|
|
|
2024-09-01 |
ОБЗОР ЖУРНАЛА «ЗИНЗИВЕР», № 3, 20242024.jpg) Терпение — стержень окружающего в мире; в природе разлито бесконечное терпение, и Валерий Скобло, фиксируя этот феномен, хорошо выгранивает свободно дышащие строки:Терпение — вот, на чем держится
мир, окружающий нас. Упорном терпении... шаге его черепашьем. И нашем... и чьем-то, его превышающем в тысячи раз, Воловьем терпении, с коим мы землю бесплодную пашем. Именно его подборкой открывается новый номер «Зинзивера», чьи песни разнообразно представляют современную поэзию.
Метафизический иронист Евгений Лесин разворачивает игровую ретроспекцию былых цен: делая это легко и забавно; и таящаяся за иронией грусть свидетельствует о быстролетности жизни: Скажите мне, в какой стране
От чисел так светлеют лица? Увы, все в прошлом, где оне, 4.70, 5.30? О них забыть не так-то просто, Пока вращается земля. Где колбаса 2.90? И где портвейн за три рубля? Кратко, с блеском выпускает Лесин фейерверки ощущений, оправленные в стихотворные строчки:
Нет ни супа, ни салата.
Нет ни крема, ни брюле. У тебя ума палата. У меня парад-алле. Космос культуры — с историей его, с золотыми моментами интеллектуально-художественных откровений предлагает поэмой «Золотое сечение» Константин Кедров-Челищев:
Пифагор нам оставил учение
Подарил золотое сечение Коль тебя на конюшне секут Значит что-то в тебе не секут Пусть живет золотое сечение Обрекая меня на мучения Христианского мира мечта Золотое сеченье креста… Народные вибрации поэзии Нины Красновой в данном случае касаются Дней поэзии в Быково, в Доме творчества Союза писателей ХХI века «Сосновый Пегас», живописуя оное бодро и по-доброму, легко и с юмором:
Вариант от множественного лица
Мы в Быкове не сеем, не пашем, А сидим за рабочим столом, Кто с компьютером, кто со стилом, И стихи круглосуточно пишем. Свет поэзии здесь не погас. Нас в Быково привозит Пегас. Сложно закручиваются поэтические орнаменты Софьи Рэм: сложно, заставляя мысль работать на удвоенных оборотах, будя множественные ассоциации:
Как это назвать
и во что это выльется? Что узнав, навсегда изменюсь в лице я? Эфиоп становится ангелом, смывая пыль с лица, Поэзия как панацея, Попытка летать, Отдать то, чего у тебя нет, Как Пушкин в садах лицея Спустя 220 лет. Мощно, отчасти страшно, используя исповедальные ноты, позволяющие судить себя самым жестким судом, воспевает Евгений Степанов любовь свою:
Я врал и подличал, я шел
К победе черными путями, Завоевать пытаясь мир, Который мне — теперь — не нужен. Живу и мучаюсь — я был Каким-то недочеловеком Ублюдочным, но и тогда — Святая! — ты меня любила. Грустью часто ныне окрашивается поэзия Степанова: и окружающий мир противоречит поэзии, и экспресс жизни больно скор:
А мне теперь Санкт-Петербург
не очень интересен, ибо там нет Володи, друга моего, с которым выпускали мы журнал, стараясь напечатать самых лучших, и по местам намоленным ходили. Два рассказа Олега Рябова развернут весьма поэтично лапидарные моменты жизни, насыщая сознание благородством формы и изяществом содержания.
Рассказ Эвелины Азаевой «Бонита»напоминают стихотворение в прозе: внимание и почтение к каждой фразе, должной звучать красиво, как поэтическая строка. Крепко, живой плазмой жизни переливаясь, грянет рассказ «Обмен» Владимира Николаева. Документальная проза представлена произведениями Елены Вяхякуопус — нейропсихолога и прозаика, чьи тексты, интересно работая с художественным осмыслением действительности, предлагают своеобразные методы борьбы с разнообразными страхами – бичами жизни. Написано ярко и с юмором. Содержателен и обширен раздел рецензий. Плотно и веско организованный номер журнала раскрывает многие богатства современной словесности; «Зинзивер» должен петь… чтобы ни происходило с аудиторией… Александр БАЛТИН |