А | Б | В | Г | Д | Е | Ж | З | И | К | Л | М | Н | О | П | Р | С | Т | У | Ф | Х | Ц | Ч | Ш | Щ | Э | Ю | Я | # | библиография |
Вадим ШАМШУРИН — поэт. Родился в 1980 году в городе Клайпеда (Литва). Окончил 2-ю среднюю школу имени М. Горького. В 1998 году переехал в Санкт-Петербург. Поступил на факультет географии и геоэкологии СПбГУ, который окончил в 2003 году.
Пишет с 16 лет. В 2000 году публиковался в "Литературном Петербурге", "Клайпеда", "Валдай". В 2003 году вошел в лонг-лист премии "Дебют". Финалист конкурса поэтов СПбГУ "ПОЭТому". В 2004-2005 г — член секции прозы Валерия Попова в Доме современной литературы и книги. В 2005 г. был опубликован в журналах "Литературные незнакомцы", "Северная Аврора", в альманахе "Молодой Петербург", газете "Вечерний Петербург". Лауреат Конференции молодых писателей Санкт-Петербурга, вошел в шорт-лист премии "Дебют". Стихотворения были опубликованы в журнале "Футурум-АРТ" (№ 3 — 4 (7 — 8), 2004 г.).
РАЗГРЕБАЯ КАПЛИ
* * *
Было дождливо.
Разгребая капли, Шли горячие головы, Пар вырывался из их ртов. Они пели песни, но казалось, Это жужжание пчел. Каторжники электросети. Фонари. * * *
Греясь на солнце,
Я следил, чтобы мои бока не подгорели, И я выглядел бы привлекательно И аппетитно, Для гуляющих дам с собачками, Но они воротили мордочки. Им хотелось мяса. * * *
Вернувшись с Марса
Я заметил, что мой друг Боится меня И не верит, Что я бухал с марсианами Его даже не убеждают Марсианские яблоки. Его от них пронесло. * * *
Мне не спалось.
В черном свете ночи Белой вороной была Луна. Жадными звездами она отражалась в моих глазах. Но сколько еще таких как я, было в небе... * * *
Я надеваю на уши
Динамики тишины Слышу, как бесшумно-бешенно Стучит сердце. Шевелятся рыбы чужих ртов, Задыхаясь без густоты воды Своих голосов. Я слушаю динамики тишины. Тишины Твоего молчания. * * *
Среди множества людских фигур, что прочерчивает на фоне переулков утро (в нем так много от октября, если заострить внимание на дожде и холоде отражения ветра в лужах), в семь часов — уже намного после восхода, но не раньше появления солнца над сутулыми домами — лишь только оранжевое пятно, довольно размытое вначале, из-за ряби стекла, рабочей тужурки дворника (когда-то в лет семнадцать я писал о его любви к учительнице), только его фигура и имеет смысл. Здесь больше наполненности, чем во всем последующем дне, что ждет тебя движением без направлений. В движении метлы из ореховых прутьев больше смысла, чем во всей твоей сегодняшней жизни. Так кажется. Но, глядя со стороны, твое тело столько же греет) руки небожителей, как эта чашка мокко (черный кофе, корица, взбитые сливки, сахар в стеклянных вазочках), когда при появлении солнца на высоте крыш они снимают оранжевые тужурки и, повесив на спинки стульев, пьют в небесных кофейнях тепло горечи и что-то пишут в своих тетрадях сидя у окна. Ты проникаешь в них клетками сна.
Стихотворения были опубликованы в журнале "Футурум-АРТ" № 3 (13), 2006 г.
РАЗГРЕБАЯ КАПЛИ
* * *
Было дождливо.
Разгребая капли, Шли горячие головы, Пар вырывался из их ртов. Они пели песни, но казалось, Это жужжание пчел. Каторжники электросети. Фонари. * * *
Греясь на солнце,
Я следил, чтобы мои бока не подгорели, И я выглядел бы привлекательно И аппетитно, Для гуляющих дам с собачками, Но они воротили мордочки. Им хотелось мяса. * * *
Вернувшись с Марса
Я заметил, что мой друг Боится меня И не верит, Что я бухал с марсианами Его даже не убеждают Марсианские яблоки. Его от них пронесло. * * *
Мне не спалось.
В черном свете ночи Белой вороной была Луна. Жадными звездами она отражалась в моих глазах. Но сколько еще таких как я, было в небе... * * *
Я надеваю на уши
Динамики тишины Слышу, как бесшумно-бешенно Стучит сердце. Шевелятся рыбы чужих ртов, Задыхаясь без густоты воды Своих голосов. Я слушаю динамики тишины. Тишины Твоего молчания. * * *
Среди множества людских фигур, что прочерчивает на фоне переулков утро (в нем так много от октября, если заострить внимание на дожде и холоде отражения ветра в лужах), в семь часов — уже намного после восхода, но не раньше появления солнца над сутулыми домами — лишь только оранжевое пятно, довольно размытое вначале, из-за ряби стекла, рабочей тужурки дворника (когда-то в лет семнадцать я писал о его любви к учительнице), только его фигура и имеет смысл. Здесь больше наполненности, чем во всем последующем дне, что ждет тебя движением без направлений. В движении метлы из ореховых прутьев больше смысла, чем во всей твоей сегодняшней жизни. Так кажется. Но, глядя со стороны, твое тело столько же греет) руки небожителей, как эта чашка мокко (черный кофе, корица, взбитые сливки, сахар в стеклянных вазочках), когда при появлении солнца на высоте крыш они снимают оранжевые тужурки и, повесив на спинки стульев, пьют в небесных кофейнях тепло горечи и что-то пишут в своих тетрадях сидя у окна. Ты проникаешь в них клетками сна.
|