Силлабо-тоникаДмитрий МУРЗИН
ВСЕ, ЧТО БУДЕТ — БУДЕТ ПУСТЬ
* * * Не давай мне, Боже, власти,
Чтоб тираном я не стал, Да избави от напасти Капиталить капитал. Ниспошли смягченье нрава, Все, что будет — будет пусть, Но не дай отведать славы, Потому что возгоржусь. Ничего не надо даром, Для других попридержи И большие гонорары, И большие тиражи. Дай мне, Господи, остаться Аутсайдером продаж И блаженно улыбаться Раздаривши весь тираж. Но дрожат от счастья пальцы, В голове — мечтаний дым: Сколько же сорву оваций Я смирением своим. * * *
Купить на кухню табурет.
Писать о том, что лету — амба. Попав опять в объятья ямба Настропалиться на сонет. Порезать мелко винегрет, Перебирать эстампы, штампы: Без мотыльков скучает лампа, И некому лететь на свет… На небе облака висят. В подъезде прячется собака. Я наблюдаю листопад, Как будто ожидаю знака, Припоминая Пастернака, Про то, как в раннем детстве спят… * * *
Все, что нажито здесь — лишь пепел и дым,
Туда ничего не взять — на том и стоим. Все мастер-карты, визы и прочий хлам Ценный здесь — совсем бесполезен там. Хоть стой на паперти, хоть олигархов строй — Ни откусить, ни съесть, ни забрать с собой. Там нельзя дать на лапу, там ключник Петр Взяток борзыми церберами не берет. Вспомни, что говорил тебе старшина: Безумству храбрых пенсия не нужна. * * *
Поздно, автор, слишком поздно.
Завертелся твой сюжет. Он уже несет ей розы, И назад дороги нет. Все уже в ней сердцу мило, Коготок уже увяз. Автор ничего не в силах Изменить на этот раз. Все — на взводе, все — на нерве. Поцелуев полон рот. Только он — совсем не первый Кто, как в пропасть, к ней шагнет. Автор нагуляет проседь, Но не выдержит — шепнет: — Да она тебя же бросит! Зачеркнет! Перелистнет! Так и будет, так и будет, Ты уж автору поверь… И не станет бить посуду — Просто выставит за дверь. Автор спит, но ранит душу Еле-еле слышный глас: — Автор! Я тебе не слушал… Автор! Что же ты не спас?.. * * *
Мы шли с тобой, как ходят только дети,
Ладонь зажав запальчиво в ладони, Не чуя ни засады, ни погони, Как водится, забыв про все на свете. Мы шли с тобой, как ходят только дети, В какой-нибудь Шекспировской Вероне, Как будто бы нас время не догонит, Как будто нет ни старости, ни смерти. Впустую и погоня, и засада, Мы знали, что не нужно торопиться, Мы понимали: все идет как надо. Улыбки освещали наши лица, Мы шли с тобой, как дождь идет в Макондо. Мы просто не могли остановиться. * * *
Выйдешь, в чем есть, из трамвая,
В воздухе пахнет грозой, Светит звезда роковая Ласковой бирюзой. Выдохнет ночь, как живая, В спину, листвою шурша… Ходят по кругу трамваи, Мается в круге душа. Светит звезда, остывая… Будто бы над головой Смерть, падла, как таковая, Жизни, как таковой. * * *
Выхожу один я, надо мною —
Ни звезды, ни звука — ничего. Я придавлен этой тишиною, Пустотою неба своего. И стою, не сытый и не пьяный, Неподвластный, не познавший власть. У судьбы — две язвы, три изъяна, Слава Богу — жизнь не удалась. * * *
Искусственность дыхания рот в рот,
На выдох-вдох — чтобы трещали ребра... Ну, что же ты? Дыши, дыши, сынок! Ну, что же ты? Дыши, дыши, урод! Открыл глаза. Ну, здравствуй. Вечер добрый. Теперь ты жив. Теперь ты одинок. * * *
...Идти к вокзалам трем после обеда...
Из города в другие города Здесь каждый день уходят поезда. Я на одном из них сейчас уеду. Сегодня понедельник, значит, в среду Ты спросишь: «Любишь?». Я отвечу: «Да»... Еще сто раз — и больше никогда. Еще сто раз — и ты за мною следом. Я говорю столице: «Отпусти». Вхожу в вагон, в котором места мало, И лезу с головой под одеяло. А поезд все не может отойти С какого-нибудь третьего пути Ужасно Ярославского вокзала |