А | Б | В | Г | Д | Е | Ж | З | И | К | Л | М | Н | О | П | Р | С | Т | У | Ф | Х | Ц | Ч | Ш | Щ | Э | Ю | Я | # | библиография |
Александр ЦЫГАНКОВ — поэт. Родился в 1959 году в Комсомольске на Амуре. С 1992 года живет в Томске. Автор книг стихов "Тростниковая флейта" и "Ветер над берегом". Стихи перепечатаны из газеты "Литературные известия" № 37 (67), 2010 г.
НА ШИРОТЕ ТУРЫ И МАГАДАНА
Перекличка поэтов
Дети Ра ЦЫГАНКОВ
НА ШИРОТЕ ТУРЫ И МАГАДАНА
Реки
Навеки с нами родники и реки.
Истоки ближе тем, кто одиноки, А реки тем, кого уже навеки В круговороте увлекли потоки. Еще пути-дороги и просторы, Сравнимые с эпохами, веками! И речи, и простые разговоры Навеяны как будто облаками. Мы все преувеличиваем, то есть Хотим увидеть высшее в ничтожном. И все-таки талантливая повесть Придумана в буфете придорожном, Как случай на протоке — все навеки! И строки проступают из тумана, Такого же холодного, как реки На широте Туры и Магадана. 11.2006
Картина
Прислушиваюсь. Тихо на реке.
Все те же в неизменном далеке, Меняющие краски временами, Пейзажи над крутыми берегами. Красиво так, что не хватает слов Для этих живописных берегов, И ветер, налетая из простора, Вдруг соберет обрывки разговора Двух рыбаков про спутанную сеть И вновь порвет, как леску. Онеметь Так страшно здесь, в беспечные минуты, Где так великолепно! Но кому ты В такой картине нужен? У реки Одни купальщицы и рыбаки Желательны, как прочие детали, Которые для них нарисовали. Шеломок — 6.2007
Оранжевый месяц
Оранжевый Месяц в глубокой реке.
Остяцкие боги плывут в обласке И песню заводят: О, Ном кызынчан! Оранжевый Месяц ныряет в туман. И прячутся духи в кочкарник низин. По слову Торума: О, Ном ыэчжин! Проносится эхо над поймой: "Ы-да-т!!!" Как будто кого-то тоска заедат. Но что за Ыдат, непонятно. И тут Ни бога, ни дьявола так не зовут. "Ыдат!" — Набегает речная волна. "Ы-да-т!!!" — Обращается в крик тишина. По слову Торума: О, Ном кызынчан! Оранжевый Месяц разрезал туман… Ыдат Чулымканов плывет в обласке, Волшебную воду везет в турсуке. В далеком урмане поют остяки Веселые песни Угрюмой реки. 11.2006
Романтика
Я тоже родился в Аркадии…
Франческо Гверчино Как хороши в наивной простоте
Все эти записные персонажи. Романтика! Античные пейзажи, Где колорит привязан к наготе Не Геры, а пастушки молодой. И ветерок владеет флейтой Пана. Аркадия! Прародина романа! Связь времени с проточною водой. Ну, до чего легенда довела! Запомни все! И все начни сначала: От Горного Алтая до Ямала Открой словарь медвежьего угла, Раз рев зверья скорее в радость, чем В печаль для тех, кто сами словно звери. Добыча и военные трофеи — Вот хлеб и вдохновенье для поэм! Но в светлый миг — в час утренней звезды, Еще до солнца, выйди на дорогу — Смотри и пой, твори свою эклогу, Следи за всем, распутывай следы! В стране чудес, в краю густых лесов, Где божества живут среди народа, Подслушай речь их лучшего рапсода — Учи язык деревьев и ветров! Пускай мечты о веке золотом Не выше гор зеленого Тайгета, Твой росчерк под веселым полотном Предвосхитил великого поэта! Вернись, Франческо, в лучший мир, когда Пригрезилось тебе сие виденье! Ты испытал прекрасное мгновенье? Все прочее — проточная вода! 3.2008
Нагорный листопад
В сюжете сентября мотив горы крутой
Слышней, чем ветерок вдоль парковых оград. Как пусто здесь теперь — меж небом и листвой — В параболу дождя врисован старый сад. Нагорная листва закована в багет. Кто Слово предпочел, тот вышел из игры Графита и дождя и выправил сюжет — Летящего листка — в мотив одной горы. А на горе крутой! дыханьем рвет листву И превращает в речь — вот вечный антураж! — Блаженный Полифем! — как будто наяву — И что-то есть еще, на чем стоит пейзаж. Слышнее ветерка вдоль парковых оград Высокий тонкий звук — ни флейта, ни струна, Но обращает вспять нагорный листопад Мотив одной горы — в крутые времена. 9.2007
Звезды над звонницей
В предместье ночь. Прикушенный язык
Церковной звонницы — как свойство речи Быть мыслимой, изображая крик, Быть колоколом в образе Предтечи — До света и до слова, что ясней Глагола "быть", звучащего на грани. В предместье ночь! И чем она темней, Тем ярче звезды в этой глухомани. 6.2008
Верстовые столбы
Верстовые столбы — до ворот возрожденного храма.
Выпрямляется взгляд — и на землю слетает панама, Словно солнце взошло в отработанном цехе завода, Где теперь говорят с небожителем без перевода. Верстовые столбы — вдоль дороги от Белого дома. Кто увидит ее, тот еще не избегнет Содома, Но до Храма дойдет: от волнения выронит шляпу, От того, что пришел к покаянию не по этапу. Верстовые столбы! Чей прообраз над серой Невою. Обратил словно тень Петропавловский шпиль над страною Указательный знак: через топи в Кузнецкие копи. Верстовые столбы — от Европы и снова к Европе, Словно Шелковый Путь пересек златорунную жилу, И крестили в тайге староверы нечистую силу, В темноте, говоря, что и в церкви на этом болоте Только Дева чиста, да и та в застекленном киоте. Томск — 2.2007
Элегия
Люблю следить элегию в природе.
В ней осень плачет, а душа парит. И кажется, что кто-то в небосводе Действительно со мною говорит. И все пути — как прочерки в анкете! И горизонт в прострелах октября Бегущею строкою о поэте Напомнит — словно с небом говоря О том, как в роще красный куст рябины Уже отпел российский соловей! И эти — золотые осенины Есенинских нисколько не новей. 10.2007 Александр Цыганков — поэт, художник. Родился в 1959 году в Комсомольске на Амуре. С 1992 года живет в Томске. Автор книг стихов "Тростниковая флейта" и "Ветер над берегом".
Откуда мы?
«Литературные известия» на карте генеральнойАлександр ЦЫГАНКОВ
ОТКУДА МЫ?
Родник Не знали мы Гомеровой строки —
Не рече намъ бо вещии Бояне… Откуда мы — веселые славяне?! Куда идем? С какой Почай-реки? Нам дороги начальные слова — Как дождь и солнце, поле и дорога! И ласточки — как вестницы Стрибога, И робкие лесные божества — Все связано! Все в русском языке — И красота, и ясность — все навеки! В подстрочнике, читай, наверно, греки — Те эллины, что скрылись вдалеке. Языческая корневая синь — Живой воды целительная сила! И в роднике задолго до Кирилла — Природы безглагольная латынь. Троянская земля
разинувшим рты руинам…
Дерек Уолкотт Из книги первой. Поздний перевод.
Паденье Трои. Гибель Пилемена. И вот плывут — куда глаза глядят — От старых стен отважные энеты, Ведомые, на горе евганеев, Искать кисельный берег. Чур, меня! И дальше так. Ученого кота На брег пустили первым. Евганеев Прогнали с боем. Землю нарекли Троянскою — меж Альпами и морем, И назвались венетами. В новелле — Восстал из моря славный Веденец! И сказка ложь, да в сказке той намек. Читай, у Лукоморья дуб зеленый, На дубе этом — цепь от корабля… Да вот беда — во времени лакуна: Предание не помнит Антенора, Загадкой нам — Троянова тропа. И все сначала. Батюшка-Дунай! Падение — до дикой скифской темы, Как в опере «Славяне на Днепре». И новые сбираются дружины — В язычестве поспеть в Константинополь! И к слову стих: Что Троя вам одна, Расейские мужи?! Сомкнулся круг. И все же: мы — не скифы. Мы — венеты! Мы — из другой мифической страны! Античный мир! Молочная река. Но кончилась Прекрасная Эпоха. Здесь был поэт — спустя три тыщи лет, Да из-под ног ушел кисельный берег. И от луки — поет волна в просторе. И снова — нелюдимо наше море. Облака
Уходят лирики. Большие темы
Еще размыты — словно облака. Вынашивают юноши поэмы, Разгадывая прошлые века, Клянут еще не прожитые годы И говорят о веке золотом! Они — как будто первые рапсоды — Уже владеют новым языком. Купальские огни
Волхвующий огонь! В тринадцатой строке
Метафора — как дым — развернута к реке. Кромешники плывут — в летейском серебре! По слову «исполать» — к Перуновой Горе. Как сокол воспари! Впиши сии слова В седьмые небеса, но, чур, до Рождества, И знаками огня, что было, не креси, Живи себе царем — всея святой Руси! От мира в стороне, от века вдалеке Следи кумиров сплав по огненной реке. Ну, кто придумал их, в конце, каких времен? Неведомо! Молчит доконный пантеон. Мятущийся язык священного огня! Прими как жертву ночь. Но упаси меня От красного костра на Хорсовой горе. Плывите налегке — в летейском серебре! Купальские огни горят в зеркальной мгле. Наверное, без них чего-то на земле Не хватит, как росы в рассветной синеве Ивановым цветам и прочей мураве. Заревые снега
Деревня. Детство. Бабы с мужиками.
Культурный слой — как тоненький ледок, И Суриков с потешными полками Идет войной на снежный городок. И все слышней моление о Чуде В звучании трехсложного стиха. Везут в санях проверенные люди Боярыню — подальше от греха! И белый снег летит над красным бором. Я слышу бег буланого коня! И вот уже по выбранным просторам Везут в санях на родину меня! И все светлей, все ярче — как виденье — Над синей поймой розовая рань. Уймись, печаль! Сгори, стихотворенье! Не рви мне сердце, душу мне не рань! Александр Цыганков — поэт. Родился в 1959 году в Комсомольске на Амуре. С 1992 года живет в Томске. Автор книг стихов «Тростниковая флейта» и «Ветер над берегом». Стихи перепечатаны из газеты «Литературные известия» № 37 (67), 2010 г.
moskva "Москва" Март, 2021.
На мотив Борея
АЛЕКСАНДР ЦЫГАНКОВ
Цыганков Александр Константинович – поэт и художник. Родился 12 августа 1959 года в Комсомольске-на-Амуре. Живёт и работает в Томске. Автор книг "Лестница" (1991), "Тростниковая флейта" (1995, 2005), "Ветер над берегом" (2005), "Дословный мир" (2012). Публикации в периодических изданиях: "Сибирские огни", "День и ночь", "Литературная газета", "Дети Ра", "Крещатик", "Урал", "Новая Юность", "Знамя", "Новый Журнал" и др. Стихи вошли в региональные, российские и зарубежные антологии.
На мотив БореяСон Иакова
И бедность — гнет, и роскошь мне претит, И алтари расписаны не Чимой Де Кастельяно... Родина горит! И нет в ней купины неопалимой. Все явленное свыше для царя — Для подданных просеяно сквозь сито. И я давно, по правде говоря, Не верю в то, что истина сокрыта. Она — как сон Иакова. Он спит, И видится ему одно и то же: Опоры нет, а лестница стоит, И так светло — идет мороз по коже! Нет никого! Но чья-то речь слышна... И птиц там нет, но кто-то бьет крылами. И моря нет, но вдаль бежит волна. И темнота накрыта облаками. Минута века Снег падает и тает, земли не долетая. И черные машины осыпаны листвой. Красивая картина! И тишина такая, И снегопад, как порох, горит над головой. И миг подобен чуду. Еще минута века — И всё! И в целом мире огнями октября Пробито наше время, как память человека, И черные машины — в листве календаря. Человек Вот человек дождя — печальней, чем пасмурная погода. Бывают люди света — ясные, как майское солнце. А вот человек луны смотрит из темноты окна И гадает по звездам о том, что прошло и никогда Не вернется, не будет, не повторится ни здесь, ни там — Нигде. Как ему хорошо — смотреть из темноты В бездну бархатного неба, мечтая о том... Воспоминание Что было, то и помню — как тебя, Врачующей не душу, только тело Мечтателя с повадкой соловья, Что норовил из клетки то и дело. Где вы теперь? Картавый шансонье О том не пропоет в пустой квартире. Да и тебя, наверное, нигде Я больше не увижу в этом мире, По крайней мере, той, какою мне Казалась ты — и так была желанна, И совершенна, как на полотне У Боттичелли или Тициана. Три восьмерки Голая поэтесса выходит на сцену. Ропот, аплодисменты, пауза... Поэтесса Громко хохочет. Пауза. Плачет. Всхлипывает. Улыбается. И начинает Декламировать список прочитанных книг, Из коих она выросла, как из одежды. Когда поэтесса упала в обморок, Объявили антракт. Свист и топот. Голая поэтесса лежит на сцене. После драки в театральном буфете Почтенная публика толкается в партере. Визг и крики. Бронза и канифоль. Оркестр исполняет "Полет шмеля". Галерка рвется в первые ряды. Поэтесса поднимает кудрявую голову И просит не играть Римского-Корсакова. В конце двадцать четвертого акта, Когда кареты скорой помощи И полицейские фургоны Развозили зрителей из театра, На сцену вышел Гений Метаморфоз. Голая поэтесса стояла у рампы И отчитывала суфлера за прямую речь Во время натуральной сцены. Занавес. Крылатый флот Улисс от века требует погоды! И ни при чем девятибалльный шторм, И нипочем удачи и невзгоды, Когда сама Эллада за бортом. Не лучше ли доверить век природе — Все испытать и сделать разворот Назад к архаике? Читай, к свободе Вернуться и воспеть крылатый флот, Построенный, как принято, богами — В подарок искрометному царю... Что смертные пожнут за облаками — Об этом ничего не говорю. Перелети-печаль На маленький островок в синей дали морской Уехать, продолжить путь, словно к себе домой Вернуться и созерцать — петь в унисон волнам, Пророчествовать, гадать по четырем ветрам. Перелети-печаль! В небе воздушный флот Вневременных облаков — словом, круговорот Событий, зеркальных рек, звезд переменный ток И несказанный свет, прочитанный между строк. Новая земля Итак, мы решили отправиться дальше...
Лукиан из Самосаты Дальше воды корабли не ходят. Греки
Вспять повернули время. Читай, навеки Зашифровали море в культурном коде, Чтобы разлиться речью в любом народе — Притчею, сказкой, легендой, сатирой, типа Битвы титанов, что рецидив Мениппа Сводят к мотиву вечной эпиталамы В честь Одиссея в самом начале драмы. И никому не разгадать сюжета. Море кипит! И песня еще не спета. Время волной соленой бежит по венам, Словно мечта о чем-нибудь сокровенном. Там и любовь — как случай для "Илиады", И кораблям только сирены рады. Как ни крути, все сводится к трем ядрёным — Внутренним войнам, внешним и межплеменным С ядерным яблоком, выкаченным на сцену. Там не Парис, а Хронос украл Елену И переставил в памяти место встречи — Вот и осталась детям возможность речи На языке одного из народов моря, Что обратятся к ветру: "Полегче, Боря!" — И повернут свой парус иль что там будет По направленью к миру, где их прибудет. И развернется новая "Одиссея" Там, где поет пурга на мотив Борея. Как ни смотри, но Арктика перед нами Словно снега, покрытые городами. Размыкая время Одним не хватит русского, другим — Не языка, а ветерка в просторе, Что рвется в небо с посвистом лихим И размыкает время в разговоре. И записным словечком с языка Слетает век, разобранный на строки. И выше поднимают облака Поэзии воздушные потоки. Так с миром о природе говоря, Аристофан оспаривал Шекспира, Взирая на британские моря С орлиных круч античного кумира. Смеялись дети — пели в высоте Сирены и гудели самолеты! И ангелы в матёрой темноте Сливали мед во временные соты. Праздник Заснеженные сосны на горе. И вдалеке — пробитые огнями Стихи об уходящем декабре Рифмуются со всеми январями. Зима на грани. Мира суета. Планета в календарном переходе. Скорей бы выбраться и вновь с листа Начать или продолжить что-то вроде Легенды на пороге Рождества С двенадцатью забытыми волхвами, Не подобрать, а выстрадать слова, Выстраивая лестницу словами. Начать бы вновь! Да нет, дружок, разлей Свое вино. Не жди второго дара. Ты пригласил на праздник трех царей — Каспара, Мельхиора, Бальтазара. Порадуйся! И с голоса прочти Придуманное звездными ночами. Всю жизнь искал. Всю жизнь терял ключи. И вот — нашел. Поговори с царями... |