А | Б | В | Г | Д | Е | Ж | З | И | К | Л | М | Н | О | П | Р | С | Т | У | Ф | Х | Ц | Ч | Ш | Щ | Э | Ю | Я | # | библиография |
Александр КАЗАНЦЕВ — поэт и прозаик, бывший главный редактор литературно-художественного журнала "Сибирские Афины". Родился в 1952 году в Зыряновске Восточно-Казахстанской области. Окончил химико-технологический факультет Томского политехнического института. В 1978 году в московском издательстве "Молодая гвардия" вышел первый сборник стихотворений "Стиранные вьюгами поля", в 2006 году — итоговая книга лирики "Между нами". Стихи публиковались в журналах "Юность" и "Нева", филадельфийском альманахе "Встречи" (США). Ушел из жизни 13 апреля 2007 года (пятница 13-го). Посмертно в Томске издана книга стихов "Дневник сумасшедшего года".
Стихотворения были опубликованы в журнале "Дети Ра" № 2 (40), 2008 г.
ПОСТСКРИПТУМ
* * *
Поглядите, и кто ж там, идущий
В черной шляпе и в черном пальто? Я — из худших, конечно, не лучший, Но из лучших не худший зато. Узнаете? Ну, как же, видали! Между делом успели читнуть. И в какие шагаю я дали, Седовласый, не старый ничуть? А молва-то за мною клубится, Славы больше покуда дурной. Не дай, Боже, в меня Вам влюбиться, — На три жизни хлебнете со мной! Ну а если влюблюсь ненароком, Уж такое сумею я сплесть: Вы завидовать будете строкам, В коих Вы куда лучше, чем есть. Стих обдаст Вас озоном грядущим, А его сочинил черт-те кто — Человек, чуть нетрезво идущий В черной шляпе и черном пальто. * * *
Имя римского бога Фавна неслучайно созвучно понятиям:
помогать, быть одержимым, пророчествовать. Не понимаешь, так пойми:
Я Фавн, безудержно грешивший, Гонимый здравыми людьми, Но вот — помочь тебе решивший. Мой сатурнийский стих нелеп, Но в нем — пророчество величья: Ты будешь, как вода и хлеб, При всей грозе своеобычья. Но, внятна каждому, таи Лишь для немногих смысла крохи, Ведь смотрит Фавн в зрачки твои Сквозь сумасшедшие эпохи. * * *
Я — еще, он — уже
на земле, Первый снег, мой близнец ежегодный. Разумеется, праздник сегодня! И просвет в окружающей мгле. Обещаю ему, братану, Что до встречи другой дотяну. Я в руке его крепко сожму: — Не хочу, понимаешь, во тьму! Ну, он маленький — малость всплакнет. Ну а мне раскисать не годится… Вон, глядите, блаженный Казанцев идет, Первым снегом привыкший гордиться! * * *
Снова битый, вползаю в логово
И досаду лишь тем гашу: Богу — богово, лоху — лохово, Я ведь лишнего не прошу. Обуздать не сумевший времени, Не седок я и не герой… Но порою звезда прозрения Над моею горит норой. * * *
Чем живу, за что держусь?
А кому какое дело, Коль во мне клубится жуть Безнадеги, беспредела. Вот, Вам руку подаю: Не ударило бы током! И чтоб Вам тоску мою Не изведать ненароком. Обходите стороной, Лучше левой, можно — правой: Я психически больной И физически нездравый. Для блезиру верьте в сглаз, Отнимающий удачу, Ну а я всю ночь за Вас, Пусть бесслезно, но проплачу. Этим Богу проплачу Мзду за грех наш обоюдный. Но опять узреть хочу Взгляд Ваш ясный, взгляд Ваш юный! * * *
Меня уханькают сомненья,
А может, лжи отравит гной. И ты почти без сожаленья Проститься явишься со мной. Приткнешь в ногах букетик парный И вспомнишь, скрыв глаза платком, Что был я добрым старым парнем, Так и не ставшим стариком. Платок отымешь со стараньем, Что, к удивлению, промок, Осмотришь странное собранье: Кто заменить меня бы смог? Вот этот? Нет! Повадки рабьи… А этот суетен, как вошь… И, слишком юная, по-бабьи, Ничо не видя, заревешь. Постскриптум
Тот коридор серо-коричневый,
Он в бесконечность уводил. Я брел с на лямках рукавичками, Как будто в детство угодил. А угодил-то я в безвременье, В "тоннель", ведущий на Тот свет. Свет впереди быть должен, верил я. Свет должен быть… А света нет! Есть наверху плафоны тусклые, Свечных не ярче фонарей, Да выжимки из света узкие В щелях бесчисленных дверей. Коль были люди там, так вышли бы: Мол, чье потеряно дитя?!. Я шел, сырыми рукавичками Две черных черточки чертя. Этаж небесной канцелярии, И впрямь, небесной, хоть и хмур, Там ангелы, видать, наяривали На кнопках всех клавиатур. Все прегрешения суммируя, Писать хотели ИТОГО… Ах, чья там, чья, молитва смирная Дошла, пробилась до Него? И я летел обратно кубарем, Как будто пендель дат под зад. Очнулся: где я? и откуда я?.. Вон бабы голые лежат… А я привязан: руки-ноженьки… И нет ни стеклышка, ни ножичка… Распят, распят на твердом ложе я… И тоже голый весь, о Боже, я!.. Смекнув, что я не в женской бане — Так медицински пахнет тут!.. — Трещала шея, но зубами Я развязал одну из пут. И сразу левою рукою Полез проверить: вот он, друг! Но длинный… длинный… Что такое? Сперва — восторг, и ужас — вдруг! И, заслоня меня от света, Зеленый вдруг возник халат. Сказала женщина: "Катетер!.. И как ты отвязался, гад?!.". А я вопил: "Связали, суки!.." — "Да ты лягался тут, как конь!.. Ну, развяжу, пожалуй, руки, Ты только капельниц не тронь…". И шевельнуться нет уж силы… Я прошипел чуть слышно: "Пить…" — "А на хрен пить тебе, красивый, Ведь ты ж хотел себя убить?". Но все ж дала. Глотал и плакал я. И жил я, жизни не хотя…. Вновь рукавички те же, с лямками, Бреду, две черточки чертя… И тьма клубится окаянная, И никакой надежды нет… Но впереди… нет, не сияние, Но свет, чуть видимый, но — свет… |