*
* *
Стая за стаей
птицы на север летят,
на север, домой.
*
* *
Иней
на зеленой траве,
память прошлого лета.
*
* *
Октябрь,
каждый лист на счету,
их так мало осталось.
*
* *
Тихо-тихо
в кадку капает дождь.
*
* *
Радость
тех, кто выжил,
и грустная боль — кто погиб.
*
* *
Верните мне папу и
маму молодыми —
больше ничего не хочу!
*
* *
Тихо
с неба падает дождь.
Капли растут, приближаясь к земле…
*
* *
Свет осенний
день ото дня короче.
Листья в желтом
падают сквозь этот свет.
*
* *
Ветер с той стороны,
из-за полдня, рябь,
сумерки нашей тревоги…
*
* *
Свет предосенний редок,
как колпак у чахоточного больного
в начале нашего века,
веки смежая, пытаешься
дотянуться
до полочки на потолке, тени и тени, немые —
имя
все равно твое
*
* *
Как жестка зелень
зеленых арабских лугов
пробивается
сквозь любовь и ненависть к высотам еврейского
неба,
так и я тоскую —
я ничего не помню
и ничего не хочу.
*
* *
Касаясь
языком то неба, то десен —
они не кровоточат, но болят,
думаю, снова и снова,
думаю о своем.
*
* *
Утренняя зевота,
я и спал и не спал:
"их так мало осталось…"
Я и то соберу
по щепочке, и не вынесу
за пределы
себя.
*
* *
Она любит ходить в
театр, а я домосед —
как же нам встретиться?
Напишу ей письмо петушиными перьями
буковками
величиною с горчичное зерно …
*
* *
Новости в конце дня
тревожны.
Детей разобрали из сада
напротив,
не знаю, снова
пойти к тебе?
*
* *
Весна в Черкизове,
нежным пухом оделась зелень.
Школа
закрылась на время.
Что может земля? Что может небо?
Нежное "гимел",
покрывающееся снова и снова
концами облаков…
*
* *
Милая собака динго!
Не дикая, а милая.
Ах, не знаю до чего тревожно,
не знаю, что сказать…
*
* *
Подумать о судьбе,
шажок за шажком,
черные старухи, осенние сумки,
старухи в черных пальто…
*
* *
На розовом и голубом
просторе
ты
вот уже двадцать лет!
*
* *
Харбека,
хаиригучи —
я потерял счет словам.
Дать им имя?
имя любви…
*
* *
Как тень от солнца
набежит бессознательное,
покрывая
миллионы миль —
любишь ли ты меня?
*
* *
Снова слышу
южный говорок:
Феникс, Аризона —
пора детства,
пусть не места, а детства, мне пора…
*
* *
Что-то было,
а что?
Ой, не все ли равно?
*
* *
Очутиться одному,
на ветру,
одному,
на ветру…
*
* *
Городские люди
в электричках метро
бегут к своему счастью.
*
* *
Вертели ручки радиоприемников,
думали, что будет —
унбевуст, бессознательное,
похоронило все.
*
* *
Годами я засыпал,
перебирая способы самоубийства.
И все же выздоровел…
Кого мне благодарить за это — Бога?
Философию бессознательного?
Я благодарю тебя,
ты,
в розовом и голубом,
кику, хризантема,
как мне тебя назвать?
*
* *
Добродетельные москвички
на канале ТВ-центр в пять пятьдесят.
Такая прелесть!
ДЕТСТВО
Седьмое июня,
снова ехать в лагерь,
сколько слез,
сколько слез.
*
* *
Кошка на капоте машины
—
не бабочка, но судьба.
ДЕСЯТОЕ
ИЮНЯ
Первая зевота,
короткая и одинаковая —
жду новостей.
Кончилась война в Югославии.
*
* *
Я сказал,
что выкормил вороненка,
а на самом деле он умер.
Что может быть хуже
этих мучений? — он умер тихо,
покорно судьбе.
|
