РедакцияРедколлегияКонтактыДневник главного редактораХроникаСвежий номерАнтологияНаши интервьюСерия "Библиотека журнала "Футурум АРТ"СпонсорыАвангардные событияАрьергардные событияАрхивО нас пишутМультимедиа-галереяБиблиотека журналаКниги, присланные в редакциюМагазинЛауреаты "Футурума"Гостевая книгаАвангардные сайтыПодписка и распространениеСтраница памяти

Вернуться на предыдущую страницу 

Наши интервью

   

Чингиз Айтматов
Василий Аксёнов
Владимир Алейников
Эммануил Антсис
Аркадий Арканов
Эльдар Ахадов
Сергей Бирюков
Юрий Беликов
Михаил Бойко
Артём Боровик
Евгений Весник
Дмитрий Булатов
Марат Гельман
Ольга Голубева-Сванберг
Николай Грицанчук
Алексей Даен
Олег Ёлшин
Александр Иванов
Елена Иванова-Верховская
Лион Измайлов
Борис Искаков
Михаил Карагодский
Елена Кацюба
Константин Кедров
Константин Кедров
Бахыт Кенжеев
Кирилл Ковальджи
Ирина Кононова
Людмила Коль
Игорь Кон
Андрей Коровин
Виталий Коротич
Константин Кузьминский
Станислав Куняев
Виктор Лазухин
Михаил Лазухин
Леонид Лерман

Борис Левит-Броун
Слава Лён
Анна Лучина
Юрий Мамлеев
Арсен Мирзаев
Антон Нечаев
Игорь Панин
Эдуард Просецкий
Мария Розанова
Александр Рязановский
Марина Саввиных
Дмитрий Савицкий
Никас Сафронов
Елена Сафронова
Александра Середина
Валентина Синкевич
Никита Струве
Олжас Сулейменов
Федот Сучков
Татьяна Тихонова
Эдуард Тополь
Николай Тюльпинов
Александр Файн
Игорь Харичев
Алексей Хвостенко
Евгений В. Харитоновъ
Олег Хлебников
Виктор Шендерович
Вячеслав Шугаев
Владимир Шаталов
Любовь Щербинина
Элана

Елена Иванова-Верховская



Елена Иванова-Верховская — поэт, переводчик. Родилась и живет в Москве. Окончила Московский архитектурный институт. Публиковалась в журналах и альманахах: «Дружба народов», «Кольцо А», «Юность», «Крещатик», «Дети Ра», «День поэзии» и др.

Елена, Вы архитектор и поэт. Как две творческие ипостаси сочетаются в одном человеке?
— В одном человеке столько всего может сочетаться! Иногда даже и не подумаешь, что может, а оно берет и существует, и все в одном, и бывает даже, что удачно сочетается. В смысле образования, то есть того, чему обучали в институте — конечно, дополняют, в смысле исполнения — скорее мешают, потому что все ревниво требует для себя времени, но надо сказать, что поэзия, когда желает присутствовать, легко, не напрягаясь, отодвигает все остальное. Вообще — все!

У Вас вышла книга стихов в Болгарии. И недавно там прошла презентация. У Вас особые творческие связи с этой страной?
— Да, так получилось, наверное, немного странно, что моя первая книга вышла не здесь, а в Болгарии. В России я все тянула с книгой, сомневалась, друзья меня то уговаривали, то пытались заставить, потом я уже всем надоела, процесс грозил затянуться и превратиться в диагноз, но тут моя подруга, в то время работавшая директором Болгарского Культурного института в Москве, Бела Цонева-Динкова, актриса, вдова выдающегося болгарского поэта Ивана Динкова, возвращалась домой в Софию... Контракт закончился. Конечно, мы грустили, она постоянно вспоминала о Москве, где провела 4 года, и чтобы продлить хоть как-то, пусть виртуально, свое присутствие здесь, она попросила прислать мои стихи ей в Софию, что я и сделала. А остальное сделала она. И переводы, и предисловие, и непосредственно издание, и вот, спустя год, когда я приехала в Варну, на международный фестиваль поэзии «Славянские объятья», меня уже ждала готовая книга и Белла. И не знаю, честно говоря, чему и кому я обрадовалась больше! Презентация была в консульстве и других местах, проходила очень радостно. В Болгарии нас все-таки любят. И с Болгарией, конечно, и у меня, в том числе, устойчивые творческие и духовные связи. Православная страна, кириллица. Меня переводят, я перевожу болгарских поэтов. Русскую поэзию там знают и довольно охотно печатают. И вообще там поэзию любят. На открытие фестиваля в Варну из Софии специально приезжал президент Болгарии и провел с нами весь вечер. Это в наше-то весьма неромантическое время.

Когда выйдет книга в России?
— Конечно, в России обязательно, и теперь уже без всяких сомнений, я хочу выпустить книгу. Та, вышедшая в Болгарии, двуязыка, эта, московская, думаю, будет больше по объему, но, надеюсь, не намного. Я не люблю говорить заранее, поскольку я все-таки суеверна, но — в ближайшее время. И, может, быть даже не одна, а две книги. Посмотрим, потому, что эта эпоха перемен, в которой мы оказались, не располагает к определенности.

Ваши стихи звучали в метро. Как возникла идея звучащего стихотворения в подземке? Будет ли продолжаться этот проект?
— Да, мое стихотворение звучало в метро в День Победы 9 мая прошлого года. Я до сих пор не понимаю, как это произошло, это было полнейшей неожиданностью, и то, что я написала его, и то, что оно звучало. Идея звучащего стихотворения я не знаю у кого возникла, но мой друг, поэт Саша Герасимов, пресс-секретарь Союза писателей Москвы, позвонил и сказал, что вот будет юбилей метро и попросил что-нибудь написать, приведя меня в шоковое состояние. Первое, что я сказала: «Саша, я не могу про метро!» Тем более, что я там сейчас уже и редко бываю, но Саша расстроился, а поскольку мне очень не хотелось его расстраивать, то я вздохнула и на следующий день написала стихотворение. Вспомнила свои любимые станции: «Маяковскую» и родной «Сокол». Там ведь все равно очень красиво. Будет ли это все продолжаться тоже не знаю, но, по-моему, то, что в метро звучат стихи — это хорошо безусловно, все-таки даже косвенный слух, хоть немного, но переключает сознание спешащих и озабоченных людей. А любое переключение — это и есть отдохновение.

Вы неоднократно бывали на поэтическом фестивале в Тбилиси. Какие у Вас впечатления?
— В поэтическом фестивале в Грузии я участвовала четыре раза. Первый раз побывала за две недели до известных событий в Цхинвали. Об этом я написала стихотворение, оно прозвучало в моем интервью «Джорджиа таймс». А что касается фестиваля — во-первых, это сама Грузия и, в первую очередь, Тбилиси. Поскольку я человек природный и визуальный, то могу сказать, что масштабы Тбилиси мне соразмерны. В нем не ощущаешь прерванности времен, до сегодняшнего дня он остается самим собой, резкие перемены его еще не настигли. И мне очень нравится, что город не противоречит окружающему пейзажу, не устраняет его, почти отовсюду, повернув голову, можно увидеть горы и деревья, понимая, что там дальше повсюду естество природы. Вот только Куру в пределах города очень жаль, также, как и Москву-реку в пределах Москвы. Мне не нравится, когда реки находятся в заключении в каменных застенках берегов. Город хорош, люди и до и после известных событий доброжелательны и приветливы. Мы много ездим, много выступаем в Грузии. Дружим. Организует это все из года в год, я даже представить себе не могу, каким чудом это все происходит  — Николай Свентицкий и его «Русский клуб». Со всего мира приезжают поэты. Переводят, выступают, общаются между собой, а главное — со слушателями. Удивительно, но в Грузии на выступлениях поэтов залы заполнены. Эти фестивали — как ветка дерева в соседний сад. Пока мы видим, слышим, мы не потеряем друг друга. Здесь я познакомилась со многими грузинскими поэтами и, в частности, с замечательной поэтессой, писателем, общественным деятелем Маквалой Гонашвили. Она перевела мои стихи, они напечатаны в Грузии, я перевела ее стихи, они вышли в этом году в «Литературной газете».

Ваши любимые русские поэты?
— Мой любимый русский поэт — Фёдор Тютчев.

Кто-то из поэтов Серебряного века оказал на Вас влияние?
— Про влияние не знаю, какое влияние. Дай Бог хоть прикоснуться к ним. А вот приобщение, пробуждение — это да. В этом я не оригинальна. У меня, как и у всех гуманитарных подростков моей юности, был весьма ограниченный информационный диапазон. Первое самое сильное впечатление — навсегда — это Цветаева. Рядом Пастернак, Блок, Белый, Есенин. Ахматову читала, но не сумела тогда пробиться к ней, понимание ее сдержанной глубины пришло позже. И Мандельштам, конечно!

Вы пишете в традиционной манере. Вам никогда не хотелось поэкспериментировать? Как Вы относитесь к авангарду?
— Поэкспериментировать хотелось, но в результате все равно пишу традиционно, хоть убей. Когда мой разум насыщается информацией и разнообразными мнениями и начинает метаться, хочется попробовать, и пробую. Но ведь поэзия создается не разумом, а чем-то иным... К авангарду, когда он не доказывает мне всем, чем только можно, что он авангард — хорошо отношусь. Вообще, я всеядна, для меня существует поэзия, которая мне нравится и которая не нравится, а форма, в которой она живет, не имеет никакого значения. Я прихожу в восторг от строк, строф, целых стихотворений абсолютно разных, с точки зрения критики и литературоведения, поэтов. Мне в этом смысле совершенно все равно. Правда это касается только слуха и чтения, с общением, конечно, сложнее.

Как Вы считаете, насколько поэт должен быть открыт для читателя? Есть ли для Вас запретные темы?
— Конечно, поэт должен быть открыт максимально. А для чего же тогда писать? Мы же не шифрованные сообщения для избранных пишем. Другое дело — нельзя заигрывать, нельзя изначально ставить целью понравиться. Надо все делать на том максимуме, который тебе доступен. Если я подключаюсь к чему-то, то запретных тем нет.

Делите ли Вы поэзию на мужскую и женскую?
— Поэзию не делю. Все люди обладают набором разнообразных собственных качеств и определений, в том числе и полом, которые в конечном счете и формируют человека и, соответственно, то, что он делает. Поэтому какой смысл только по одному признаку делить поэзию?

Как менялись Ваши поэтические пристрастия с течением времени? Кого из поэтов любите сейчас?
— Вот сейчас задумалась и поняла, что мои поэтические пристрастия что-то как-то и не сильно менялись. Как любила Тютчева, так и люблю. Читала, слышала, узнавала больше, значит, становился и шире диапазон пристрастий. Я не могу сказать, что я люблю какого-то поэта целиком от начала и до конца, и, одновременно, я люблю и сейчас, и всегда такое количество стихотворений разных поэтов, которые уже были в моей жизни и пишут новые стихи, и других, о которых узнаю только сейчас, что и сама с трудом с этим справляюсь. Практически каждый день есть повод для восторга.

Должно ли государство поддерживать поэтов? Или хороший поэт должен выживать сам?
— Вообще-то должно поддерживать, но что при этом начинает делаться с поэтами! И получается в результате, что хороший все равно выживает сам.

Что способствует зарождению стихотворения? В каком состоянии пишется лучше?
— Что способствует? Материи эти недоступны, управлять собой не позволяют и понимать себя не дают. И  хотя у меня в основном печальные стихи, но пишется лучше совсем не в состоянии удрученности или обиды, а в каком-то предчувствии радости, что ли.

Влияет ли поэзия на массовое сознание? Должна ли влиять? Если да, то как именно?
— Отсутствие поэзии, то есть массовая культура с ужасающим языком и текстами, влияет на население чрезвычайно пагубно. Мы просто начинаем непоправимо утрачивать свой собственный язык, и это пострашнее революции будет. Значит, соответственно, поэзия должна быть донесена до этого самого сознания, как кислородная подушка, как гуманитарная реанимация. В обязательном порядке.