А | Б | В | Г | Д | Е | Ж | З | И | К | Л | М | Н | О | П | Р | С | Т | У | Ф | Х | Ц | Ч | Ш | Щ | Э | Ю | Я | # | библиография |
Елена ЛАПШИНА — поэтесса. Публиковалась в журналах "Арион", "Иерусалимский журнал", "Интерпоэзия", "Кольцо А", "Крещатик", "Литературная учеба", "Новый мир", "Октябрь", "Радуга" (Киев), антологиях "Московская муза", "Один к одному" и других изданиях. Автор книг "Вымани Ангела" (2005) совместно с Ольгой Ивановой, "В невесомой воде" (2006). Стипендиат Форума молодых писателей (Липки, 2006), лауреат Международного литературного Волошинского конкурса (2007).
Стихотворение опубликовано в авторской сборнике "В невесомой воде". * * *
…Но дерево, растущее во рту,
всей кроной распирающее нёбо, внезапностью цветочного озноба безлиственную скроет наготу. …Но в подъязычном лежбище корней, где послевкусье молока и мёда, изнеженная, гиблая природа не женщины — не-вежества о ней – не выстоит и впустит холода, и выстудит до самой сердцевины... И облетают кипенные крины. И плоть от плоты — не даёт плода. Публикацию подготовил Евгений В. ХАРИТОНОВ
Стихотворения были опубликованы в журнале "Дети Ра" № 3 (41), 2008 г.
ТЕРПЕНИЕ, ПРЕДОЛЕНЬЕ АДА
* * *
В груди застучало так мелко,
как будто встряхнули ключи. Утихни, дурацкая белка, и лапами реже сучи. Тупица, облезлая цаца, уймись, ты такая, как все. Крайняк, уже поздно метаться в каленом своем колесе. * * *
Преступая стыд, попирая страх
(чай, за явный ропот уже не мрут), — как орехи мацать в гнилых зубах, добывая ядрышко-изумруд. При честном народе за "мать" и медь колесом ходить, бубенцом греметь! А поимав сраму, сдрыснуть в затвор от зубовной боли его тупой: где не тащит вор, где усыпан двор золотой — молчания — скорлупой. * * *
Сквозь узкое ушко забрезжила нирвана —
сияющая блажь, зияющая брешь. И, вроде бы, сидишь на краешке дивана, а, между тем, живешь, как между стен паришь. И смутное внутри — тревожное, как Шнитке, — занозою вошло и намертво вросло. И тянешь изнутри серебряные нитки, и пестуешь свое паучье ремесло. За ради красоты, за гордость и за страх, но все норовит петлей и путается нить… Вдевай ее в иглу, презренная Арахна, — не научилась ткать, так научайся шить. * * *
…Он мечется во мне и пробует: не спеть ли, —
не ветер, но дракон — клыкастый, ледяной, — над городом во мгле накручивая петли — и все-таки во мне, хотя и за стеной. И бьется изнутри — в ночи ему навстречу — всей воле вопреки, не слыша ничего, настойчиво стуча, пренебрегая речью, — в оконное стекло — алмазное чело. * * *
Когда от сквозняка пойдет скрипеть
хоромина, казавшаяся храмом, где ты оставлен с разным прочим хламом, то остается — доживать и петь. И я пою — о том родном втором — в моей сквозной качающейся клети, я все еще пою о вечном лете лиловым горлом, сорванным нутром… * * *
Угомонив горячное вчера,
уже пришло терпение и зренье: ненужности и нежности пора — прелюдия к мистерии старенья. Писать сестре, обновку дошивать, — и никому — не клетка, не докука. Остатнее неспешно доживать без робости, без ропота, без звука… * * *
Мерцает впереди багрово-алый ад, —
и мука, и тоска в его кромешных стонах. А, кажется, еще отпустят и простят, на небеса возьмут, поставят меж достойных, — меж князей и владык… И слышатся едва в сумятице словес евангельские зовы. Сморгнешь, и ничего: что "смоква", что "москва"… И блеклы небеса, что были бирюзовы. А в зеркале — урод: гугнив, подслеповат, и амальгама прет с шипением наружу… .................................................................. Кого еще люблю, и в чем не виноват? Кого еще предам, и что еще нарушу?.. * * *
Какая боль в непрошеной любви —
терпение, преодоленье ада… С такой ни жить, ни умереть — увы… А, если б жить, так умирать — не надо. О, сколько ягод сбросила лоза, и сколько жизней не зачало чрево… Горбатая старуха, дива, дева, медуза, отводящая глаза… Какого меда, вереска, вина еще желать, какого первоцвета? Еще какого ражева, рожна, родства какого, большего, чем это?.. ............................................................. Как тяжело преодолеть себя, и просто жить — поденно, по привычке, пересыпая семечки и спички, не маясь, о небывшем не скорбя… * * *
Д.
Там, где сиротство ставит на всем кресты,
ты задержался взглядом совсем некстати, не восковой, не северной красоты — темноволосый мальчик эльфийской стати: каждого мотылька прибирая в горсть, именовав иных — плотяных и зримых, — Авессалома тонкая злая кость, древняя кровь, остывшая в наших зимах. Эта земля баюкает (чай, земля). Здесь не аукай, не промеряй верстами вечное бегство через мои поля, под горизонт уставленные крестами. * * *
Что Герда — седому Каю —
остуды его года — прощаю и выкликаю глядящих из-подо льда. Какое тут сердце сыто свободой своей чумной? Во льду нелюбви Коцита теплее ли, чем со мной?.. Измиэр
Подземелье драконов, аид, нарожденье химер…
А над ним — горделивейший град — золотая громада: зачумленный мирской-воровской-колдовской Измиэр покрывает ладонями крыш это логово ада. Изогни, Измиэр, смоляную змеиную бровь, околдуй, окольцуй, оседлай, запряги в колесницы или чти, как богов, эту темную древнюю кровь, — им же город жрецов и блудниц мимолетно приснится… Открывают глаза, населявшие мир испокон, пробуждаются недра, и силится шум шелестящий… Выползает на свет изумрудно-багровый дракон, раскрывающий крылья, взлетающий — боги!.. — летящий. |