А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я #    библиография



Вернуться на предыдущую страницу

   Антология

   

Владимир Матиевский — поэт.
Публиковался в литературном альманахе традиционного авангарда "Присутствие" № 6 (16), 2001.

(Из антологии "Ленинградский верлибр")

 

* * *

Если хочешь, чтобы тебя выслушали,
начинай со слов: — Я тоже давно мертвец,
никуда не спеши,
верь только самоубийце,
но главное, будь скромнее...

Художник, и дома не снимая шляпы,
извиняясь за беспорядок, говорит,
что работал всего лишь он — жалкий дилетант.

Поэт хвалит другого поэта, говоря,
что не знает ничего лучше этих или тех строк.

Искусствовед говорит: — Это культурные стихи, —
или же не говорит ничего.

Муж говорит жене, что в нищей стране
пусть и она со своим ребенком останется нищей.

Или сыну: — Если б твой отец был настоящим мужчиной,
ничего подобного не случилось бы.

Влюбленный молчит. Но он хочет сказать фразу Пьера:
— Будь я красивейшим, умнейшим, лучшим из людей,
то сейчас же, не раздумывая, на коленях
просил бы руки и любви Вашей...

 

АВГУСТ

Август — время китайских гипербол
чувственных и природных... хотя
говорить — природа, — здесь... стыдно,
но я говорю — это листья жирные и темные,
и не отнять фонарей ни у одного впечатления...
Время вокзалов, дни возвращений. Память,
мне грустно за твой лексикон,
потому что всегда в тебе
август,
цветы и арбузы,
детство... Старый футляр для очков
казался тогда мне символом понятия "виноват".

Если душно, вечером в августе пахнет вином,
свежей рыбой — в аллеях, потом — в вагонах.
Когда стемнеет, влюбленные всюду идут
по следам некрасивых...
Входят в калейдоскоп веселящего газа.
Автобусы — паноптикумы на колесах,
и люди с детьми
кажутся мне компрачикосами.

Иногда ветер занимается собирательством;
по небу летят облака, —
шпили остры на их ощупь.
В городе же, в полете лишь четыре угла у Исаакия;
те же реалии,
но он меньше, чем в белые ночи,
уже Нева и все вены. Душно и грязно,
чисто и ветрено одновременно.

Вечер... не без сожалений... проходит.
Мавр сделал свое дело... А мавританка?
(в августе это случается и со мной).

Как расстроился город... и погас совершенно:
я нашел его только в начале Обводного, —
так давно привлекала Семинария мой интерес.
Здесь уже начинают жечь листья,
здесь мой друг поднял шапку без козырька
и надел для потехи...
Я сюда приводил всех, кого полюбил.
Кто привел сюда Лавру, перенес Некрополь?
По слезам он, должно быть, ступал.

Гениальные мертвецы... И неталантливые
последователи... Сколько крыс развелось в моем городе!
Август, как гноище:
в нем тлеет словарь обвинений
и кодекс привязанностей,
в нем копаются птицы в нарукавниках...
До свидания, кладбища! Улицы ждут.
Массовой культуре нужны не творцы,
а умелые компиляторы.
Сохрани меня, Господи!

Это очень веселое место, а где-нибудь в центре
я кажусь себе мухой на колонне.
Я — это слишком убого.

Утро. Город.
Есть еще один остров
необитаемый, обетованный...
Я люблю его, одного поэта и Нью-Йорк.
Все остальное достижимо.

За что ты борешься со мной, Господи!
Твое лучшее амплуа — биограф Иова,
реноме — этот август.

 

* * *

Поздно говорить о тебе, дружище,
поздно... в три часа ночи.

Почему не остался ты таким же неприкаянным,
как я?
Ты ведь тоже сезонник в жизни:
зимою — угрюмый грузчик,
летом — Гамен городов
или мастер Громуля,
оформитель чужих бенефисов.
Мы оба не любим богемы,
ходячего рафинада,
всюду толкущихся дур.
Не приведи господь
увидеть нам
цыгана в чайной.

Почему тогда
ты вызываешь у меня досаду,
как вид собственной крови...
Иногда
ты напоминаешь мне человека
со знака "Пешеходный переход".

Мне кажется нынче, что жизнь твоя задана.
Не возражай, старина,
не сердись.
Как один из многих
помешанных на ленинградском чревовещании,
я и себе говорю:

— Ты становишься пятимилионным жителем,
и прошлое
уже не будет
твоим движителем...

 

* * *

Плачу и рыдаю.
Один на городском пляже.
Оставив одежду на мосту.
В дождь и холод в октябре месяце.
...
Могу по праву сказать, что я мертвец.
Тормозящая машина оставляет две кровавые дорожки
на мокром асфальте. То же — и набирающая скорость.
Только на фантастической скорости,
за красным и желтым
можно различить зеленую листву...

В час, когда колядуют на небе,
я пью свою отраву из ковша,
ибо больше не знаю созвездий.
И мне снится последняя смерть...