом здесь)

который в стихах Сада адресует     каждое слово

     Там почва по старинке не бедна
     И в том саду растительность густая,
     И две стены вокруг него: одна
     Железная, другая золотая;
     Не допускают взломов или краж,
     Впуская в этот сад и выпуская»[35]

          но рана станет широка, как дверь,
деянье
     (осколки черепа и мозгов разбрызганы по
     обивке машины,      красный цвет крови и розы
     смешиваются в одной вспышке)

(«Прекрасней и страшней не помню дня»[36], —
                                                                            заявляет другой
обладатель сердца убийцы, кто ожидает из головы Медузы
тот Горящий Пляс — повторяя игру слов Джойса —
никогда не придет на Пляску Дунсы Анны[37]:

          «Ночь, завяжи глаза платком потуже,
          Участливому, любящему дню
          И разорви кровавою рукою
          Мои оковы. Меркнет свет…»[38]

Шекспир видит, как в сознании убийцы          мир
     наполняется врагами,         истина
     сама — враг, ускоряя     действие, чтобы подавить
          пагубную мысль

«Буду биться, — заявляет Макбет. — дай мне мой Панцирь»

         «В нем еще покамест нет нужды».

              «Я вооружусь.
Пошли побольше Конных. Пусть объедут
Окрестности. На месте вешай всех,
Кто скажет про опасность» [39]).

в чем засекреченная сумма
зла нации      выявлена

          Дионис, второе я самого Зевса,

          Необходим как режиссер
               Драмы

+


Темные фигуры двигаются, вспышки / рассеяны в ночи.
И на сцене / яростный стук молотка, пугающий пульс
Начинается. За веками/ остаточный образ пылает
И истерзанная душа в мясе плоти вспоминает сейчас,
Что страна зашла слишком далеко во зле /
                                                    Истина становится роковой
И правдивая песнь предсказывает беду.      Запрещенные

Напряжения возвышенного изменяют личность,
     и в том, что есть Я,
В масках старых карнавалов, в моем мире и времени
Зловещие созвучья, предсказания истории
                                                                 становятся требованиями сюжета.
     Драматурга
Не введет в заблуждение мелос «романтичный
                                                                           и чувственный,
с песней и инструментальной музыкой вперемешку»,
Завладение местом Реального, отуманивает человечество и движет нас
     К своему собственному Концу. Мелодраматичен

Его язык, в его беспокойном уме
эхо речей, заклинаний, диких молитв,
словно для того, чтоб научить нас
                                                    «совершенству неких идеалов,
показать порочность других», которые он бросает на ветер.

     (Президент
     приказывает
     перелицевать
     историю)

Над саркофагом, не известно чьем,
каждая фигура, нависая, становится знаком,

Персей держа голову в сумке
отворачивается и марширует прочь
(«чтобы за ним последовала его гончая», — замечает ученый,
— в точности как изображение Le Mat[40] в
Ancien Tarot de Marceilles[41] — «гонимый», стало быть).
Другая фигура дает Персею крылатую шапку,
сандалии и кадуцей Гермеса: Макбет
так мало знает, что он действует как
вестник мифа,
     сюжета пьесы.

Из умирающего тела Америки я вижу,
или из моего умирающего тела,
          как возникают
дети деянья задолго до этого деянья,
семя Посейдона, в чей глубине отражена голубизна
          небес,

          явлены
огромные Хризаор и Пегас          меч и полыханье

     Отец Гериона,     тот,
          кто нес Данте и Вергилия в глубины Ада,

     и Конь Белерофонта[42]

     из-под копыт которого снова
     новые источники бьют на Геликоне.  [43]



БОЖИЙ СГЛАЗ

          Мы заблудились. Нет,
     мы не сбились     с пути

     но мы нашли, что путь
темен, трудно преодолим, и все же
     отраден.

         То, за что мы держимся не более, чем
     слова.         Да, трудно определить
     ценность того, чего мы придерживались.
     Мы говорили, что это золото.     Душа

взвешена на чаше весов против перышка Маат[44].

Наше сокровище, свет сияющий на голове одуванчика,
     сдуют.      «Смотри, твое сердце цепляется
за проигранное дело». / безнадежное

                   Свет весь из незримых
семян        рассеянных за межой,          восстает

     падает         под дуновением воздуха

     везде           и на твердой земле

находит убежище.          Это

песнь dent de lion[45]        или пух семян чертополоха

     семена молвы          сердец давних времен

     побежденных верований     гонимых ветром
         несомых музыкальной арией.



ЭПИЛОГ

и как старик приходит
к речи, которой он так долго ждал…

Я возрос из гневной ветви на дереве.
Когда я произношу Любовь, слово выходит из меня
как стон — жизненный сок. Из сломанной ветви.
И все же мне это все далось не легко.
Слово, истина и свет ее —
то, что я не преодолел в себе.
Да, сколько раз я нарушал слово
с тобой, великодушно, ломал слово,
с тобой, великодушно меня понимавшего
то, что я сам не могу понять. Это все лишь слова,
и люди их говорили, кажется, слишком много раз.
Я не знаю, в чем я сам какой я есть. Верный,
неверный, говоря с этими вещами,
звуками и созвучьями, которые определяют
и произносят, рифмуя по-разному — как
сказать, высказаться в каких выражениях?
Иногда я думаю, что все, что я называю своей жизнью,
это — размещение, место в древесине того дерева,
которое вселенная встретит лицом к лицу —
                                                            заставит зазеленеть,
найти свой путь, и я — то, чем является человек —
не более, чем слепец — но все это преодолевается —
извлекая из нас высказывание — зеленую почку,
где творение — это дерево,
которое должно говорить как может, чтобы создать
образы чело-вечества, слово-сказателей,
того, что нельзя увидеть..

     И снова:
Я возвращаюсь к тебе, чтобы увидеть, как близок
ты ко мне, дорогая определенность, в которой я
     рискую
определенными неясностями. Таково должно быть и для тебя
     тоже —
Я вижу в твоих глазах — в твоем взгляде на меня
— у тебя тоже, бывают времена,
когда все то, что мы обязаны ощутить,
связывает с жизнью, выпрыгивает,
и твои глаза сияют светом
     моего взгляда на тебя. Полна
чаша моего сердца до самого
     края
проливая то, что не в силах     вместить, это
     случается так,
как случается, углубляется
     и наполняется
фактом твоего бытия, вбирая все, что может собрать
     из этой имманентности
до глубин дрожащей воды…
     (или — возвращается ли
душа на брак в Кане,
прикоснувшись и вернув
вино? Аметист, кроваво-красный рубин
     цвета жизни моей, которую поднесу
к губам Смерти, ибо теперь я вижу

Онa выпивает полноводный поток горя и радости,
     весь поток меня самого, до дна
и разбивает пустой кубок о порог.
     Она чтит все, чем я был,
чем являюсь) сияет светом того, кем ты
     являешься для меня.

     И снова:

Вот в чем все дело. Ты можешь положиться на это.
Речь возвращается туда, где остановилась
во мне. Дерево, кубок
не могут вмещать в самих себя чувства, которое
возвращается в чем может — в реке,
     в одинокой звезде,
в птице поющей, которую не вижу, —
и я буду повторять звуки имен
     всего
чтобы выпустить эту старую необходимость
     и потрястись ее нуждой.

Я думаю, что говорил о говорении и
     высказываясь
мои слова не могут убедить тебя или позволить мне сделать это,
ибо ты слушаешь, и чары движутся из
тупой боли, известной мне.

Отойди в сторону, от того, что важно.
Прогуляйся.     Стань на мою точку зрения/ и
давление утра растит в моей груди
цепь эмоций замкнутых в одном сто… одном…
созвучье не выходит или я не
принимаю слова «стон». Это не —
я не приму того, что истина этого
— моя. Человек сам стонал во мне.
Открывая глаза

     все, что вижу/ сверкает или сияет.
Обогащенное холстами, книгами, растениями,
комната, разум, фонд,
из которого черпаю, содержат такое слово:
дерево, чаша, звезда, птица
во всем богатом саду того, что мы взрастим в себе
стон… и стремимся высказать, что они
замышляют.
                   «Ты смотрел через мое плечо,
когда я читал Китса
вчера вечером?

                                     «…строк:
     Долг сладостный и памяти заветы…»[46]

Твое свидетельство следует здесь, его словами:

    «…Позволь мне хором стать твоим и стон
    исторгнуть в час полночный…»[47]

Брать в мужья так или жены интимная
     случайность в которой наша
целостность возвращается     Я
     возьму для этого любые подходящие слова
 — Китс — ключ, чтобы открыть
стон любви из моих неохотных губ.

          Снова:

Но сейчас моя воля идет туда, где Любовь, о которой я
     говорил в притяжательном,
освобождена.     Я человек слов,
человек своего слова. Меня влечет, куда
не знаю. Слово движет мной.     Я покоряюсь ему.
Я покоряюсь своей воле, ей вверяю
замысел стихотворения.     Смерть вижу
так, моя Жизнь принадлежит Смерти. Смерть
повелевает мной.         Моя Смерть!
объединяет меня с моей главной мыслью о тебе.
Ибо я наполнил свое одиночество твоей жизнью,
моя суть живет в твоей любви
Его воля свыше веры кубок
печальной ночи
в которой встает Солнце которое восстанет
— сотрясая кубок           Он
     держит кубок —

    сияет, незрим,
не имея стиля Его речь столь прозрачна
        Солнце
в зорях вина в моем
одиночестве, которое у меня — в тебе,
     встает.

Перевод, предисловие и примечания
Яна ПРОБШТЕЙНА






[1]   Хадхаянс — священный бык в Зороастризме (хотя Апис был священным животным в Египте, и были также священные быки в Шумере и Вавилоне, самый известный из которых Молох). В Зороастризме вредные животные созданы Ангра-Майнью, а домашние животные, полезные человеку, важнейшими из которых считались в зороастризме бык, корова, лошадь, собака и петух, сотворены Ахурамаздой (Ормуздом). По священному зороастрийскому сказанию, первым созданным существом был бык. Ангра-Майнью убил этого быка, но из его тела произошли человек и священные растения: фруктовые деревья, хлебные злаки и виноградная лоза. Потому он был «зародышем всего благого», и его душа живет на небе. Это предание символически изображалось на так называемых «камнях Митры». Середину изображения на этих камнях занимают фигуры поваленного на землю первосозданного быка и стоящего на коленях подле него Ангра-Майнью, вонзающего в грудь ему смертоносный кинжал. Вокруг быка изображены животные Ахурамазды и Ангра-Майнью, в числе которых обыкновенно находятся змея и собака. Русская историческая библиотека: http://rushist.com/index.php/ancient-east/2515-zoroastrizm#c14.

[2]   О Господь, чье творенье превосходит наши мечты (франц.). Из сборника стихотворений Виктора Гюго «Легенда веков» (1859): (XXIII: Ô Dieu, dont l’œuvre va plus loin que notre rêve).

[3]   Цитата из предисловия Уитмена к первому изданию (1855) «Листьев травы».

[4]   Усеченная цитата из предисловия Уитмена (1855): все предложение таково: «У Американцев из всех народов всех времен на земле — возможно, самая большая потенциальная поэтическая природа».

[5]   Как писал сам Роберт Данкен в письме Денизе Левертов, «эту фразу я взял из Гимнов Заратустры в Гатах». Письмо 383 от декабря 1966 г. The Letters of Robert Duncan and Denise Levertov. Ed. by Robert J. Bertholf and Albert Gelpi. Stanford: Stanford University Press, 2004. P. 563.  Га́ты (авест.— gāθå «песнопения») — наиболее значимая и почитаемая часть Авесты, представляющая собой 17 поэтических гимнов пророка Заратустры, обращенных к единому Богу-творцу Ахура Мазде.

[6]   …чье творенье превосходит наши мечты (франц,.) — цитата из стихотворения Гюго (см. выше).

[7]   Служащий за плату, солдат. (лат.). У Данкена скорее — солидарный.

[8]   Капитал, солидный (лат.)

[9]   Данкен цитирует «Всеобщую декларацию прав человека», принятую ООН 10 декабря 1948 г.

[10]  Ариман — в Зороастризме —бог тьмы и олицетворение всего дурного, первоисточник зла, противник Ормузда.

[11]  Броселианд — сказочный лес, прототипом которого стал самый большой лесной массив Бретани, Пемпонский лес, место действия средневековых романов о короле Артуре, прежде всего, романа Кретьена де Труа «Ивэйн, или рыцарь со львом».

[12]  Якоб Буркхардт (нем. Jacob Christoph Burckhardt; 1818-1897) — швейцарский историк культуры, стоявший у истоков культурологии как самостоятельной дисциплины. Классический труд Буркхардта «Культура Италии в эпоху Возрждения» (1860) принес ему европейскую славу.

[13]  Рот (уста) человека (франц.).

[14]  Джон Ди  (John Dee, 1527–1609) — английский математик, философ, астроном, астролог; в 1564 г. издал труд по каббале и геометрической магии, озаглавленную Monas hieroglyphica («Иероглифическая монада»); был последователем Трисмегиста; в 1548—1551 годах отправился в путешествие по Европе. 24 июня 1548 года он прибыл в Лёвен или Лувен, где находился один из крупнейших католических университетов Европы. Там Ди работал в сотрудничестве с Геммой Фризиусом и Герардом Меркатором. Был также в Праге при дворе императора Священной Римской империи Рудольфа II, интересовавшегося герметикой. При Марии Тюдор подвергался преследованиям, но сумел доказать необоснованность выдвинутых против него обвинений. При королеве Елизавете основал научную библиотеку, к сожалению, разграбленную за время его путешествий.

[15]  Свобода (лат.)

[16]  Антэрос, противник Эроса, бог взаимной любви и мщения за отвергнутую любовь; ангел христианской милости и взаимной любви — статуя Альфреда Гильберта, воздвигнутая в 1893 г. на площади Пикадилли в Лондоне.

[17]  Хрисаор — брат Пегаса, сын Посейдона и медузы Горгоны, появившийся на свет с золотым мечом после того, как Горгону обезглавил Персей.

[18]  Свет (лат.).

[19]  Каодай — синкретическая монотеистическая религия, основанная в 1928 г. в южной провинции Вьетнама Тэйнинь. Каодай, согласно вероучению, — «Великий путь третьей эпохи спасения». Доктрина и культовая практика каодаизма содержат элементы распространенных во Вьетнаме буддизма, даосизма, конфуцианства, культа предков и католичества, а также откровений, полученных в ходе спиритических сеансов. Целью верующих считается избавление человека от цепи перерождений и соединение души с божеством Каодай, символ которого — глаз в треугольнике.

[20]  Возрадуйтесь этому празднику (франц.)

[21]  Перевод с французского дается ниже.

[22]  С высоты бесконечной башни куда Вера меня вознесла:
     я видел море бездонное, охранявшее голубой покой
    Девы которая не являла себя… (франц.).

[23]  Освобожденный ангел (франц.).

[24]  С высоты бесконечной башни куда Надежда меня вознесла:
я видел утреннюю звезду без ночи и бесконечный день (франц.).

[25]  Монсегюр — (фр. «Mont Segur» — букв: «надежная гора») — легендарная крепость в Лангедоке, был оплотом альбигойцев, обвиненных в манихейской ереси во время альбигойских войн и крестового похода против альбигойцев, организованного папой Иннокентием III, который возглавил граф Симон де Монфор (Simon de Montfort; 1150?—1218). В 1244 г. замок был осажден и взят, а нераскаявшиеся альбигойцы сожжены на кострах. Замок Монсегюр, выдержавший 10‑месячную (с мая 1243 по март 1244 гг.) осаду, считается символом славы Прованса. В Монсегюре был храм Аполлона, и альбигойцы поклонялись солнцу.

[26]  Данкен приводит список рыцарей-альбигойцев, противостоявших крестоносцам, некоторые из них, так называемых файдитов, участников сопротивления крестоносцам, папе и королю Франции, приводятся здесь: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%B4%D0%B8%D1%82%D1%8B & здесь: http://crowninheaven.blogspot.com/2013/07/raymond-peter-bernard-and-william.html.

[27]  Таинство у катаров, которые верили в первородный грех и полагали, что «погружение» (причащение), то есть consolamentum, происходившее дважды в жизни верующих — при принятии истинной веры (крещении) и причащении перед смертью, когда истинно верующие присоединяются к числу «совершенных» (perfecti). Поскольку совершенство включало в себя целибат, то есть воздержание от половой жизни, безбрачие, то у катаров считалось, что большинство причислялось к лику совершенных лишь на смертном одре.

[28]  Совершенных (лат.). См. выше.

[29]  Поле Сожженных (франц.), где были сожжены катары после падения крепости Монсегюр. Катарские монахи и монахини (всего — более 200 человек), не отрекшиеся от своих религиозных убеждений, были сожжены в тот же день на костре у подножия горы. «Среди них, — сообщает хронист-инквизитор Гийом Пюилоранский, — был Бертран Марти, которого они сделали своим епископом; и все они отказались обратиться в другую веру, как им предложили, и были заключены в ограду, сделанную из кольев и свай, и, сожженные в ней, перешли из огня казни в огонь Тартара» [1]. Также на костер отправлена была престарелая маркиза де Лантар, ее дочь Корба де Перейль и молодая внучка Эсклармонда де Перейль. Сейчас место казни называется «Prat dels Cremats», или Поле Сожженных. 25 защитников крепости покончили жизнь самоубийством.

[30]  Тэйнинь (вьет.Tây Ninh) — провинция на юго-западе Вьетнама на границе с Камбоджей, родина религии Каодай и место одной из главных военных баз во Вьетнамской войне, место атак северян, а впоследствии и налетов «красных кхмеров».

[31]  По преданию Пегас и его брат Хрисаор (что переводится с др.-греч. как «имеющий золотой меч») были рождены из крови их матери Медузы после того, как ее обезглавил Тесей.

[32]  Рожденный близ источника (греч. πηγή, «источник») Океана» (др.-греч.).

[33]  Кипр считается местом рождения Афродиты. В городе Голгой (Ларнака) воздвигнут храм https://www.charlesede.com/blog/66/. Древности в городах Голгой
и Идалиум были открыты консулом США генералом Луиджи Пальма ди Сеснола (Luigi Palma di Cesnola): https://www.amazon.com/Antiquities-Discovered-Principally-Ancient-Idalium/dp/1363033417  и были выставлены в Музее Метрополитен: https://www.metmuseum.org/art/metpublications/The_Cesnola_Collection_of_Cypriot_Stone_Sculpture.

[34]  Cook, Arthur Bernard. Zeus. A Study in Ancient Religion. 2 Vols. New York and London: Cambridge University Press–Macmillan, 1925. https://www.google.com/books/edition/Zeus/BNlw1neN4_QC?hl=en&gbpv=1&printsec=frontcover

[35]  Данкен цитирует «Королеву фей» Эдмунда Спенсера (1552-1599); кн. Третья, Песнь VI, ст. 31; описывающей сад Адониса, перевод Владимира Микушевича (М: «Энигма», 2019, с. 280), за исключением первой строки — перевод Я. П.

[36]  Слова Макбета из сцены с ведьмами (I, 3, пер. Б. Пастернака), когда Макбет говорит Банко о победе, доставшейся дорогой ценой). М.: Терра, «Гамлет. Отелло. Макбет» (стр. 482, пер. Б. Пастернака).

[37]  Данкен перефразирует игру слов из «Поминок по Финнегану» Джойса: «A burning would is come to dance inane» (Finnegan’s Wake, Book II, Ch. 1, p. 250), в свою очередь перефразирующую «Макбет»: «Пока не двинется наперерез/ На Дунсинамский холм Бирнамский лес» (пер. Б. Пастернака). Ср. «Macbeth shall never vanquished be until/ Great Birnam Wood to high Dunsinane Hill/Shall come against him», IV, 1).

[38]  Слова Макбета из III, 2 (пер. Б. Пастернака).

[39]  Из диалога Макбета с Сейтоном (V, 3). В конце букв.: «Вешай всех, кто выкажет страх».

[40]  Шут, джокер (франц.). Шут в Марсельской колоде Таро (см. ниже) — олицетворение свободы, энергии, путешествий (у него — красный посох и коричневый дорожный мешок), поиска, бродяжничества, освобождения, но также неразумности, хаотичности, паники, глупости. https://tarotx.net/tarot-card-meanings/marseilles/the-fool-le-mat.html.

[41]  В древней колоде Таро из Марселя (франц.). — Марсельская колода Таро, возникшая в XIII в., которую продолжали разрабатывать до XVII в., была предназначена не только для магического знания, гадания и медитации, но и для игры. https://tarotx.net/tarot-card-meanings/marseilles/

[42]  Беллерофо́нт (др.-греч. Βελλεροφῶν) — величайший герой древнегреческих мифов, предшественник Геракла, одним из подвигов которого было убийство Химеры; ему одному покорился Пегас, но в гордыне Беллерофонт хотел вознестись на Олимп, и Зевс наслал овода, который ужалил Пегаса, и тот сбросил Беллерофонта с высот на землю.

[43]  Пегас ударом копыта о землю мог выбивать источники. Так, в частности, на горе Геликон у рощи Муз возник источник Гиппокрена (Ключ коня), из которого черпали вдохновение поэты («оседлали Пегаса»). Для набора максимальной скорости перед взлетом Пегасу требовалось сделать несколько шагов по земле.

[44]  Маат (др.-египт.) — правда; богиня истины, справедливости, закона и миропорядка, которая руководит звездами, временами года, восходами и закатами солнца; изображалась с пером в волосах.

[45]  Букв. львиный зуб (франц.). — одуванчик (англ. dandelion — калька
с франц.).

[46]  Начальные строки «Оды к Психее» Джона Китса. Пер. Шломо Кроля.

[47]  Из третьей строфы «Оды к Психее» Джона Китса (пер. мой — Я. П.). Ср. пер. Марка Талова: «Сам буду хором я твоим и стон/ Исторгну в час полночный».