Александр Шумилов — поэт.

(Из антологии "Ленинградский верлибр")

О ЧЕРНОЙ НЕБЛАГОДАРНОСТИ

Я дал очень мало, мне вернули вдвое;
я захотел отдать все — ко мне повернулись спиной.
Я получил чуть-чуть и заплатил долг с избытком;
мне предложили все — я ушел не прощаясь.

Черная неблагодарность гуляет по миру.
Наши карманы набиты разменной монетой,
имеющей повсеместное хождение,
а по-крупному расплачиваться нечем.

Впрочем, приспособились, и каждый, как умеет,
печатает кредитные билеты понимания,
рисует радужные купюры взаимности и доверия,

собственноручно чеканит полновесную
монету верности, чести и добропорядочности,
так похожую на золото любви.

ПОЛЕ

Слова растут из гортани,
но корни пускают в землю,
в бедный суглинок прожитых дней,
встреч, расставаний, иллюзий.

Слова растут из гортани
и стеблями тянутся в небо,
ждут, пока нерадивая жница
не свяжет колосья в снопы.

На стерне остаются
слова без роду и племени,
проросшие в лоне ветра.

Остаются слушать осеннее ненастье,
клониться долу,
ронять в землю семена удивления.

ВАР

Текучий и хрупкий.
Смола и камень.
Две ипостаси, одно тело.
Первый учебник диалектики.
Жуем, но не глотаем.

* * *

Камень.
Рот, сведенный молчанием.

Камень.
Сквозь него течет время,
не оставляя годовых колец.

Камень.
Совершенная музыка тишины.

Я видел однажды
голые камни Восточного Памира.

ОСЕНЬ

Как тихая девочка,
тундра,
стянутая тишиной и печалью,
стоит по косточку в синих лужах.

И не может пожаловаться.
Или не хочет.

Без рыданья, без всхлипа
начинают литься беззвучные слезы
моросящего дождя.

Вата в ушах.

ФЛЕЙТА

Замкнутое пространство ее души
видит тусклый свет через семь отверстий,
каждое из которых
может в любой момент закрыться.

Иногда чье-то влажное дыхание
томит сердце
и рождает нежный шум ветра
(в высоких соснах,
в горных долинах,
на плоскогорьях).

Она умеет петь
со стесненной душою.

ПРОГУЛКА

Ветер гуляет в небе,
бросается с крыш,
бесцеремонно подталкивает в спину и тут же
кидается в объятия из-за угла.

Ветер бежит к реке вдоль по улице
вспенивать волны и заливать спуски,
на минуту оставляет все неотложные дела, чтобы
                                                          пройтись рядом,
и теснит меня с тротуара обширным боком.

Посвистев в печные трубы, он задирает юбки,
но предпочитает этому увлекательному занятию
другое, не менее веселое.

Великолепное зрелище!
Я останавливаюсь и долго любуюсь
человеком, несущимся вприпрыжку за шляпой.

* * *

Все, что казалось
таким долговечным и прочным,
в считанные секунды
сгорало и рушилось.

Гул копыт
много дней
не стихал под сводами черепа.

Из какой прорехи пространства
появились
эти черные всадники?

На темных экранах
зажмуренных век
все еще мечутся тени.

Так и стою,
не в силах видеть пустые реки,
вытоптанные травы,
пепелища…

ЛЕДОХОД

Светит солнце.

Северный ветер над Ладогой
с утра загоняет лед в Неву.
У города закружилась голова,
и он медленно двинулся вверх по течению.

Зимний дворец похож на ладожскую льдину,
выброшенную на берег ледоходом.
Кажется, что если взять камень побольше,
ну скажем, Исаакиевский собор,
и ударить им сверху,
дворец со звоном рассыплется на продолговатые
                                               зеленые призмы
и весело истает под синим и жарким небом.

От сфинксов на льдине можно доехать
до спусков Моста лейтенанта Шмидта,
если не отнесет в сторону.
Можно потерять голову и влюбиться,
продрогнуть и простудиться,
не найти дороги домой,
переменить жизнь,
закончить давно начатое дело,
                                не прикасаясь к нему,
помириться с другом
и всех понять.

Пока дует северный ветер над Ладогой.

О ЖЕРТВЕ

Опустившие часть улова обратно в море,
отплеснувшие из чаши с кумысом на землю,
бросившие лучшие зерна в пашню
пользуются заслуженным покоем.

Принесшие жертву богам, духам, предкам,
                               будущему урожаю
не жалеют о ней: она возвращается сторицей в
                                                          амбары
или непосредственно греет и веселит сердце,
уставшее от насущных забот.

Но отдающие свою последнюю рубаху,
делящиеся с ближним куском хлеба, мыслью,
                                            собственной кровью
иначе существовать не могут.

Их реки не удержать плотиной.
Хронические доноры страдают полнокровием.
Следите за ними: они могут отворить себе вены.