За последнее время в различных журналах и прочих изданиях появилось довольно много публикаций А. Ника (Николая Аксельрода; 1945–2011), которых он, увы, не дождался… Поэт, прозаик, драматург, работавший в абсурдистской манере, жил до 1973 г. в Ленинграде, где принадлежал славной артистической богеме с Малой Садовой (в том числе движению Хеленуктизм), а затем — в Праге; с конца 1980-х годов оставил литературу и целиком предался абстрактной графике. Написано А. Ником немало, и большую часть массива составляет проза, в основном «укомплектованная» в циклы — излюбленную форму автора. Мастер короткой прозы, А. Ник восполняет ощущение отрывочности, мозаичности именно циклизацией: в результате получается своего рода цельная картина, пусть и коллажная по природе.
Публикуемые тексты взяты из книги «Лицо», изданной «Палатой Мер и Весов» Вл. Эрля и ставшей первой на тот момент (1971) в послужном списке А. Ника. В части этих коротких «рассказов», давшей название и всей книге, «главными героями» выступают элементы портрета, иногда как будто отделяющиеся от целого (так и сама книга образует своего рода пару с созданной в это же время книгой «Спина», дневниковой по форме). Такой сюжетный ход, как расщепление, во многом подсказанный традицией «исторического авангарда», создает объем и новое измерение вещи (но ведь и в графике А. Ника проглядывающие формы манят узнать в них давно забытые черты).
Особое внимание стоит обратить на <псевдо->басни (в данном случае прозаические) — жанр особо культивируемый Хеленуктами.

Лицо ее страдало. Страдал нос ее, страдали ее глаза, уши. Страдали вниз опущенные губы.
Я не мог больше смотреть на это страдающее лицо и вышел из автобуса.

По улице шел лысый человек, на спине у которого было написано: Я ЛЫСЫЙ.
Прохожие читали эту надпись и возмущенно сморкались.

Лицо Зины густо покраснело, а потом пошло белыми пятнами. А куда пошло, — поди узнай!

У Федорова был замечательный нос: он опускался до самого пола.
— Нам носового платка не надо, — говорил Федоров друзьям, ласково поглаживая свой нос.

У Сидорова было два указательных пальца: один на левой руке, другой на правой. Одним он тыкал в витрину, а другим на людей.
— Меня культуре учить не надо, — говорил Сидоров, — меня природа и без того оделила редким даром.

Утром у людей ушки розовенькие, почти прозрачные. Днем же уши у них становятся красными и оттопыренными. К вечеру у большинства людей уши уже багровые. С такими-то ушами они и ложатся спать.

У Сидорова были вставные золотые зубы. Каждое утро, стоя перед зеркалом, он пересчитывал их. Если количество зубов было прежним, Сидоров улыбался. Петров своих зубов не пересчитывал. У него их никогда не было.

Петров посмотрел на Сидорова и увидел в его глазах что-то недоброе.
«Этот человек — наверняка Сидоров», — подумал он.

Сидоров натянул петлю на шею и ехидно посмотрел на собственную тень.
— Ну что, гадина, попалась?! — прошептал он.

«Оказывается, я смертен, — подумал Петров. Комья земли стучали по крышке гроба. — Тихо, спокойно, товарищи плачут, жена рыдает. Не плачь, родимая, мы скоро встретимся с тобой!»
Ночью Петров видел красивые сны, а утром, как всегда, полетел на работу.

Родился. Попил кваску. Проглотил муху. Умер. Жалко.

Музыка. Пот. Глаза. Вожделенные. Распущенные. Волосы. Стон. Руки везде. На груди. Мягка. Податлива. Вскидывают. Вверху. Юбки парус. Срываются. Топчут. Плачут. Не горе. Радость. Страсть. Как выразить наслаждение? Слезы. Обжигают. Долой все кружевное. На полу. Белое. Красное. Черное. Узоры. Цветы. Воздушное. Топчется. Падает. Ноги вширь. Голову в белье. Запахи. Пьянят. Сжимает бедра. Мечется. Еще следом. Ворох. Пена. Кричат. Сверху еще. Лижет. Глаза. Рот. Открыты. Находит. Свеча. В себя симвóлом. Разползся. На груди. Язык. Крик. Стегает. Губами. Себя. До боли. Льется. Запах полыни. Горько. Свадьба.

По улице идет человек с арбузом. Все люди смотрят на этого человека и удивляются, а дети, те еще пальцем на него тыкают.
Милиционеры останавливают человека и проверяют у него документы.
А человеку все нипочем. Он идет по улицам, переулкам и дворам. Человек ни на кого не обращает внимания и крепко держит свой арбуз. А снег все падал и падал.

Автобус загородил от меня солнце, и мне пришлось пересесть на другую скамейку. Но как только я пересел, другой автобус снова загородил солнце. Мне пришлось снова встать и пересесть на следующую скамейку. На ней сидел какой-то пьяница и икал.
Икал он долго и нудно, почти целый день.

Он родился 13 мая 1971 года. Родился и тут же умер. Никто так и не узнал, для чего он родился.
Может быть, для того, чтобы впоследствии стать гением, а может быть просто владельцем автомобиля. Но, к сожалению, он рано умер, так что нет смысла больше о нем говорить.

В этом рассказе пойдет речь о том, как родился, ходил в школу, а затем и в ремесленное училище, работал на заводе, и, наконец, умер простой труженик, токарь 2-го разряда, Иван Сергеевич Ротзье.

Ha двадцать шестом месте стоят «Жигули» директора овощного магазина, товарища Варламова Александра Григорьевича. Александр Григорьевич очень толстый человек и, по всему видно, любит женщин и пиво. Говорит он всегда о каких-то скучных вещах: о помидорах, о своем автомобиле, о каком-то враге, который обещался разбить переднее стекло его автомобиля. Волосы у Варламова курчавые, и я подозреваю, что он иногда поет в кругу семьи.

Официально заявляю, что ни к какому труду я не пригоден и пригоден не буду, так как всякий труд портит мое здоровье и здоровье окружающих меня людей.

Из раздела «Ребяткам о зверятках»

Мавзолей — это то место, где зарыта собака.

Интересный опыт был произведен учеными в джунглях Африки. На всех слонов были надеты нейлоновые колготки. Ученые предполагают, что через несколько поколений слоны уже сами будут рождаться в колготках.

По улице прохаживались люди. На одной стороне улицы прохаживались те люди, на головах которых были надеты соломенные шляпы. На другой же стороне улицы люди были вовсе без головных уборов. У тех, что в шляпах, были рыбные фамилии, а у тех, что без уборов, — звериные. Те, что в шляпах, не ели мяса, желая себе долгих лет жизни.
Водку же пили все: и в шляпах, и без. «Все равно пропадать», — говорили они.

Если бы люди размножались как рыбы, то не было бы матерей-героинь.

Змея посмотрела на присутствующих исподлобья и уползла в свой угол.
— Итак, товарищи, можно продолжать, — сказал председатель. — Кто желает выступить следующим?
На трибуну поднялся Ежов. Все облегченно вздохнули.

Ехал Грека через реку. Видит Грека: в реке рак. Сунул Грека руку в реку, Рак за руку Греку цап!
«Вот и отмучился, бедненький», — подумала медсестра и для порядка шмыгнула носом.

Однажды Антон пошел в лес по грибы. Из леса он не вернулся. Никто так и не узнал, волк ли его загрыз или медведь, но только с тех пор в народе говорили: «Антоновские яблоки».

Комар сидел на зеркале и, внимательно рассматривая себя, думал: «И чего это люди считают меня кровопийцем? Я ведь красивый и стройный комар, а не кровопивец какой-нибудь. Это паук урод, страшилище — кровопивец, а не я».
Любовался комар собой и не заметил, как очутился в лапах паука.
Нарциссизм до хорошего не доводит.