Ольга ИСАЧЕНКО — поэтесса. Сотрудница природоохранных органов г. Краснотурьинска Свердловской области. Родилась в 1953 году в Верхотурье. Окончила химический факультет Уральского государственного университета. Стихи публиковались в журнале "Уральская новь", антологии "Современная уральская поэзия". В 2006 году на средства, собранные в складчину участниками местного литобъединения "Диалог", издала книгу стихотворений "И человеку, и листу", куда, кроме оригинальных текстов, вошли переводы стихов американской поэтессы Эмили Дикинсон.

Стихотворения были опубликованы в журнале "Дети Ра" № 2 (40), 2008 г.

Тихо ехал на простор рецидивист,
Долго небо наблюдавший из-под вышек.
Игнорировал заманчивых девиц,
А в чужих купе выглядывал детишек.

Пацаненок забивался в уголок.
То ли блажь достала вора, то ли рана —
Он растерянной мамаше приволок
Апельсинов из вагона-ресторана.

И, бессонницу имеющий в виду,
Раздувал усердно искру разговора —
С первой ходки на семнадцатом году,
Самовольно мне присвоив чин майора.

Говорил, что не участник мокрых дел,
Самого знобит, как нынешние ловки —
Молодняк сидит за дикий беспредел,
Будто впрямь вообразил себя в "ментовке".

Ни родителей, ни дома, ни жены —
Кореша, кожан да зубы с желтым блеском…
Все мы сбиты из обиды и вины
Вкупе с совестью — непрошеным довеском,

Горьким счетчиком, мотающим долги.
Мы по жадности, по злобе и по дури
Копим их, и самому себе не лги,
Что давно они оплачены в натуре.

Каждый волен жить по собственным часам,
С дошлым дьяволом вступать в любые сделки,
Но когда-то, знаю я и знаешь сам,
На манер тугих клещей сойдутся стрелки….

Утром дождик по перрону полосил.
Тек приезжий люд к трамваям и водилам.
И в пустом купе катался апельсин
Одиноким и оранжевым светилом.

Продрогший город, как бездомный пес,
Укрыт невпрок потеpтой шкуpой снега…
В пpипавшем к меpзлым pельсам для pазбега
Тpамвае — сплю (какой с пpиезжих спpос?).

Притягивает белый мех стекла
Шеpстинки пестpой ваpежки — и смута
Смущает ум в отсутствии тепла,
Что вызвано отсутствием маpшpута.

Зpя говоpят — "куда глаза глядят".
Обзоp закpыт. Захлопнулось пpостpанство.
Вагон — ковчег. Фантаст не виноват:
Истоpия — движенье постоянства.

А значит, славно все пpедpешено —
Тpамвай пpичалит, Hой сойдет на сушу
И побpедет по твеpди пить вино,
Чтоб усладить пpивычной качкой душу.

Осень дольше праздника растений
И крадет древесный индпошив.
Это знает каждый русский гений,
Безразлично, мертв он или жив.

Это знают Болдырев и Тютчев,
И чего тут, собственно, не знать?
В сизом небе кашу варят тучи,
Темных мест не силясь прояснять.

И томит дареная зевота,
Свыше узаконенный простой,
Землю от кирпичного завода
И до цепи лодочной пустой.

Лодку сперли. Речку не успели —
Галочкой наличие отметь! —
Но зато накрылся в высшей мере
Лом цветных металлов — листьев медь.

Я шучу, но мыслю кроме шуток
О житье всеобщем и своем —
Как просторен краткий промежуток,
Уместивший твердь и окоем,

Как он краток, выдох-вдох простора,
Миг, которым смертный вознесен…
Все проходит — медленно, но скоро.
И вода в реке вбирает сон.

Хриплый ветер ищет пару в танце…
Что за капли опадают с век?
Время растворяется в пространстве —
А избыток переходит в снег.

Когда отлегло и теплом разлилось по садам,
Как белые ночи, черемухи встали у окон,
Сейчас ли унынью беспутную душу отдам
В ее разночтении, ветреном и одиноком?

Зеленые ливни возносит земля к небесам
И снова, как праздничный гомон, роняет, и нету
Ни лунному плеску, ни бури дремучим басам,
Ни посвистам птичьим на вечную бытность запрету.

И, чинно смущаясь, приводит молва на постой
Смешную легенду, щемящую сверх вероятья —
Как бедный поэт, опьяненный земной красотой,
Погиб, не сыскав своевременно противоядья…

Тем и отличается верблюд,
Вышедший в аскеты самоучкой,
Что из всех известных миру блюд
Он вполне обходится колючкой.

Недоступен жизненный курорт —
Есть иные точки для опоры.
Лис хвостом, верблюд горбами горд —
Все с собой — и рюкзаки, и горы.

День-деньской нагружена спина,
И одна в башке верблюжьей дума —
Среди многих нош еще одна
Не труднее жажды и самума.

Что ему тюков хозяйских вес
И барханов сгорбленная пена,
Если мнится музыкой небес
Бубенец, звенящий у колена —

Бедуина выдумка ловка! —
Но порой вскипит в верблюжьей глотке
Бешеное варево плевка —
И опять глаза библейски кротки.