Герман ВЛАСОВ — поэт. Родился в 1966 году. Окончил филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова. Работает переводчиком — переводит с английского и испанского фильмы, книги и др. Первая публикация стихов — в журнале "Огонек" (1992). Выпустил три поэтических сборника: "1 1/2", (1998, Москва, "Культурный фонд") и "Второе утро" (2003, Москва, "Эра"). Участник коллективных сборников стихов "13" (2002, СПб, "Скифия") и "Московская кухня" (2005, Спб, "Геликон Плюс"). Дипломант Международного литературного Волошинского конкурса (2007).

Стихотворения были опубликованы в журнале "Дети Ра" № 3 (41), 2008 г.

крым или где там песком ступни обжигая
до тошноты биплан трясет с алой полоской
cлабый в тучах просвет словно сабля джедая
в мерзлом кружке выплывший полуостров

дядя в рейтузах слепец счетовод в панаме
детям вкусившим всю сухомятку поездки
дали кульки последний прижался к маме
но приземлились позывы стали не резки

марлевый невод в лохани суп из креветок
и костерок в узловатых ветвях проворен
бражниц искали и тонких и белых веток
ночи язык душист и по-южному черен

флюгер трещал серебристы стебли полыни
пыль остановки жара шелуха под лавкой
если и что оставил я на украине
не мотылька наколотого булавкой

не заграница и речи нет об отчизне
но самолет песок море и покрывало
ветер и свет и привкус соленый жизни
ветер и свет и разве этого мало

Учителем сухим и деловитым
она заходит в детскую, где спят
в обнимку второклассница и мытарь,
гранат в цвету, непарный шелкопряд,
набыченные вены, запустенье,
меж пальцев убегающий песок,
твоя любовь, мое недоуменье,
каракули, в газете адресок.
Без умысла разбитая девятка,
солоноватый привкус, словари,
зверек из плюша, шаткая лошадка,
поселок в ослепительной пыли.
Она разбудит спящих и погонит
в песочницу на вечный зной и чад,
но раньше полдник: черный хлеб в ладони
и ложки алюминево стучат.
И одного она поставит в угол
стоять с настенной трещиной вдвоем
и слушать бой часов, а дальше — вьюгу
за то, что знал и думал о своем.

Воздух сделался влажным
как первый весенний побег.
Человеку не важно,
пойдет ли обещанный снег.
Незаметно стемнело,
набухло вечерней слезой.
Может, с веткой омелы,
а, может быть, с лунной лозой
фиолетовый Рама
в колодец заглянет. Опричь
золотого барана
привязывать станет и стричь.
Или горний хлопчатник
рассадит на серой земле,
чтобы мелкой крупчаткой
на улице и на столе,
Чтобы альпы в ладонях
с минуту молчали, пока
утечет ли утонет
болтливое время-река.
Не зима — замиранье.
В кроватную тишь с головой.
Пахнет детством и ранью
герани узор угловой.
Белый свет, перекресток
сегодня действительно бел.
Здравствуй, утро, подросток,
косая линейка и мел.

Косись в окно и на вощеной
белокочанной ли черти
про то как черт балдой смущенный
удил на хвост как ни крути
все только фокус небывалый
где между нашим нет и да
стоит прозрачным покрывалом
его слюна или слюда

слоистая вода допустим
мы в белых кочанах капусты
какая разница кому
водить тебе или ему
различий нет рисуй на кальку
старик старуха волны галька

как жадно солнце на снег смотрит
имеющий лыжи притихший найдешь лосиный
по пояс в снегу принявшие зимний постриг
боярышник и осины
лыжню кричи и с нужной мазью коньковым
в горку лезь затем тормозящий плугом
ты перед промоиной и твоим бестолковым
классным другом

по ледяной речке оглядываясь на санки
замыкаешь круг спешиваешься у дороги
намокла бечевка связать лыжи и палки
замерзают ноги

день уходит волоча длинные тени
впереди созвездия с непонятными именами
майка вспотевшая холодно липнет к телу
дома пахнет блинами

бабье лето полоса простуды
окоем еще не близок но
слышишь в подворотнях пересуды
зябнущие клены как в кино
движется светило между строчек
небо состоит из молока
видишь с краю голубой платочек
тянет утонувшего рука
собирайся и поедем к морю
погостили и пора домой
будут сохнут от земного горя
вещи на веревке бельевой
там такие звезды небылица
так и лезут в нотную тетрадь
а захочешь за море синица
никому тебя не удержать
душу пьет соломинкой цыганка
в дымном парке голоса одни
все-таки садовая таганка
красные и желтые огни

колючие кусты ракит
теряют охру клены
в московии октябрь стоит
скупой светло-зеленый
в неровном зеркале в трюмо
проспектов подворотен
отчаянье отражено
и звук его бесплотен
а то что плотью было есть
разъятые на части
кусты и охра зелень взвесь
иные части счастья
ему в последний раз дано
себя найти в тревоге
и оглянуться на трюмо
как гостья на пороге

я не помню как снаружи
мир качался пуст
засухой обезоружен
облепихи куст

плыли облака вершины
в доме хлеб черствел
под колесами машины
гравий шелестел

путь и пыльные растенья
времени свинец
сумрак дачный эти тени
видишь наконец

так подолгу шарить можно
и не находить
тишины изнанку ложной
ариадны нить

ведь оттуда как спасенье
можно век смотреть
здравствуй света пробужденье
ласковая смерть
тихо в свете ходит лихо
метит на постой
сватья баба-бабариха
умысел пустой