А | Б | В | Г | Д | Е | Ж | З | И | К | Л | М | Н | О | П | Р | С | Т | У | Ф | Х | Ц | Ч | Ш | Щ | Э | Ю | Я | # | библиография |
Наум БАСОВСКИЙ (Ришон-ле-Цион) — поэт. Родился 7 мая 1937 года в Киеве. С 1962 г. и до репатриации в Израиль (1992 г.) жил в Москве. В разные годы публиковался в журналах Новый мир, Юность, Нева, Студенческий меридиан, Еврейская улица (СССР-Россия), Алеф, Двадцать два, Иерусалимский журнал (Израиль), Время и мы (США), Радуга (Украина), Крещатик (Германия), в альманахах Поэты Большого Тель-Авива, Артикль (Израиль), Свет двуединый, Диалог (Россия — Израиль) и др.
Автор двух сборников стихотворений и поэм: Письмо заказное (Москва, 1989) и Свободный стих (Иерусалим, 1997). Последний сборник удостоен премии Союза писателей Израиля за лучшую книгу года на русском языке (1999). Стихотворения были опубликованы в антологии "Времена и пространства" в трех томах, Москва, издательство Infinity, 2005 * * *
Надоели бесконечные повторения.
Что такое настоящая новизна? Первая любовь. Первое стихотворение. Впервые увиденная страна. Но мчатся годы, ушами прядая; порой оглянешься — Боже мой! Похожи любовь третья и пятая, не говоря уже о седьмой. Стихи становятся все изощреннее, словно бельгийские кружева. Но если убрать покровы иронии, остаются стершиеся слова. А что происходит с чужими странами? Возвратишься, схлынет напор суеты, и на снимках не покажутся странными одинаковые соборы, замки, мосты. Редко кому дано озарение, когда новизной бросают в дрожь единственная любовь, последнее стихотворение, место, где каждодневно живешь... * * *
Памяти Б.А. Слуцкого
Мне рассказывали, что Борис Абрамыч
носил складной брезентовый стульчик — он жил в Москве в доме без лифта чуть ли не под самою крышей. Поднимется на один этаж, разложит стульчик, посидит, пока не наскучит, снова сложит стульчик и не спеша поднимается выше. И никому не жаловался, ни у кого не просил никаких поблажек и привилегий, а чтобы изношенное сердце слегка привести в порядок, бормотал на ходу "Незнакомку" или "Песнь о вещем Олеге" или, если в плохом настроении, что-то из потайных тетрадок. А лежали эти тетрадки в ящике из-под тушенки где-то в темном чулане, а сверху стояла кухонная посуда. И стихи жили в ящике, словно евреи в гетто: рождались, учились, создавали семьи, работали и умирали не выходя отсюда. И вот Борис Абрамыч идет, сколько хватает дыханья, бормочет, вспоминает жизнь, удивляясь просто тому, что выжил, разложит строчку на отдельные слова, словно на прочность проверить хочет, сложит строчку чуть-чуть по-другому и опять поднимается выше. |