2022-02-18 |
Обзор поэтических подборок, опубликованных в журнале «Зарубежные записки», № 46, 2021Круто слепленная поэзия Юрия Ряшенцева, данная мощно, с размахом, с изобилием существительных и предметов конкретики, реальности:
Комары Переделкина наглы, жадны и проворны.
Сочиненья жильцов большей частью пусты, смехотворны, меньшей — горьки, талантливы. Впрочем, почти как везде, этих редких служителей истины держат в узде. Эта справка, конечно, относится больше к былому. Ведь и дачи стоят, и деревья растут по-другому. Все же многое здесь сохранилось до нашей поры, неприязнь вызывая и желчь. Например, комары. Какова тугая плотность текста: втягивает в себя, суля виноградные гроздья слов и сладкий сок смысла… самого бытия.
И – контрастом к классическому стиху Ряшенцева звучит – словно показано сферическое сияние возможностей русского стиха – поэзия Эвелины Щац: ушел баркас
тик-так тик-так и поезд прошмыгнул как мышь забытым берегом так-так так-так пловец как пена краткая волны сплаш-сплаш Речь – совершенно иная: шаманская, камлающая, словно начинают говорить по-своему предметы мира, оживая, наполняясь иным свечением: отличным от привычного.
Захлеб Андрея Борисовича Родионова густ всем, чем можно насытить строку: против речи на слух выходя за порог в зачастивший аврал —
майна, вира не надо орать: в гусака переделали кран — руки мой и не пробуй тяжелое, кроме еды, подымать раз от разу на раз: принимают терпилы, фарфор и фаянс, но излом заедает измор… Фарфор и фаянс разлетаются брызгами сбивающего потока, в котором бледные тени смысла играют в прятки с шаровыми дугами ассоциаций…
Однострочия Алины Дием строятся по принципу афоризмов: резко и жестко (часто) бьющих в бубен читательского сознания: Разлуками пахнет прошедшее время глагола.
Раскрывается богатый внутренний мир Яна Бруштейна…
Ян Бруштейн говорит очень по-своему, обладая голосом, который ни с чьим не спутать: характерны модуляции, интонации, все варианты: тематические, стилистические. Было и такое – детское счастье болезни, обещающей такие необычные полеты: Это детское счастье озноба и жара —
Ноги ватные — вовсе не выйдешь. А в граненом стакане остатки отвара, И бабуля мурлычет на идиш. Я тихонечко плачу — для полной картины, А на стенах — разводы и тени... Мамин голос: «Спасибо, что не скарлатина! Полетели, дружок, полетели». Конкретика велика, и все детали, составляющие стихотворения, работают именно на зыбкость ощущений, их таинственную игру, чьи сроки также коротки, как и жизнь.
Поэт удерживает мгновенья решительно: им не избежать долготы. Поэт творит свой сад и создает свой манускрипт, и в случае с Яном Бруштейном стоит войти и прислушаться. Мощь – шаровая, глагольная, очень русская – присуща поэзии Виктора Петрова, поэзии, сильно продутой онтологическим ветром и пропитанной экзистенцией духа: Прости, Господь, твою послушную рабу Марину,
И пусть ее оплачет поминальная свеча. И своенравных строк юдоль невольничью отрину, Сломав острожную решетку лет углом плеча, Когда склоняюсь над страницами и рвусь на волю, И каторжанку от погони за собой веду: Дороже воли — только воля!.. Волчьему лишь вою Доверимся и выйдем на Полярную звезду. Острые углы входят в поэзию Петрова столь же органично, как звезды и свечи, дающие различные варианты световых волокон в мире, где больше и больше становится тьмы…
Поэзия против оной: насыщенная, современная русская поэзия это доказывают – в том числе через свое бытование в журнале «Зарубежные записки». Александр БАЛТИН |